Месть лорда Равенскара - Картленд Барбара. Страница 3

Ромара стала лихорадочно вспоминать, к кому из родных можно обратиться за помощью. Бабушка умерла, отец тоже, притом он был ее единственным сыном. А вся мамина родня живет в Нортамберленде.

— Когда должен родиться ребенок? — спросила Ромара.

— Я… по-моему, примерно через два месяца, — пролепетала Кэрил.

Ромара не могла скрыть своего удивления.

— Ну да, у меня это не очень заметно, к тому же Харвей покупает мне такие платья, чтобы они скрывали фигуру.

"Вот в чем дело, — подумала Ромара, — потому-то я и не увидела, как поправилась Кэрил». Ее домашний наряд был очень широким и свободным.

Сейчас она более внимательно посмотрела на сестру и поняла: от всякого наблюдательного и любопытного взгляда не укроется, что Кэрил уже не та стройная, худенькая, грациозная девушка, какой была когда-то.

— Я очень боюсь… за ребенка, тихо-тихо, почти шепотом произнесла Кэрил. — Он ничего не разрешает покупать для него, ни единой вещи, ни хотя бы пеленок. Он даже думать об этом не хочет! И мне кажется, он никогда не разрешит мне рожать, а потом воспитывать ребенка в его доме.

— А где же тебе жить? — удивилась Ромара.

— Не зна-а-ю… он вообще не любит детей, — снова расплакалась Кэрил.

Бот беда, подумала Ромара, оказывается, все гораздо запутаннее, чем показалось сначала.

— Не плачь, Кэрил, милая моя, не надо, — попросила она.

— Я так люби-и-ла Харвея, а теперь… теперь он совсем меня разлюбил… я ему больше не нужна-а-а… Что же мне делать?.. Как жить?!

«Не понимаю, как можно вообще питать какие-то добрые чувства к такому чудовищу», — подумала про себя Ромара, но у нее хватило такта и разума не произнести эту мысль вслух. Она просто достала носовой платочек, вытерла слезы со щек Кэрил и протянула ей бокал с шампанским.

— Терпеть не могу шампанское! — раздраженно воскликнула Кэрил. — Первое время, как мы уехали с Харвеем, я его столько пила и лишь потому, что ему это нравилось. А сейчас мне от вина становится плохо.

— Тогда давай я попрошу слугу принести тебе кофе, — предложила Ромара, — или лучше горячего молока. Помнишь, в детстве, когда мы с тобой бывали чем-нибудь расстроены, нам всегда давали по кружке молока?

— Нет, нет, не надо! — торопливо вскрикнула Кэрил. — Слугам это покажется странным. А мне не хочется, чтобы они узнали о моем состоянии.

— Так они наверняка давно обо всем догадались.

— О нет, знает только моя горничная, но она очень добрая женщина и по-настоящему предана мне, — уверенно ответила Кэрил.

«Если я хоть что-то знаю об этой жизни, — с сомнением подумала Ромара, — и, в частности, о слугах то ни один из них, даже самы» преданный, никогда не сможет со хранить в тайне подобную важную новость. Но Кэрил так запугана, так боится всех и вся, что сейчас не время призывать ее быть мужественной и решительной». А самая главная проблема заключалась в том, что Кэрил всегда была несамостоятельной и слабовольной девушкой. Конечно, мысль о побеге зародилась не в ее голове, зато у нее не хватило сил сопротивляться уговорам и лживым обещаниям сэра Харвея. Ромаре не давала покоя мысль, что она непременно должна что-то сделать! Но что она могла предпринять?

Ромара не видела сэра Харвея с тех самых пор, как отец запретил ему появляться в их доме и Кэрил украдкой бегала на тайные свидания с ним. Помнится, это был довольно красивый мужчина, всегда тщательно одетый, правда, несколько напыщенный и вульгарный, с каким-то наглым, шарящим взглядом, который всегда приводил Ромару в сильнейшее смущение. Отец никогда не объяснял, почему он так невзлюбил сэра Харвея; он без лишних разговоров просто запретил ему встречаться со своей младшей дочерью. Когда же генерал прочитал записку, оставленную непослушной Кэрил, он с глубоким презрением произнес:

— Распутник! Мерзкий развратник!

Потом он отшвырнул письмо и объявил, что Кэрил ему больше не дочь. Должно быть, он что-то знал про сэра Харвея или о многом догадывался и потому так плохо к нему относился. Сейчас Ромаре оставалось лишь признать, насколько он был прав.

Слезы у Кэрил почти иссякни, и Ромара решила, что на сегодня волнений достаточно.

— Уже очень поздно, дорогая, — заговорила она, поднимаясь с дивана, — и раз ты не знаешь, когда вернется сэр Харвей, думаю, нам лучше будет отправиться спать. А о моем приезде мы расскажем ему утром.

— Послушай меня, Ромара, он д рассердится. Очень рассердится! Поверь, это не просто слова. Он страшный человек.

— Я его не боюсь, — твердо сказала Ромара, хотя на самом деле это было далеко не так.

Она с нежностью обняла сестру, и в этот момент в холле раздались голоса. Кэрил в ужасе вскрикнула.

— Это Харвей, — вьщохнула она. — Он вернулся!

— Что ж, тем лучше, — спокойно отозвалась Ромара. — Поговорю с ним сейчас же, объясню, почему приехала.

И все-таки она не могла сдержать легкой дрожи. Нет, не от страха, а от волнения, ведь разговор предстоял нелегкий и очень неприятный.

Дверь в гостиную с треском распахнулась, и на пороге появился сэр Харвей Уичболд собственной персоной. На нем был щегольской костюм для вечерних приемов с шикарным галстуком, сбившимся на сторону. Лицо сэра Харвея было багровым, а глаза сверкали от ярости. Он постоял несколько мгновений в театральной позе, уставившись на двух прижавшихся друг к другу женщин. Кэрил тихонько всхлипнула, совсем как маленький ребенок, и проговорила дрожащим голоском:

— Ты вернулся, Харвей?

— Как видишь! — отрезал он. Потом перевел взгляд на Ромару и спросил:

— Что, черт побери, ты здесь делаешь?

— Приехала навестить сестру, — вежливо ответила Ромара. — Думаю, что это неудивительно, особенно… при данных обстоятельствах,

— Каких таких обстоятельствах? — переспросил сэр Харвей, и Ромаре стало ясно, что он выпил.

Конечно, он не был пьян до беспамятства, но, вне всякого сомнения, вино не только воспламенило его лицо, но и пробудило в нем гнев, злобу и ненависть. Он направился к сестрам и, приблизившись к ним вплотную, обратился к Кэрил:

— Я уже не раз говорил тебе чтобы ты не смела ни с кем разговаривать без моего на то разрешения. И уж конечно, не сообщала каждому встречному о том отвратительном состоянии, в котором ты пребываешь.

— Но, Харвей, я не виновата.

— А кто виноват? — яростно зашипел он. — Когда же ты научишься держать рот закрытым и не болтать лишнего, плакса ты безмозглая?!

Он размахнулся и ударил Кэрил по лицу, да так сильно, что та упала на диван, с которого только что встала.

— Что вы делаете! — в негодовании закричала Ромара. — Как вы смеете бить мою сестру!

Сэр Харвей тут же забыл про Кэрил и переключил все свое внимание на Ромару.

— Я буду делать то, что мне нравится! — рявкнул он. — И никто не смеет мне указывать или мешать!

— Я не позволю вам безобразничать, — заявила Ромара, — и, кроме того, я намерена приложить все силы и заставить вас выполнить обещание жениться на Кэрил.

— Оч-чень интересно, и как же ты собираешься это сделать? — в голосе сэра Харвея послышалась неприкрытая угроза.

— Если вы не женитесь на ней, всем вашим друзьям, всем знакомым, каждому человеку в Лондоне станет известно о вашем недостойном поведении. А если будет необходимо, я обращусь с просьбой о помощи к самой королеве.

Ромара говорила звенящим голосом, ясно выговаривая каждое слово, глаза ее сверкали от гнева. Она сильно побледнела, но держалась с гордостью и достоинством.

— Так ты считаешь, маленькая мерзавка, что имеешь право портить мне жизнь?! — в ярости закричал сэр Харвей. — Да если ты при людях хоть словечко обо мне пикнешь, я тебя просто-напросто убью! Можешь не сомневаться, убью как грязную тварь!

Он размахнулся и ударил Ромару кулаком прямо в лицо. Она покачнулась и упала на колени. Кэрил истошно закричала. От этих пронзительных звуков сэр Харвей совершенно потерял остатки здравого смысла. Он рывком поднял Ромару с пола, несколько раз ударил ее с неистовой злобой, а потом, крепко схватив за руку, быстро поволок из комнаты. У дверей он заметил ее лежавшие на стуле накидку, дорожную шляпу и сумку и подхватил их в другую руку.