Отпустить или влюбить? (СИ) - Фомина Татьяна. Страница 2
Всё верно, к алкоголю у брата резко негативное отношение. Ему было десять, когда погибли наши родители, и он уверен, что, если бы отец был трезв, ничего бы не случилось. Тут я с ним была согласна.
А вот сестрой он называл меня только тогда, когда очень сердился.
– Слушай сюда, братик. Я. Не. Пью! Это понятно? – ещё не хватало мне морали выслушивать.
– А что ты делаешь? Лечишься? – усмехнулся брат.
– Точно! Господи, не прими за алкоголь, прими за курс лечения, – произнесла, подняв глаза к потолку. – Видишь, я даже молитву знаю.
– Так, по-моему, кому-то хватит, – Эд забирает со стола бутылку вина и выливает остатки в раковину.
– Ты с ума сошёл?! Это «Фантом»!
– А вот не фиг всякую дрянь пить.
– Это очень дорогая… дорогое.… Это не дрянь, а вино!
– Мне всё равно. Соня, хватит. Очень тебя прошу.
– Ладно, – согласилась. Всё равно всё вылил. – А петь можно?
– Пой, – разрешает Эд.
– Я из-за тебя забыла, что пела, – высказываю претензию брату.
– Вот, уже и склероз начинается, – пеняет мне Эд. Кинула в него салфеткой, но этот поганец увернулся. – Про мужика ты пела.
– Какого мужика? – уставилась на Эдика, нахмурившись и пытаясь собрать мысли в кучку.
– Женатого.
Да ну, нет?! Я не могла! Чтобы брату сказать о своём самом любимом кошмаре?!
Ни-ког-да! В каком бы состоянии я не была.
– Изыди, мелочь.
Великая моралистка: «А я, между прочим, предупреждала, что ничем хорошим это не закончится».
Боже, только не сейчас. Да-да. Это мои женские капризы. Куда я без них. Как у всякой нормальной женщины (или ненормальной, в этом мире всё относительно) у меня есть свои, нет, не тараканы (фу, гадость!), а Музы. Только вот когда они, действительно нужны, эти су…дарыни никогда не подскажут ничего умного. А как на мозг или совесть надавить – это всегда, пожалуйста!
Шальная императрица: «Ой, вот только не надо про совесть, ладно? Я и так в последнее время, только песни и слышу, и на этом всё! Ни одного мужика. Ни женатого, ни холостого – никакого. Хоть бы один, а? Нет никого! Ау?! Так и зачахнуть можно».
Женская логика: «С точки зрения…»
Шальная императрица: «Кто-нибудь, налейте ей вина! Она такая смешная, когда пьяная. Хи-хи. Её в природе не существует, а она ещё и «точки зрения» двигает».
Так, всё. Достали! Не будет вам ни вина, ни мужика! А будете ныть – в монастырь уйду!
Шальная императрица: «А монастырь мужской?»
Великая моралистка: «Так там же монахи».
Шальная императрица: «И что?! Скоро с вами не только монашкой станешь!»
Вот реально достали! Всем спать!
Только вот сна у меня ни в одном глазу не было. И Эд не прав: вино не добавляет проблем, оно просто заставляет о них забыть, и завтра к этим же проблемам добавится ещё одна: головная боль. Видимо мой мозг где-то на уровне подсознания категорически отказывался принимать алкоголь, и каждый раз сурово наказывал за непослушание.
Но иногда я давала себе слабинку. Но ведь можно отдохнуть в компании? Можно. Только обычно после такого отдыха, я просыпалась неизвестно где, и к головной боли добавлялся вкус разочарования и в себе, и во всём, что тебя окружает. Не хочу.
Я не слабая и не падшая. Я сильная и независимая. Но невозможно быть сильной всегда, от этого чертовски устаёшь, и хочется… петь. Как сейчас. Ну, Эд. Ну, паршивец! Такое вино вылил! Я выпила всего бокал. Или два?
– Соня, я надеюсь, ты за руль сегодня не сядешь? – на кухне, как чёрт из табакерки, появляется Эдик.
– Уйди, мелочь.
– Соня, если ты не прекратишь пить, я тебя закодирую.
– Ты совсем берега попутал?! Где ты видишь, что я пью?! Я по-ю! Ты, между прочим, сам разрешил петь, так что терпи. И, вообще, женить тебя что ли? Чтобы мозг жене выносил, а не сестре.
– Ты бы лучше сама замуж вышла.
– Че-го?! Я? Замуж?! Ни за что.
– Не «ни за что», а «ни за кого», – поправил брат.
– Да ёкарный огурец! Какие мы грамотные! Прямо на фиг послать некого. Всё. Я спать! И не дай бог, ты меня разбудишь, у меня завтра важная встреча.
– И поэтому ты сегодня наклюкалась?
– Боже! За что мне такое наказание? Эдик, братик мой любимый, от-ва-ли!
– Даже не мечтай. Ты так совсем скатишься. Смотреть за тобой кроме меня некому, так что готовься, сестра: с утра тебя ждёт лекция о здоровом образе жизни.
– Эдик, клянусь: бросаю пить – встаю на лыжи! Только отстань, ладно?
– Это ничего, что на дворе лето?
– Блин, ну ты сам мне до зимы отсрочку даёшь, заметь.
– Иди уже спать, кому-то завтра на работу, – смягчился брат.
– Вот! – поднимаю указательный палец, отмечая важность его слов. – Мы, девушки, а особенно юристы – натуры с тонкой душевной организацией. Нас обижать нельзя.
– Ага. Иначе эта «тонкая душевная организация» найдёт подходящую статью.
– Господи, и почему за занудство не наказывают?
Я была права – голова болела. Как же противно, когда знаешь всё заранее. На прикроватной тумбочке стояли стакан, бутылка негазированной воды и упаковка растворимого аспирина. Попробовала улыбнуться, но скривилась от неприятного ощущения.
– Спасибо, Эдик. Ты самый лучший, – прошептала, открывая воду и наливая в стакан. Выпила. Спасительная прохлада вернула к жизни. Пока обойдусь без аспирина. Если само не пройдёт, тогда уже придётся идти на крайние меры.
Посмотрела на циферблат электронных часов. Пять утра. Ни раньше, ни позже. Во сколько бы я ни легла спать, организм подрывался всегда в одно и то же время. Привычка, выработанная за девять лет, когда пришлось из беззаботной юности окунуться с головой и почувствовать на собственной шкуре всю «соль» жизни.
Я училась на втором курсе юридического факультета, когда родители погибли в автомобильной катастрофе, и на мои плечи легла забота о младшем брате. Эду было десять. Совсем мальчишка, который уже всё понимал, но ничего сделать ещё не мог. Ни о каком детском доме речи быть просто не могло.
Хвататься приходилось за любую подработку, которая только подворачивалась, и моё утро начиналось в пять часов, чтобы я успела вымыть полы в ближайшем супермаркете, а в семь разбудить, собрать и отправить брата в школу, самой бежать на учёбу, а после занятий лететь ещё на две подработки.
И всё было ничего, пока, убирая последний зал поздно вечером, не почувствовала, как меня схватили за бёдра крепкие руки (я как раз наклонилась выжать тряпку).
– Какая аппетитная, – услышала.
Я узнала этот голос. Валентин, сын хозяйки магазина, замещал свою маменьку. Скользкий и противный. С ним я почти не пересекалась, а вот девчонки частенько на него жаловались. И какого лешего он торчит здесь так поздно?
– Руки убери!
– Сонечка, детка, ты почему такая грубая?
Выпрямилась и оказалась прижатой к крепкому мужскому телу.
– Я сказала, руки убери, – повторила.
– Не могу. Я ведь только из-за тебя приехал, крошка, – прошептал Валентин мне на ухо, разворачивая к себе.
– Правда?! – съехидничала. – На всех уже успел клеймо поставить?
– Ага, – Валентин плотоядно улыбнулся.
Меня чуть не вывернуло. Я прекрасно знала, что сопротивление его только больше заводит, но он всегда получает своё. Сколько девчонок уволилось из-за этого гада. А поскольку швабру я так и не отпустила, то и приложила тряпкой к наглой роже.
– Су… – выругался Валентин.
– Самая настоящая. Ещё раз меня заденешь, вылью всё ведро на твою голову. Понял?
Видимо, не понял, потому что я оказалась в следственном изоляторе, где мне предъявили ни больше, ни меньше, как кражу денег из кассы Появившийся маменькин сынок «пожалел», сообщив, что заберёт заявление, если я буду более сговорчивой. Указала направление, выражаясь совсем не по-женски.