Муж напрокат (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна. Страница 4
— Давай дядя Афанасий отнесёт тарелочку на кухню сам, — он старается как может, цедит сквозь зубы, надавливая.
Ника не обращает внимания и тянет. Но мужики же не любят, когда с ними спорят, тем более те, у которых нет детей, и особенно работающие на должности.
В общем, перетягивание каната оканчивается тем, что Ника опрокидывает тарелку на Афанасия.
Я в ужасе замираю, увидев на его белой рубашке капусту, а на брюках огромное мокрое пятно.
— Ты что натворила?! Это же новые брюки и рубашка! — Вскакивает Афанасий.
Тарелка со звоном летит на пол. Замглавы хватает Нику за руки. Та испуганно жмётся. А я ругаю девочек сама, воспитываю как могу, но, когда кто-то повышает на них голос, не могу этого выдержать, моментом превращаюсь в фурию.
— Афанасий, не кричи на ребёнка и отпусти её руку. Ника, иди, пожалуйста, в свою комнату.
— Он всё равно мне не нравится! — кричит младшая и убегает.
А Афанасий встаёт и, стряхивая на пол капусту, злится, пытается привести брюки в порядок. Я иду к шкафу, открываю, достаю кое-что из одежды мужа.
— Это папино! Не смей ему давать! — с порога орёт старшая. — Это папина одежда!
— Ты вообще их воспитываешь? — не выдерживает Афанасий. — Где у тебя ванная?
Я негодую, я злюсь. Мне всё это активно не нравится. Вся эта ситуация нелепая. Едва сдерживаюсь. В узкой ванной комнате пытаюсь оттереть следы супа с его рубашки. А Афанасий, как только дверь в ванную комнату закрывается, обхватывает меня двумя руками и накидывается с поцелуями.
— Давай просто пойдём ко мне на ночь, там успокоимся и забудем всё, что вышло. У меня ужин есть, и баню натопим.
— Я не люблю баню, — повторяю в тысячный раз.
— Я не могу без тебя, Ксюша. Ты такая красивая. Я с ума по тебе схожу.
Целует шею, подбородок, лицо.
— А дети как же?
— Михайловне оставь. Она присмотрит. А я по тебе скучаю. Нам вдвоём надо побыть, и всё наладится.
Я смотрю перед собой. Только и чувствую, как мужские губы по коже ползают. И злость меня берет за девочек, и всё это раздражает.
— Не получается у нас, Афанасий. — Аккуратно отталкиваю я его, присаживаясь на край ванны. — Не выходит.
— Что же, и замуж за меня не пойдешь?! — злится он.
Медленно кручу головой, опустив руки с полотенцем. Афанасий, психанув, уходит.
Сегодня яркий тёплый солнечный день. С утра я работаю не покладая рук, с хорошим настроением собираю пыльцу в ведро, добавляю рамок в гнёзда. По пасеке сейчас ходить одно удовольствие. У забора расцвели высокие деревья черемухи: душистые, огромные, чуть ли не до самого неба, и белоснежные, как фата невесты.
Неподалеку пышно цветут вишня, айва и черешня, радуя яркой пеной цветов. Необыкновенная красотища. Мой сад, очень сильно разросшийся на склоне за домом, как будто одет в свадебный наряд из розово-белых цветов. Над ним гудит рой пчёл. Обожаю.
Пчёлки работают, переносят пыльцу, а вот с одним из ульев беда.
Здесь пыльца, перенесённая насекомыми, сыплется на пол. Это всё потому, что пчёлы на подлёте к улью забили контейнер. Вот так вот они поработали. Ко мне подходит Егор, вздыхая, предлагает пирожок, испечённый Михайловной. Есть не хочу, работать надо.
— А ты спрашиваешь, зачем я ставлю у входа пыльцесборники. Вот представь, Егор, что вся эта пыльца оказалась бы на рамках, а куда складывать нектар? Пчела-то не понимает, хватит или не хватит пыльцы. Она просто занимается своей работой. Заготовкой будущей перги на зиму.
— Я не это спрашивал, Ксения. Я интересовался, как у вас с Афанасием Петровичем дела обстоят. Сбежал он со сватовства, и дальше что?
— Помирились мы с твоим Афанасием. — Скидываю пыльцу на один большой поднос, любуясь этим кладезем витаминов. — Хотя двадцатилетнему мальчишке необязательно знать мои дела с Петровичем.
— Я взрослый мужчина. У меня так-то своя невеста есть, и ты всего на семь лет старше. Вот любит он тебя, Ксения. Всё тебе прощает. А ты нос воротишь. Вышла бы за него и сад в порядок бы привела, за дом расплатилась.
— В тебе сейчас говорит Михайловна. — Задумчиво открываю крышку улья — семья в нём на двенадцать рамок, она изначально была сильная и трудолюбивая — беру стамеску и начинаю шкрябать рамки, пчелы тут же облепляют руки.
— И как же вы помирились?
— Он товарищ вспыльчивый и темпераментный, но так-то отходчивый. Вечером, после ссоры, когда я уложила девочек спать, снова явился — с букетом побольше — и рассказал мне о том, какая я всё-таки красивая. Потом поцеловал пару раз и обещал нас всех свозить в кино на семейный сеанс.
— Ну вот, хороший же мужик. — Берёт у меня рамку Егор, а я достаю следующую.
Солнышко светит, тепло, приятный ветерок обдувает, на цветах пчёлы жужжат, мёд собирают.
— Кто же спорит-то, просто замечательный мужчина. — Поднимаю вторую рамку на свет, она на солнце переливается золотом.
— И что дальше-то было?
— Он потянул меня в сарай и там достал кольцо. У него вообще необычная тяга к сену, которая, к слову, меня очень пугает.
— И ты сказала… — Приподнимается Егор на цыпочки.
— Я сказала нет, Егор, младший помощник пчеловода.
— Почему сразу младший? Я у тебя один, значит, я просто помощник пчеловода. Так, стоп, — мотает головой. — Погоди. Не путай ты меня. Не может быть. Замглавы нашей администрации, самый видный мужик этого и соседних районов стал перед тобой на колено, а ты ему — нет?
— Ну не люблю я его, Егор, — вздыхаю, разделяя обратной стороной стамески корпуса и раздвигаю рамки, чтобы достать следующую. — Я мужа люблю своего, Ивана. Если бы он ещё с детьми моими поладил как-то. А то ведь вижу я, что не по сердцу ему мои девочки. Да, они сложные, я не спорю. Но это всё потому, что внимания им не хватает.
— Когда это было?
— Да в начале недели, вроде. Или раньше, в конце предыдущей. Он всё время ходит, я запуталась. Короче, когда отказ услышал, взбесился, выбежал из сарая, потом снова забежал в него. В губы поцеловал и сказал, что пока потерпит и понимает, что мне надо подумать. На следующий день детям принёс мороженое.
— Какой же хороший мужик. Представляю, как он расстроился. Это же просто удар по самолюбию.
— Ну так и выходи за него, Егорушка, раз такой хороший. В общем-то, он мне нравится, но не нравится детям. — Поднимаю другую рамку и подношу поближе. — А вот, кстати, матка, Егорушка, которую мы с тобой в прошлый раз пометили. Ну вроде всё хорошо у неё, брюшко здоровое, длинненькое.
— Ладно, — обижается Егор, — больше не буду к тебе лезть с Афанасием, решай сама.
— Да неужели? — смеюсь я, и мы продолжаем работать.
К вечеру я очень сильно устаю. И, съездив в банк, возвращаюсь довольно поздно. Мы слегка просрочили кредит по дому за этот месяц, и банку это активно не нравится. Дом мы покупали, ещё когда Иван был жив, кто же знал, что теперь всё это ляжет на мои плечи. Но ничего, главное, завтра удачно продать партию мёда и тогда я смогу расплатиться. Голова кругом. Сейчас мёд самый ранний, и он же самый полезный. Его хорошо берут.
Дети встречают меня с шумом и визгом. Снова чумазые и босые девчонки играют в футбол. Улыбаюсь и, несмотря на усталость, присоединяюсь к ним.
В этот момент к дому подъезжает какая-то незнакомая машина.
Из неё выходят двое мужчин и женщина. Дама фыркает, едва не поскользнувшись на огрызке. Сколько раз говорила девочкам не бросать где попало остатки фруктов. А может, это Гришкина работа, он вечно всё вытаскивает из мусорки.
Незваные гости здороваются и представляются инспекцией по делам несовершеннолетних, а Аська размазывает грязь по лицу и прячется. Дети не отвечают, словно чувствуют неладное. Мне тоже не нравится эта женщина. На ней типичный костюм административного работника. Я же не успела переодеться, и она с отвращением смотрит на мои грязные джинсы. Хорошо хоть комбинезон сняла.
— Не рановато ли босиком разгуливать?
— Я же вам говорила, земля ещё холодная. Девочки, обуйтесь.