С любовью, Я (СИ) - Маас Есения. Страница 22

— Не ври, подруга, — погрозила пальчиком Нэнси, разглядывая меня со всей строгостью учительницы. — Ты же вспыхнула, побелела и едва не свалилась, когда его заметила. Ладно мне, но ты же себе лжёшь!

— Забей. — Я скосила глаза вбок, словно потрескавшаяся на стене плитка была увлекательным зрелищем.

— Джоэл — это тот самый парень, которого тебе прочат в мужья? — деловито уточнил Майлз, помешивая спагетти в кастрюльке.

— Да, — устало отозвалась я. — Давайте уже закроем эту тему. Надоело.

Переглянувшись, брат и сестра одновременно кивнули и продолжили начатое: Майлз стряпал ужин, Нэнси читала новости и исследовала сайты агентств. Через несколько минут, она приподняла голову и нахмурилась:

— А ты чего сидишь?

— В смысле? — поперхнулась я и закашлялась, отстукивая по груди.

— Иди играй. Ишь какая хитрая, — протянула весело Нэнси. — Я тут агентство выбираю из-за нашего уговора, а ты не музицируешь. Так нечестно.

Вздохнув, я обвела взглядом кухню, будто ища поддержки у старых стен, покрытых пожелтевшим кафелем с узорами полей и трав. Перед глазами промелькнула маленькая девочка. Весело хохоча, она брызгалась водой на мать, которая шла на неё, расставив руки и бурчала. Один из немногих счастливых моментов прошлого. До того, как я начала играть. Едва мать осознала, что я могу не только играть, но и писать музыку, начался кошмар. Сморгнув, я избавилась от наваждения прошлого и поставив чашку в раковину, пошла в зал. Я обещала, значит должна играть.

— Динь, — окликнул Майлз, сливая макароны и снимая полотенце с плеча. — Погоди. Я с тобой.

Слава богу, я мысленно выдохнула и оперлась на потёртый дверной косяк. Душка Майлз сегодня был одет в растянутые треники и футболку с изображением кота Шрёдингера. Светлые волосы разлохматились, на щеке остался след от чернил. Мягкие тапки в форме Дарта Вейдера завершали образ. Если к этому прибавить большой вес и абсолютное нежелание что-то менять, можно вполне себе представить, почему Нэнси так с ним носилась.

— Ты как? — шёпотом спросил он, когда мы остановились перед дверьми. — Динь, если не можешь, то не стоит себя заставлять и не слушай Нэнс, она та ещё зануда.

— Да нет, — выдавила я, толкая лёгкие створки грязно-серого цвета. — Я попробую.

— Ладно. Я посижу с тобой, ты не против? — Друг положил ладонь на моё плечо, давая понять, что поддержит. Хотя я была уверена, что Майлзу просто страшно заходить в комнату, где когда-то убили человека.

Щёлкнув выключателем, я зажмурилась и распахнула глаза, наблюдая за тенями на потолке. Май быстро опустил жалюзи на окнах и устроился на краешке софы у дверей. Следы босых ног — память о моём возвращении, сияли на покрытом пылью полу.

Подцепив пальцами молочно-снежное покрывало, я аккуратно стянула его с инструмента и скинула. Сияние дерева ничуть не изменилось за столько лет. Аккуратно, едва дыша подняла клап и задохнулась от восторга. Сколь мало мне нужно было для счастья. Рука повисла в воздухе. Сложность выбора между победой над страхом и тихой норой улитки вынуждала дотронуться.

Подрагивающие пальцы тронули клавиши. Приятный холодок разлился по пальцам заставляя сердце скакать, кожа покрылась мурашками. Облизнув пересохшие губы, я села на стул и отрегулировала высоту.

Столько лет…

В голове послышался негромкий перелив мелодии. Ничего не забыто. Нажав на несколько клавиш, я послушала звук, с удовлетворением отметив, что рояль не расстроен и пробежалась по клавиатуре, жмурясь от наслаждения.

— Ты не будешь поднимать крышку? — подал голос Майлз.

Я успела забыть, что не одна.

— Нет, — прошептала, вслушиваясь в звучание каждой клавиши. — Для игры дома это абсолютно не обязательно. И потом. — Я ласково погладила корпус. — Я хочу вернуть себе друга, а не давать концерт.

Я играла почти до полуночи. Чувства лёгкости и правильности происходящего вселяли надежду. Да, выступать я больше не собиралась, но ведь никто не запрещает играть до посинения дома. Правда?

— Диана?

На плечо опустилась невесомая рука, слегка сдавливая. Я взмахнула кистью и откинула голову, прижимаясь к тёплой коже и вдыхая любимый аромат, столько лет круживший мне голову.

— Ты прекрасна, Диана.

Улыбнувшись, я заиграла с новой силой. Голова качалась в такт мелодии, пальцы сводило от напряжения. Но мне было всё равно, ведь меня слушал он. Из-под прикрытых век побежали слёзы, не отвлекаясь я снова и снова проигрывала клавиатуру и жала на педаль.

— Я люблю тебя, Диана… Сыграй мне снова.

Лёгкий кивок и ураган, бушевавший в сердце, вырвался на волю. С каждой нотой звук был чище, сильнее, ярче. Под конец мои пальцы с остервенением жали на клавиши, так, будто от этого зависела жизнь. Последняя соль мажор взорвалась, оставляя внутри пустоту. Я выжала всё, что могла. Всё, что хранила столько лет, тщательно пряча за стеной безразличия.

— Динь? — Майлз подскочил и остановился на полпути. — Почему ты плачешь?

— Хорошо, — хрипло выдавила я. — Майлз, сейчас всё хорошо. Спасибо.

— Мне показалось, что в какой-то момент ты стала играть по-другому… — осторожно начал он. — Точно нормально?

— Да. — Я откинулась, всматриваясь в лампочки на потолке. — Не беспокойся.

Повернувшись к дверям, откуда донеслось покашливание, я с удивлением заметила на щеках Нэнси мокрые дорожки. Большие капли собирались на подбородке и падали, оставляя влажные кляксы на тёмном полу. Как противовес этому её глаза сверкали злобой. Нэнси судорожно вытерла мокрые щёки и собралась уходить.

— Нэнси? — Я было поднялась, но сразу села. — Что не так?

— Всё! — выдохнула она, снова вытирая щёки и кривя губы. — Здесь всё неправильно! Такой талант… Почему?..

— Если ты о том, чтобы я возобновила игру на публику, то даже не обсуждается, — резко отозвалась я.

— У тебя такой талант, — будто не слыша, повторила она. — Так несправедливо.

Я уставилась на подругу не в силах её понять. При чём здесь талант и что было несправедливо?..

— Пошли есть, — разрядил обстановку Майлз и улыбнулся.

— Ага. — Я усмехнулась и закрыла клап, проведя пальцем по гладкому дереву. — Надо отвлечься и отдохнуть.

Когда Майлз ушёл вперёд, насвистывая какую-то песенку, Нэнси задержала меня, и как мне показалось, слишком резко спросила:

— Кому ты играла?

— Что? — Я распахнула глаза и повернулась. — Никому. Просто играла.

— Не ври, — жёстко ответила она. — Я видела твои глаза. Ты играла для кого-то. Для кого?!

— Тебе показалось, — вздрогнув, прошептала я и ускорила шаг. — Просто показалось.

— Ну да, — донеслось из-за спины.

Оставив Нэнси одну в коридоре, я поспешила на кухню, чтобы отделаться от настойчивых вопросов. Согласиться с Нэнси, означало признать, что все мои попытки избавиться от этого чувства потерпели крах. Я не могла этого позволить, не могла. Но его образ был столь явен, будто живой, даже запах духов был и теплота тела, и бархат кожи рук. Всё было как наяву.

Чёртово наваждение.

Я раздражённо отодвинула стул и уселась за стол.

— Сок или газировка? — Майлз шлёпнул на стол тарелку с пастой.

— Воду, — вздохнула я. — Мне нельзя сладкое, иначе снова разнесёт.

— Ладно, — несколько удивлённо согласился друг.

Когда мы все расселись и приступили к позднему ужину, Нэнси прочла молитву и усмехнулась:

— Традиция, осталась в наследство от бабушки. И хоть в церкви я ни разу не была после её смерти, благодарность за еду это святое.

— Как пожелаешь. — Я намотала на вилку спагетти и отправила в рот. — Бог мой, Майлз, как же это вкусно!

— Спасибо, — покраснел он.

— Это его собственный рецепт, — подначила Нэнси. — Любовь к химии помогает с дозировкой ингредиентов.

Мы ели не спеша, смеясь и вспоминая прошлое. Когда часы в коридоре пробили двенадцать раз, в тишине дома раздался звонок стационарного телефона.

Моя рука застыла на полпути ко рту. Майлз замер не дожевав, а Нэнси едва не упала со стула. Повернув ко мне мертвенно-бледное лицо, она икнула и прошептала: