На парусах мечты - Картленд Барбара. Страница 13

Нельсон прислал сэру Уильяму Гамильтону письмо, в котором сообщил, что для дальнейшего продвижения эскадры ему необходимы провизия, фрегаты и опытные лоцманы.

— Сэр Уильям очень расстроен положением дел в эскадре, — жаловалась леди Гамильтон.

С Корделией и Дэвидом она говорила откровенно, испытывая необходимость поделиться с кем-то своими сокровенными мыслями и тем самым облегчить мучившую ее тревогу.

— Может ли сэр Уильям помочь адмиралу Нельсону? — озабоченно спрашивал ее Дэвид.

— Что он может сделать? — с тяжелым вздохом отвечала леди Гамильтон. — Король подписал соглашение, в котором обязался не пускать в свои порты британские корабли и не снабжать их провиантом! А уж что касается фрегатов…

Леди Гамильтон в отчаянии смолкла, и они поняли, что даже королева Мария-Каролина не посмеет помочь англичанам, когда французские войска угрожают ее государству.

Сейчас, сидя в беседке над обрывом и любуясь открывающимся видом, Корделия старалась не думать о войне, кораблях, французах и коварном Наполеоне.

Сегодня ей хотелось наслаждаться красотой Неаполя и забыть обо всем другом.

Бабочки кружили над камелиями, цветы жасмина благоухали, белый голубь, один из тех, что содержались на голубятне, опустился на край балюстрады напротив нее и пытливо уставился своими красноватыми глазками-бусинками.

Девушка сидела не шелохнувшись, слушая воркование голубя, напомнившее ей о диких голубях в Стэнтон-Парке и о заброшенном теперь родном доме, в котором остались жить лишь несколько слуг.

Ставни на окнах были заперты, мебель накрыта чехлами, и никто не знал, когда в доме появятся хозяева, да и появятся ли вообще.

Корделия всегда представляла, что будет жить в Стэнтон-Парке до женитьбы Дэвида или до той поры, пока сама не выйдет замуж и не переедет в дом супруга.

Брату она боялась признаться, что ее сердце разрывалось при мысли о том, что, оставив дом, она рассталась со всем, что было дорого ей, что связывало ее с воспоминаниями об отце и матери.

Мать обожала Дэвида и больше внимания уделяла ему, а потому для Корделии отец был ближе и в ее глазах воплощал все самые лучшие человеческие качества.

Она любила его слепо, как способен был любить только ребенок, не подвергая сомнению и не анализируя свои чувства, испытывая счастье от одного его присутствия.

Сэр Уильям немного напоминал ее отца, и потому ей легко было понять леди Гамильтон, жизнь которой, судя по слухам, была неустроенной и малодостойной до приезда в Неаполь, где она нашла счастье с ним.

Сэр Гамильтон, казалось, не обращал внимания на открытое восхищение и чрезмерное внимание, проявляемые к его жене пылкими неаполитанскими аристократами.

«Возможно, брак с мужчиной, который намного старше женщины, — большая ошибка», — подумала Корделия, но при этом не могла не признать, что подобное замужество бывает порой счастливым, так как придает женщине чувство надежности и защищенности.

При мысли же о браке с молодым мужчиной, как тот, что преследовал ее в Англии, или с неаполитанским герцогом она помрачнела и с сожалением подумала, что в такой прекрасный день не стоит предаваться подобным размышлениям.

Но девушка ничего не могла с собой поделать, и мысли текли своим чередом. В герцоге ее особенно пугала сила его страсти, которую он и не собирался скрывать от нее. Она это чувствовала, но, будучи невинной, не понимала, к чему это приведет.

«Нельзя судить обо всех мужчинах по тем немногим, кого я знаю», — рассуждала Корделия с присущим ей здравым смыслом.

Услышав чьи-то шаги на посыпанной гравием аллее, ведущей к беседке, она решила, что это Марк Стэнтон, который уже знал, что его кузина очень любит это место.

«Если ему сказали, что я вышла в сад, — подумала девушка, — то он догадался, что я нахожусь в беседке».

Шаги приблизились, ветки жасмина, закрывающие вход в беседку, раздвинулись. Увидев, что перед ней не Марк Стэнтон, которого она ожидала, а герцог ди Белина, Корделия замерла и сжалась от страха.

Он направился к ней с лучезарной улыбкой, а она не могла пошевелиться и только смотрела на него широко открытыми, испуганными глазами.

Герцог ди Белина в силу своего положения был чрезвычайно самоуверенный мужчина. Едва достигнув совершеннолетия, он считался самым знатным и привлекательным холостяком в неаполитанском обществе. К тридцати годам герцог испытал все наслаждения от удовольствий и развлечений, которыми так была богата столица королевства, и был уверен, что любая женщина, будь она знатной или простушкой, с готовностью предложит ему свою любовь, если только он соизволит обратить на нее свое благосклонное внимание.

В его жизни еще не было случая, когда женщина относилась к нему холодно или отвергала его, пока он не встретил Корделию.

Ее нежная, чистая красота пленила его с первого взгляда.

Он пресытился сладострастными чарами, которыми одаривали его в Неаполе, в других городах по всей Италии, куда бы ни заносила его судьба.

В отличие от темных, горящих глаз, от смуглой кожи и ярких, жадных до поцелуев губ, тонкие, классические черты лица Корделии, ее белая кожа, золотистые волосы и гордые, сдержанные манеры восхитили его, как никогда раньше.

Герцог ди Белина твердо решил, что эта очаровательная девушка непременно должна принадлежать ему, но при ее положении в обществе он мог добиться ее, только предложив ей законный брак, что он и сделал с видом короля, оказывающего благодеяние своей милостью.

Когда же Корделия Стэнтон отказала ему, его удивление было настолько велико, что со стороны могло показаться смешным.

Свою уязвленную гордость неаполитанский герцог утешил простым объяснением: Корделия — англичанка, натура холодная и рассудительная, а потому расчетлива и не спешит с ответом, разыгрывая при этом из себя недотрогу.

Представить, что он может быть неприятен особе женского пола и даже пугать ее, ему и в голову не приходило.

Герцог был совершенно уверен в своей мужской привлекательности, а длинный шлейф любовных побед, тянущийся за ним, давал ему неоспоримое право считать, что не было на свете женщины, равнодушной к нему.

Когда Корделия отвергла его предложение, он обратился к леди Гамильтон, чтобы заручиться ее поддержкой и помощью.

Как герцог и ожидал, леди Эмма с готовностью согласилась помочь ему. Она и вправду считала превосходной идеей пополнить высшее общество Неаполя еще одной знатной англичанкой.

Но как бы искусно леди Гамильтон ни доказывала выгоды брака с влиятельным герцогом ди Белина, на Корделию это не производило ни малейшего впечатления.

К своему удивлению, герцог обнаружил, что молодая англичанка ничуть не была польщена его вниманием и умышленно избегала его общества, ускользала от его ухаживаний, чем все больше и больше расстраивала его и лишала надежды.

Поначалу очарованный и увлеченный красотой Корделии, он в последнее время был доведен до безумия ее равнодушием и пренебрежением.

В нем пробудился древний охотничий инстинкт, и с настойчивостью, которую ранее он никогда не проявлял, герцог решил пойти на любые меры — заставить ее выйти за него замуж.

«Никто, — сказал он себе, — даже этот ничтожный капитан Стэнтон, который так и крутится возле нее, не помешает мне сделать Корделию своей женой!»

Занятый только своими чувствами и не желавший понимать чувства других, герцог ди Белина никак не мог смириться с ударом по самолюбию, нанесенным неожиданным известием, полученным предыдущим вечером в королевском дворце, что скорый отъезд Корделии Стэнтон на Мальту предрешен.

Там же, на приеме во дворце, где Корделия присутствовала, сопровождая сэра Уильяма и леди Гамильтон, он пытался поговорить с ней, но девушка проявила неожиданное для нее хитроумие и покинула дворец, не дав герцогу возможности остаться с ней наедине ни на одну минуту.

На следующее утро он встал непривычно рано и решил отправиться в палаццо Сесса до того часа, когда там обычно начинали принимать визитеров.