Неуловимый граф - Картленд Барбара. Страница 14

Он поймал себя на том, что в это свое посещение присматривается ко всему более внимательно и критично, чем в прошлый раз, и понял, что причина тому — заинтриговавшее его предупреждение Калисты.

Когда леди Чевингтон поплыла к нему навстречу через гостиную, чтобы поприветствовать его, графу сразу вспомнилось все, что рассказывал ему по дороге лорд Яксли.

Видно было, что когда-то она была замечательно красива, и лицо все еще поражало своей красотой.

Она владела удивительным искусством — разговаривая с человеком, заставить его поверить, что он — единственный, с кем она мечтала побеседовать, наслаждаясь его обществом. И она, без сомнения, прилагала все усилия, чтобы гостям было удобно и уютно в ее доме.

Не было ничего, размышлял граф уже позже, вечером, что было бы забыто или упущено; в результате каждый гость чувствовал, что о нем заботятся, его ценят, Утром в комнату каждого мужчины приносили все газеты, какие только издавались в Лондоне. Их доставляли из города на почтовых; самые быстрые лошади сменяли друг друга, причем первая упряжка отправлялась еще с рассветом.

На туалетном столике каждого гостя лежали на выбор три бутоньерки, так чтобы он мог к обеду воткнуть в петлицу понравившийся ему цветок.

Дамы также имели возможность приколоть к корсажу заботливо приготовленные заранее свежие букетики, или просто нести их в руках — в зависимости от своего желания.

Хотя граф захватил с собой своего лакея, здесь в его распоряжение тоже был выделен специальный слуга, который прислуживал ему; кроме того, он был совершенно уверен, что нигде в другом месте за его лошадьми не будет такого хорошего ухода, как здесь, и нигде больше его грумам не будет оказано такого внимания.

Граф с удивлением обнаружил, что и общество тут подобралось весьма своеобразное.

Первый, кого он увидел, был прославленный законодатель беговой дорожки, лорд Джордж Кавендиш Бентинк собственной персоной. Законодатели играли очень важную роль на бегах, вынося свои непререкаемые постановления по различным спорным вопросам; решение их было для всех законом. Они наблюдали также за тем, чтобы все правила жокей-клуба выполнялись неукоснительно в мельчайших деталях.

Лорд Джордж Бентинк, выпускник Итона и офицер лейб-гвардейского конного полка, был красивым стройным мужчиной; у графа было с ним много общего, и им было о чем поговорить, когда они встречались.

Он был чувствительный и в то же время высокомерный, любезный и властный, необыкновенно способный и энергичный, верный друг и мстительный злопамятный враг.

В отличие от графа он был страстным, чрезвычайно азартным игроком и потерял двадцать семь тысяч фунтов, когда Таррар лорда Скарборо выиграл скачки в Сент-Лежере в тысяча восемьдесят двадцать шестом году.

Тем не менее он прекрасно разбирался в лошадях, и знания его в этой области были столь бесспорны, что всего лишь год спустя его брат поручился за него, и ему выдали ссуду в триста тысяч фунтов, чтобы он мог открыть собственный манеж и конюшни.

Граф был весьма доволен также, встретив министра иностранных дел лорда Пальмерстона в числе гостей.

Лорд Пальмерстон был, правда, намного старше графа, но в душе его и в характере оставалось всегда что-то юношеское, что позволяло ему легко заводить дружбу с самыми различными людьми любого возраста.

У него был громкий, раскатистый смех заносчивого и самоуверенного либерала-вига, спокойная, крепкая натура и веселая, неукротимая страсть к женщинам и разгулу.

С женщинами лорд Пальмерстон был неизменно предприимчив и смел, и все радовались, что королеве, к счастью, ничего не известно о ночных похождениях ее министра иностранных дел в Виндзорском замке.

Здесь присутствовало также несколько довольно важных персон, членов парламента, а кроме них, как и следовало ожидать, множество аристократов, весьма авторитетных фигур в кругах любителей скачек.

Бегло осмотрев собравшихся, граф решил, что ему предстоит приятно провести время; еще более убедило его в этом предположении присутствие среди гостей множества молодых очаровательных замужних дам; с некоторыми из них у него уже были короткие и легкие любовные связи.

Вообще-то молодежи в доме было не так уж много, если не считать двух дочерей леди Чевингтон — герцогини Фрамптон и маркизы Нортхау с мужьями, а также Калисты.

Граф и лорд Яксли не встретили ее сразу по приезде в имение, но вечером, когда они спустились к обеду, она уже была в гостиной.

В своем отлично сшитом первоклассным портным вечернем костюме граф выделялся даже в этом избранном обществе; костюм сидел как влитой на его мощной, статной фигуре, и не было женщины, которая не бросила бы на него одобрительный или восхищенный взгляд, когда он пробирался поближе к хозяйке дома.

Она представила его нескольким мужчинам, с которыми он до сих пор еще не был знаком, а затем, с какой-то особой, как ему почудилось, ноткой в голосе, произнесла:

— Кажется, вы еще не знакомы с моей дочерью Калистой?

Девушка присела в реверансе, граф вежливо поклонился.

Он не ошибся — Калиста оказалась действительно очаровательной, первое впечатление не обмануло его.

На ней было серебристо-белое очень изящное платье, достаточно скромное для девушки, которая только что начала выезжать в свет, и в то же время такое изысканное и элегантное, какими бывают только очень дорогие наряды.

Длинные светлые локоны обрамляли ее маленькое, нежное личико; огоньки свечей бросали на ее волосы красноватые отблески, а зеленовато-серые глаза смотрели на графа с нескрываемым презрением.

Она быстро отвернулась от него, прежде чем они успели обменяться хоть словом, но граф был уверен, что за обедом она сядет рядом с ним.

К его великому удивлению, Калиста оказалась на противоположном конце стола, и ему не пришлось скучать в обществе милой и остроумной жены престарелого лорда, которая еще года два назад привлекла его внимание и с которой у него была тогда короткая, но пылкая связь.

Еда, как он и ожидал, была изумительна За каждым стулом стоял слуга, подававший все новые кушанья, и даже самый тонкий знаток и ценитель вин не нашел бы, на что пожаловаться.

После обеда джентльмены остались в столовой, засидевшись за своим традиционным бокалом портвейна, а когда они наконец присоединились к дамам в гостиной, граф заметил, что Калисты уже нет среди них.

Вся эта история с коварными планами ее матери — не более чем фантазия, игра девического воображения, решил граф и, усевшись за карточный стол, забыл обо всем на свете.

На следующий день предстояли большие скачки, поэтому дамы довольно рано удалились в свои спальни; но граф еще долго оставался в гостиной, обсуждая достоинства и недостатки лошадей и до глубокой ночи споря о том, кто завтра выйдет победителем.

В конце концов, почти с неохотой, так как разговор был необыкновенно интересным для него, граф все же поднялся в свою спальню и, обменявшись с лордом Яксли еще несколькими словами, вошел, прикрыв за собой дверь.

У графа была одна особенность — он не любил, чтобы слуга по ночам дожидался его возвращения. Для человека его положения и с его состоянием принято было иметь одного, а то и двух слуг, которые помогали бы ему раздеться перед сном, надеть ночную рубашку и, наконец, дождавшись, пока он ляжет, погасили бы свет в спальне.

Однако графа только раздражало такое излишнее внимание и забота.

— Я всегда дожидался, пока ваш отец ляжет, милорд, — пытался протестовать его старший камердинер.

— Отец мой был уже пожилым человеком, он дожил до преклонных лет, а потому, без сомнения, нуждался в твоей помощи, Трэвис, — успокаивал его граф. — Мне, однако же, неприятно, задерживаясь по ночам в гостях, знать, что тебе из-за меня придется лечь еще позже.

— Но это входит в мои обязанности, милорд.

— И все-таки решать буду я, — возразил граф. — Если я захочу, чтобы ты дождался меня, я предупрежу тебя заранее или позвоню в колокольчик. Во всех остальных случаях ты должен только все приготовить, а я уж сам о себе позабочусь.