Неуловимый граф - Картленд Барбара. Страница 47

Никогда прежде она не испытывала подобного чувства! Огромная теплая волна захлестнула ее, затопив все ее тело, проникая в каждую его клеточку, жаркими брызгами поднимаясь к горлу, к губам!

Это было так чудесно, так восхитительно, и это была любовь! Это было то, что она всегда мечтала найти в своем будущем муже и хотела, чтобы он обрел это в ней.

Такое удивительное чудо, такое бесконечное счастье, такой восторг, ощущение полета — она даже представить себе не могла, что здесь, на земле, можно испытать подобное.

Граф почувствовал, как губы ее отвечают на его поцелуи, как ее нежное, гибкое тело точно сливается с его телом, и он стал целовать ее еще более страстно, жарко и требовательно.

Словно горячий огненный вихрь закружил Калисту; комната, вещи, окружавшие ее, — все поплыло перед ее глазами и исчезло, — они были одни на земле, в сияющем солнечном свете, ничего и никого не осталось в мире, кроме них и их счастья, их любви!

Граф с трудом оторвался от ее губ.

— Я люблю тебя, моя неуловимая возлюбленная, я так бесконечно, так страстно тебя люблю! Я не верил, что встречу женщину столь прекрасную, нежную и совершенную, как ты!

— Я… люблю тебя, — еле слышно откликнулась Калиста. — Я всегда знала… я чувствовала, что любовь будет именно такой, если… если я когда-нибудь найду ее.

— Мы нашли ее вместе, — сказал граф, целуя ее глаза, ее щеки, ее очаровательный маленький носик и снова ждущие, полуоткрытые губы…

Прошло немало времени, прежде чем Калиста спросила нерешительно:

— Нам обязательно нужно сразу… возвращаться, чтобы сообщить маме и всем остальным, что мы обвенчались?

— Мы не вернемся, пока не проведем наш медовый месяц вдвоем, в свадебном путешествии. Граф увидел, какая радость вспыхнула в ее глазах.

— И мы можем… быть одни?

— Совершенно одни, — с улыбкой ответил он, — если, конечно, не считать лошадей, которых я купил для тебя.

— Лошади! — воскликнула девушка.

— Думаю, они тебе понравятся. В них течет кровь благородных арабских скакунов.

— Это просто замечательно! — пришла в восхищение Калиста. — Я так часто мечтала поездить верхом вдвоем с тобой! Я хотела этого больше всего на свете!

Граф нежно поцеловал ее, потом сказал:

— У меня масса всяких планов. Сначала мы, конечно, поедем в Париж, так как хоть я и купил тебе несколько платьев, любовь моя, но тебе понадобится гораздо более богатое приданое, множество изящных, элегантных туалетов, — и нам не обойтись без помощи парижских ателье.

— Мне ничего не надо, кроме платья для верховой езды! — порывисто воскликнула девушка, но тут же одернула себя:

— Нет, не правда! Я хочу быть красивой, очень красивой… для тебя!

— Ты всегда красивая, что бы ты ни надела, — сказал граф, — даже в тех кошмарных рейтузах и жокейской курточке, в которых ты была в ту ночь, когда мы гуляли в саду в Эпсоме!

— Я шокировала тебя? — улыбнулась Калиста.

— Я до сих пор шокирован! — ответил граф. — И клянусь, я никогда не позволю тебе больше надевать их, если только мы не будем вдвоем, совершенно одни.

Калиста рассмеялась.

— В таком случае, — заметила она, — я с таким же успехом могу быть в том, в чем сейчас… то есть практически… без ничего!

Граф тоже улыбнулся, но в глазах его будто вспыхнуло пламя.

— Я же говорил, что ты маленький, дерзкий дьяволенок-искуситель! Не собираешься ли ты искушать меня прямо теперь, любовь моя?

В его голосе звучала такая страсть, что Калиста вспыхнула и уткнулась лицом ему в грудь.

— Когда нам надоест жить в Париже, — продолжал граф уже спокойнее, — мы можем поехать в Вену. Я уверен, что тебе доставит большое удовольствие увидеть липизанских жеребцов испанской школы верховой езды.

Калиста даже вскрикнула от радости.

— Как тебе только пришла в голову такая чудесная мысль?! Я мечтала об этом и хотела этого больше всего на свете! — Потом смущенно добавила:

— Но это будет так чудесно только потому… что ты будешь со мной!

— Ты узнаешь там различные новые фокусы, которым сможешь научить Кентавра, а когда мы вернемся домой, мы займемся выведением чистопородных скаковых жеребцов и, может быть, нам удастся вывести нового Эклипса. — Граф на мгновение умолк, а затем закончил очень мягко и тихо:

— И возможно, мы вместе попытаемся создать нашего собственного, столь же замечательного, наследника.

— Я совершенно уверена, — прошептала Калиста, — что твой сын будет таким же замечательным… таким же великолепным… как Годольфин Араб.

— А твоя дочь, любовь моя, — откликнулся граф, — будет столь же прекрасна, как Роксана.

Она прижалась к нему, и граф почувствовал, как дрожь пробежала по ее телу от его прикосновения.

— У меня есть для тебя подарок, — сказал он, поцеловав ее в волосы.

Он потянулся к стулу, на котором лежал его фрак, и вытащил из кармана тонкую книжку в бумажной обложке. Увидев ее, Калиста пришла в восторг.

— Это же та самая книга, которая была у Коко! Та, в которой я прочитала рассказ об Агбе и Шаме!

— Я нашел ее в книжной лавке, — ответил граф. — Теперь ты сможешь прочитать мне остальные истории.

— О, спасибо тебе, спасибо!

— У меня есть еще один подарок, не знаю, правда, понравится ли он тебе так же, как первый. С этими словами граф вынул из другого кармана кольцо. В центре его сиял большой, круглый бриллиант, окруженный другими, поменьше. Взяв левую руку девушки, граф бережно надел ей кольцо на палец, поверх обручального.

— Оно чудесное… просто восхитительное! — воскликнула Калиста, но тут же добавила с тревогой:

— Но ведь оно, наверное, очень дорого стоит?

— Ты сможешь купить себе, по крайней мере, трех лошадей, если захочешь продать его, — поддразнил ее граф.

— Спасибо! Большое спасибо! Я так благодарна тебе, так безмерно благодарна! — проговорила Калиста, полуоткрыв губы для поцелуя.

Граф резко, сильно притянул ее к себе. Он стал целовать ее страстно, безудержно, и Калиста, всем существом откликаясь на его поцелуи, почувствовала, как в ней вспыхнуло ответное пламя.

Она прижималась к нему все крепче, ощущая, как все ее тело откликается на его призыв, загораясь неведомым желанием. Девушка не понимала, что с ней, она чувствовала только, что хочет быть ближе, еще ближе к нему.

Ей хотелось, чтобы он не переставал целовать ее. Хотелось, чтобы огонь его губ сжег ее дотла, так чтобы от нее не осталось ничего, не осталось ни тела, разделенного с его телом, ни души, разделенной с его душой; она хотела стать частицей его существа, слиться с ним воедино.

Внезапно, так же неожиданно, как он обнял ее, граф разжал свои объятия.

— Тебе нельзя переутомляться, — произнес он не слишком уверенно. — Я должен уйти и дать тебе как следует выспаться и отдохнуть, Калиста, так чтобы завтра, когда ты в первый раз спустишься вниз, ты чувствовала себя здоровой и полной сил.

С этими словами он поднялся. Калиста взглянула на него снизу вверх.

Губы ее горели и еще дрожали слегка от его неистовых поцелуев, чуть затуманенные глаза сияли, и в них горел какой-то странный огонь.

— Ты… хочешь уйти… от меня? — спросила она еле слышно.

— Я хочу, чтобы ты поспала.

— Но… я думала… — она в нерешительности умолкла.

Граф не двигался, ожидая, что она скажет.

— Что же ты думала? — спросил он наконец.

— Что теперь… когда мы… муж и жена, ты останешься… со мной, — прошептала девушка. — Он не отвечал, и она тут же добавила поспешно:

— Но, конечно… если ты только сам этого… хочешь.

— Хочу ли я!

Крик этот будто вырвался из самой глубины его существа. Он рванулся к ней и обнял ее так крепко, что ей стало трудно дышать.

— Я люблю тебя, я тебя обожаю, я преклоняюсь перед тобой! — шептал он, точно в лихорадке, — и ты спрашиваешь меня, хочу ли я остаться! О, любовь моя, жизнь моя, счастье мое! Моя маленькая, чудесная возлюбленная! Нет таких слов, чтобы я мог рассказать тебе, как отчаянно, как мучительно, как страстно я люблю тебя, как ты нужна мне, нужна больше всего на свете!