Давай поспорим? (СИ) - Белова Дарья. Страница 27

— Да я не надолго. В душ схожу? После зала я.

— Да, конечно.

Мать приносит мне чистую домашнюю одежду, которая всегда хранится у нее в шкафу для меня, и чистое полотенце. Освежившись, захожу на кухню, где вовсю уже накрыт стол.

— У тебя что-то случилось, Ром?

Случилось, мам. Каренина со мной случилась.

— Все в порядке. Просто устал, решил сегодня отдохнуть и к тебе заскочить.

— Тебе бы почаще так выходной брать, а то мать совсем забыл. Вот к тете Нине сын приезжает каждые выходные, на даче помогает.

— Мам, сын тети Нины нигде не работает и лодырь из лодырей.

— Не важно. Приезжает же.

— Что ты решила по поводу отдыха? Я просил тебя присмотреть, — перевожу я тему.

— Ром, да от чего мне отдыхать? Не надо.

— Мам, я достаточно зарабатываю, чтобы отправить тебя на пару недель на море. Прошу, еще раз, определись, куда хочешь поехать.

— Вообще в Белокуриху хочу, а не на море. Там говорят, новая программа. Алла с работы в прошлом году там была. Очень понравилось.

— Вот так бы сразу. Скинь мне всю информацию.

— Рома… — по интонации ее голоса уже понимаю, о чем пойдет речь. — Помнишь племянницу Александры Тимофеевны, соседки нашей, из 102?

— Жирненькая такая? С мышиным цветом волос, курносым носом и тонкими губами? Ты серьезно, мам? Думаешь, настолько у меня все плохо?

— Это у меня все плохо! Тебе на днях тридцать шесть, а я не то что внуков боюсь не увидеть, на невестку бы одним глазком взглянуть.

Этот разговор и сватовство продолжаются на протяжении последних шести лет, как мне исполнилось тридцать. Сначала я, как послушный сын, чтобы угодить матери, каждые выходные на обед приезжал, чтобы познакомиться с очередной племянницей соседки, дочерью коллеги по работе, внучкой бабушки Клавы с первого этажа и так далее. А потом мне привели тридцати трех летнюю Светлану, у которой одна грудь была выше другой, на голове три волосинки, которые она собрала в унылую прическу, а зубам требовался ортодонт, причем срочно, я понял, что пора завязывать с порядочностью. И прикрыл всю эту лавочку сватовства. Но мама все еще делает попытки меня с кем-нибудь свести.

— Обещаю, что в ближайшее время познакомлю, — что я несу не знаю, но так хотя бы мы закроем тему. — Кстати, я у тебя хотел кое-что спросить.

После разговора с Карениной об истории с моим отцом, я действительно задумался, что не знаю всю историю знакомства моих родителей целиком. И как бы не было стыдно признавать, она права. У каждой истории может быть несколько рассказчиков. Что, если мама что-то недоговаривает? Или вообще в их отношения вмешался кто-то третий? Злой рок? Нет, в такую чушь я не верю.

— Ты точно больше никогда не общалась с моим отцом? После того, как сказала, что беременна?

Разговор об отце в нашем доме был практически табуирован. Оно и понятно — всегда было больно вспоминать того, кто бросил тебя одну, когда под сердцем был ребенок. А еще разбитое сердце. Хотя в эту чушь я тоже не верю.

— Рома, я рассказала тебе все, что сама знала и что пережила. Ничего не скрыла и ничего не приукрасила. Поэтому, пожалуйста, давай этот разговор мы закончим раз и навсегда.

— Мам, а что, если вы тогда друг друга не поняли? Или просто кто-то вам помешал? Ты сама говорила, дед был категорически против отца и вашей связи.

— Рома, твой отец отказался от тебя и от меня, видя, что я была беременна. Он сказал мне это глаза в глаза. Какие тут могут быть недомолвки и интриги?

— Я понял. У тебя же осталась его фотография? — в надежде спрашиваю я, потому что точно знаю, что когда был маленьким, мама часто доставала эту фотографию и плакала, пока думала, что я ее не вижу, а потом, когда ее не было дома, я доставал эту карточку и разглядывал уже помятую и состарившуюся от времени фотографию моего отца.

— О чем ты? — отвернулась от меня мать и встала у окна ко мне спиной.

— Ты прекрасно знаешь.

Мама молча уходит в коридор и чем-то долго шуршит. А потом приходит с этой карточкой, у которой замятые края, выцветшие пятна и следы ее слез. А еще мои детские пальчики.

— Вот, — протягивает она.

Я смотрю на эту фотографию, где облокотившись на забор стоит молодой парень, на вид лет двадцать три-двадцать пять, не больше. Во рту зажата соломинка, а на губах застыла улыбка.

— Я верну, — уже одеваясь говорю маме.

— Не нужно.

А у самой руки так и чешутся забрать у меня свою драгоценность. Она никогда не признается, что до сих пор его любит. Пусть обида у нее необъятная, но она его любит. И я задумываюсь, можно ли полюбить человека, вот так, чтобы через всю жизнь пронести эти чувства? Они были знакомы совсем чуть-чуть. Даже не жили вместе, встречались и то тайком. А отец, он что-то чувствовал к матери? Боюсь ответ на этот вопрос ответит только он сам.

На обороте чернилами было выведено одно слово: “Алёне”. Его я раньше не замечал.

Мама крепко обнимает меня на прощание и целует в обе щеки, как делает всегда, а я чувствую ее постоянные сладковатые духи, которые у меня ассоциируются только с ней.

— Я позвоню.

— Лучше приезжай.

И закрываю тихонько дверь, чтобы не пошли трещины по стенам от громкого хлопка дверью.

Глава 18.

Настя.

— Насть, ты чего так волнуешься? — Рома спрашивает меня, когда мы сели в его машину, чтобы поехать за город на природу, там будут его друзья, чтобы вместе провести время.

— Что ты, все в порядке.

А у самой дрожит не только голос, но и все конечности. Это Роме не понять, что боюсь я больших компаний, особенно малознакомых людей.

— Не переживай ты так, — мягко произносит Рома, а сам положил мне руку на коленку и ведет ее вверх и улыбается.

Я с шумом втягиваю воздух, когда чувствую, как его пальцы касаются кромки белья и начинают поглаживать меня сквозь него. Потом опускается на внутреннюю сторону бедра, поглаживая нежно, едва касаясь, будто щекочет. Я закрываю глаза от удовольствия, когда чувствую, что белье уже сдвинуто в сторону, а его пальце во всю выводят круги по моему клитору, пытаясь пробраться глубже, где, когда доберется, он поймет, что я уже вся мокрая и хочу его не меньше.

Сигнал встречной машины доносится сквозь шум в моих ушах, а матерные ругательства заставляют открыть глаза.

— Рома, — пугаюсь я, когда понимаю, что наши касания могут привести нас к аварии.

— Черт. Ладно, продолжим, как приедем. Не отвлекай меня, Каренина, — могу поспорить, Рома хоть и испугался на долю секунды, но быстро взял себя в руки и уже украдкой поглядывает на меня и улыбается уголками губ.

Мы были на месте спустя два часа. Красивые, аккуратные деревянные домики на берегу большого озера, что дальний берег видится с трудом. Мы проехали на чистую территорию, где виднеется большая парковка и большое главное здание, уже кирпичное.

Рома, как всегда, помог мне выбраться из машины и, взяв за руку, повел к этому главному корпусу. Дождались, пока нам выдадут ключи от нашего домика и, захватив сумки, пошли вперед.

Несколько домиков стояли поодаль от основных строений. Между ними уже виднелась беседка, а еще человек десять, мангал, пара шезлонгов, на которых уже лежали девушки, и стол.

— Нам туда, — сказал Рома и, держа за руку, повел к тем красивым домикам.

Нас действительно встретили его друзья и их девушки, правильно вообще будет так сказать? Потому что две из них облепили одного мужчину.

— Народ, всем привет, — первым поприветствовал всех Рома.

— О, Ромыч! Мы уже думали, что именинник до нас и не доедет, — засмеялся брюнет, которого мне представили как Влад.

И он сказал именинник? У Ромы день рождения сегодня?

— Я же не мог вас здесь бросить, — улыбается он в ответ.

— Ты не один, как всегда, — прищурив глаза, рассматривает меня этот Влад.

Рома слегка увел меня за свою спину, тем самым спрятав от откровенного взгляда Влада. Мутный тип, надо держаться от него подальше.