Джип, ноутбук, будущее (СИ) - Костин Константин Константинович. Страница 23

Тьфу. Мерзко.

— Где ж нечестно-то, Руслан Аркадьевич? — а вот в голосе Пузырева явственно слышалось то самое снисходительное «Бывай, терпила» — Вы копировать не запрещали, привилегию не брали, слова честного, что копировать не буду я вам не давал, так в чем же обман…

Пузырев, судя по всему, тоже прекрасно понимал, что без его двигателей компания «Фрезе и Лазаревич инкорпорейтид» встанет колом, отчего даже не пытался притвориться оскорбленным.

— …это как если вы рублик на улице бросили, а я поднял. Так и к тому же — я же не тишком все спроворил: вон, сразу, как сделали, первый, можно сказать, екземпляр, сразу же вам принес… Все честь по чести…

Судя по безнадежному лицу Фрезе, он тоже уяснил те вилы, в которые они попали с пузыревскими двигателями. И в его душе тоже боролись два желания: врезать Пузыреву по морде и все же построить автомобили, что без Пузырева и его двигателей не получится. А больше всего Фрезе сейчас боялся, что Руслан примет решение за него — и они таки останутся морально удовлетворенными. Но без двигателей.

— Ладно, — проговорил, наконец, Руслан, уже понявший, что в данной ситуации лицо он безнадежно потерял, — забирайте мой рублик…

— Так уже забрали, — кривовато усмехнулся Пузырев, принимая сдачу оппонента. Понимал, хорь черный, что все ж таки некрасиво поступил.

— Забрали и забрали. Пойдемте посмотрим, как мы этот рублик на двигатель ставить будем…

— Руслан Аркадьевич… — тяжело вздохнул Фрезе и помассировал левую сторону груди, — Кто ж знал…

— Ничего, — пробормотал Руслан, глядя на отъезжающий от ворот мастерской экипаж Пузырева, — Ничего, Петр Иванович, я человек не злопамятный…

Просто злой. И память хорошая.

— А вот режим секретности у нас ни к черту, — повернулся Лазаревич к своему компаньону.

— Что, простите?

— Не на глаз же он конструкцию карбюратора снял. Кто-то из ваших работников либо размеры списал, либо, что вероятнее, просто снимал карбюратор и отнес его Пузыреву.

— Руслан Аркадьевич… — Фрезе бледнел на глазах так, что Руслан испугался.

— Нет-нет-нет, что вы, это вам не в обвинение и даже не в укор! Сам должен был подумать, что беречь конструкцию надо как зеницу ока. У нас такое в Америке сплошь и рядом, конкуренты на ходу подметки режут, а тут я, сами видите, расслабился. Сейчас-то уже поздно конюшню запирать, когда кони убежали, но на будущее нужно вот что…

И все равно в душе поселилось мерзкое ощущение проигрыша. И не менее мерзкое ощущение того, что ситуация выскальзывает из рук. Будь ты хоть трижды пришельцем из будущего и хоть ты наизусть знай историю — это не спасет тебя от глупых ошибок, недооценки людей и того, что эти самые люди начнут крутить свои комбинации, ломая все твои выстроенные планы.

Будущее становилось все более и более зыбким.

Глава 25

Перед Русланом лежал листок бумаги с планом того, что делать дальше.

Абсолютно чистый лист.

Не было у него в голове никаких планов.

Абсолютно.

Он покрутил в руках карандаш, толстенький, в темно-коричневой рубашке, с клеймом в виде скрещенных молоточков и надписью, свидетельствующей о том, что выпустил этот карандаш некто Иоганн Фабер, а марки этот самый карандаш… хм… «Космос». Интересно. До революции интересовались космосом? С одной стороны- Циолковский жил и работал именно до революции, с другой — надпись сделана латиницей, да и «Иоганн Фабер» как бы намекает, что карандаш импортный. А о том, чтобы за границей в начале двадцатого века интересовались космосом, Руслан не слышал. Надписи же на товаре обычно делают МОДНЫЕ: «нано…», «без ГМО» (даже на соли, в которой сложновато найти гены, чтобы их модифицировать)… В начале двадцатого века вроде бы в моде была радиация, а космос стал популярным только в пятидесятых-шестидесятых. Странная надпись…

Лазаревич поймал себя на том, что отвлекается на всякую ерунду, вместо того, чтобы построить план дальнейших действий. Хоть какой-то.

Нет, планы у него, разумеется, были. С вариантами, предполагающими возможные расхождения между планируемым и фактическим, и с подвариантами, на случай непредвиденных обстоятельств. Но все эти планы касались его самого и семьи, а сейчас Руслан ломал голову над тем, что же делать с грядущей войной.

Он подкинул Федорову конструкцию автомата. Подсунул Василию Менделееву концепцию танка. Ну и Пороховщикову еще, но тот в планы не входил, и в потенциальные танкостроители влез сам, резкий мальчик…

Автоматы и танки. И на этом — всё. Мало для того, чтобы выиграть войну, вам не кажется?

Нет, мысли у него были, чисто технического плана, конечно, но Руслан изначально рассчитывал только отдать военные идеи тем, кто сможет воплотить их в металл, а дальше умывал руки. Мол, я дал вам козыри, господа генералы, но играть вы должны самостоятельно. И если вы сбросите их по-глупому… Что ж, я сделал все что мог.

Мысли были. От колючей проволоки и спирали Бруно, до танков и штурмовых отрядов, от бомбардировщиков и от танков к противотанковым ружьям и гранатометам, до истребителей, и от истребителей до зениток… Руслан понимал, что ни одно оружие никогда не будет имбой ДОЛГО. Его моментально украдут, скопируют и обратят против тебя же. А так как промышленный потенциал Российской империи и империи Германской, мягко говоря, не сопоставим — то каждый козырь «танк» будет побит десятком таких же козырей. Поэтому он готовил цепочку козырей: вот вам танк! Ах, вы бьете его своими танками? Тогда ваши танки бьет наше противотанковое ружье!

Все это было подготовлено, продумано, расписано…

Мысли были.

Желания их воплощать — не было.

Почти одновременно произошедшие события с Ковалевым и Пузыревым выбили Руслана из колеи, сломали его, как последняя соломинка спину верблюда, подкосили, как косой по ногам, по ахиллесовым сухожилиям, которые, судя по названию, должны находиться где-то рядом с пятками, а, значит, их можно подкосить косой…

Он понял, что опять уходит мыслями в сторону. Разум отказывался работать наотрез.

Ты строишь планы, пытаешься изменить будущее, сделать как лучше… А в итоге? Тебя оклеветывают, оскорбляют, обворовывают, из-за тебя умирает человек, пусть не самый лучший, но человек, добавляя еще одну фамилию в список тех, кто погиб ИЗ-ЗА тебя. И то, что в этом списке нет Чуковского — не твоя заслуга, Корнея спасло только его железное здоровье и криворукость убийцы.

У кого хочешь руки опустятся.

Появилось и исчезло острое желание напиться. Возможно, у других алкоголь улучшает настроение, у Руслана же он только усиливает имеющееся. Если у тебя все хорошо — выпив, ты станешь веселее. А если на душе скребут кошки — после алкоголя они превратятся в тигров и леопардов.

Хотя… Может, как антидепрессант… А является ли алкоголь антидепрессантом? Не уверен… Или воспользоваться другим, более проверенным? Табак точно успокаивает, но так, слегка, с той пучиной отчаяния, в которую погрузился Руслан, он может и не справиться…

— Пап… — сзади его обняли за шею руки дорогого маленького человечка, — Ты чего такой грустный?

— Не знаю, что делать, — вздохнул Руслан, мысленно разминая лицевые мышцы, чтобы скроить выражение лица, которое покажет дочке, что с ним все в порядке. Или, по крайней мере, не слишком напугает.

— С мамой?

Похоже, женской логике учат с детства…

— Почему с мамой?

— Ну, она же без тебя ушла.

Сегодня неугомонная соседка все же достала семью Лазаревичей, вытащив Юлю к себе на вечер. Руслан отбился тем, что занят работой, так что жена наслаждалась — или, вернее, «наслаждалась» — компанией в одиночку. Потом придет — расскажет. Хотя Руслан чувствовал, что основным элементом рассказа будет описание кислого лица соседки. Которая явно ждала в гости Лазаревича или хотя бы Лазаревичей, но не Лазаревич.

— Мама ушла одна, потому что мне некогда.

— Занят?

— Yep.

— Dad, why your paper clean?