Невеста короля - Картленд Барбара. Страница 27
Друзья короля показались ей еще более отталкивающими, чем накануне. Зошина испытывала отвращение не только к ним, но и к себе самой только потому, что стала свидетелем их разнузданности и бесстыдства.
Гизелла закончила свои дела и оставила ее одну. И тут девушка поняла: ей хочется исчезнуть, спрятаться от всего, чему она не может противостоять, от тех, кто научился не замечать происходящего на их глазах.
«Как он может? Как может человек, тем более король, находить удовольствие в подобной мерзости?» — не могла успокоиться Зошина.
Опухшее лицо Георгия с полузакрытыми глазами, его безвольно полуоткрытый рот, перепачканная и измятая одежда, эта женщина у него на коленях снова и снова вспоминались ей.
Казалось, она теперь никогда не сможет забыть отвратительную картину, которую наблюдала какую-то долю секунды: полуобнаженные женщины, голые мужские спины, опрокинутые бутылки вина, катающиеся по полу. Ужасно, отвратительно, пошло. Ей было стыдно за короля, за человека, который мог так опуститься, хотя судьбою ему было предначертано стать монархом прекрасной страны. И еще больший ужас охватил девушку при мысли о ее собственной причастности к судьбе этой страны.
— Его жена! — прошептала она. — О небо! Как я могу стать его женой, если я ненавижу и презираю его?
Ответа она не знала. Уткнувшись в отчаянии лицом в подушку, Зошина думала, что даже Бог оставил ее.
Всю бессонную ночь она металась, пытаясь избавиться от угнетавших ее мыслей.
Никакие попытки проявить силу воли не помогут ей изменить короля. Теперь она отлично это сознавала. Идея малышки Каталин, будто слова, поступки, настойчивые пожелания исправят Георгия, скорее всего вычитана из книжки, а в жизни так не получается.
Зошину действительно слишком глубоко потрясло ее первое столкновение с разнузданными нравами. Она не в силах была ни думать, ни рассуждать. Одна мысль тоскливо глодала ее — убежать прочь.
Часы отстукивали время, и она говорила себе, что вот уже скоро наступит утро злосчастного дня, когда объявят ее помолвку с этим грязным существом, которое она видела восседавшим в непотребном виде на принадлежавшем ему троне.
И вскоре после этого она станет женой короля, и, пожалуй, ей еще придется соперничать с женщинами, которым король явно отдает предпочтение.
«Как же мне быть? Что же мне делать?» — снова и снова спрашивала себя Зошина и не находила ответа.
Она не могла спать, она задыхалась. Подойдя к окну, девушка раздвинула шторы.
Было еще очень рано, и силуэты гор лишь начинали вырисовываться на фоне неба. Солнце, поднимаясь из-за них, освещало окрестности еще бледным неверным светом. Звезды еще слабо мерцали на предутреннем небе.
Толпа давно разошлась, и за окнами дворца царила глубокая тишина. Город спал.
А Зошине казалось, что стены дворца давят ее. Она подумала, что, наверное, так чувствует себя зверь в капкане.
«Мне надо подумать! Я должна!» — твердила она.
Но в голове крутились и путались смутные образы, и среди них — пьяное лицо ее будущего мужа. Она видела его везде, куда бы ни переводила взгляд. Едва ли сознавая, что делает, движимая одним исступленным желанием оставить дворец и ненавистного ей человека, Зошина направилась к гардеробу.
Первым ей на глаза попался костюм для верховой езды, который в Дьере так и не довелось надеть.
Она привыкла справляться самостоятельно, поэтому ей не потребовалось много времени, чтобы надеть костюм, отыскать летние сапоги, шляпу и перчатки.
Часы показывали начало пятого.
С каждой минутой небо светлело, звезды тускнели и гасли.
Зошина вышла из спальни в коридор.
Она знала, что ночной лакей дежурит на своем посту в холле. У парадной двери наверняка стояли на часах гвардейцы.
Где располагались конюшни, Зошине показывали, и она сразу направилась к ним.
Дверь бокового входа была заперта, но ключ торчал в замке, и ценой некоторых усилий девушке удалось отодвинуть засов.
Она оказалась в саду. Вдалеке виднелись крыши конюшен.
В них тоже все замерло до утра. Она распахнула двойные двери главного здания конюшен и наткнулась на молодого конюха. Он потянулся, протер глаза, зевнул и, увидев Зошину, явно удивился.
— Я хочу покататься верхом. Пожалуйста, оседлайте мне лошадь.
Конюх промолчал и поспешно ретировался. Она слышала, как он позвал кого-то, вероятно, главного конюха.
Понимая, что ее появление в столь ранний час должно вызвать переполох, девушка была твердо намерена поскорее умчаться прочь от дворца. Осматривая стойла, она обнаружила великолепного черного жеребца.
Ничего лучше ей в жизни не доводилось видеть. Она открыла дверь в денник и приласкала коня. Тут вернулся молодой конюх, а с ним — конюх постарше.
— Доброе утро! — заговорила Зошина. — Я принцесса Зошина. Мне бы хотелось прокатиться верхом.
— Конечно, ваше высочество, — приветливо ответил пожилой конюх, — но этот жеребец, пожалуй, великоват для вас.
Зошина улыбнулась ему:
— Но именно на нем я желала бы прокатиться.
— Хорошо, ваше высочество, но груму, которого я пошлю с вами, трудновато будет держаться рядом с Шаму.
— Его так зовут? Что ж, вашему груму придется постараться. Не сомневаюсь, прогулка мне понравится.
Пожилой конюх с сомнением посмотрел на Зошину, но он знал свое место и не посмел спорить.
Послав мальчугана за кем-то по имени Ники, он сам начал седлать Шаму, быстро и ловко.
Зошина вышла на воздух.
Скоро ей вывели оседланного Шаму, и тут же появился грум на жеребце, который явно уступал Шаму по всем статьям. Старик помог ей забраться в седло.
— Только помните, ваше высочество, — все же решился он предупредить девушку. — Шаму — самый быстрый в нашей конюшне. Он принадлежит его высочеству принцу-регенту, и тот утверждает, что никогда раньше у него не было такого жеребца.
Зошина подумала, что они с Шандором оказались едины даже в выборе лошади.
Ничего не ответив конюху, она тронула коня. Ники последовал за ней.
Она смутно представляла себе окрестности, но тут тропинка расширилась, и Ники поспешил поравняться с ней.
— Я покажу вашему высочеству хорошую дорогу! — радостно сказал он. — Мы пересечем реку, и окажемся в предгорной степи. Не могу вообразить лучшего места для лошадей, чем здесь, в Дьере.
Юноша показывал ей дорогу и, не умолкая ни на минуту, рассказывал о местах для верховых прогулок вокруг города, о том, какие лошади есть в дворцовой конюшне. Но Зошина его не слушала, погруженная в свои мысли.
Она не могла избавиться от них, не могла заставить себя даже оглядеться по сторонам.
Шаму послушно отзывался на каждое ее движение.
А Ники все говорил и говорил. Когда они добрались до открытого места, она почувствовала, что не может больше выносить этого.
Тут ее осенило, и, не особенно раздумывая, девушка вытащила кружевной носовой платочек из кармана и выпустила его из рук. Платочек подхватило ветром. Зошина натянула поводья.
— Мой платочек, — сказала она. — Я его уронила!
— Я принесу его вам, ваше высочество, — с готовностью предложил Ники.
Зошина взяла уздечку его коня, а он соскользнул на землю и побежал к носовому платку, который белел на зеленой траве. И тогда она пришпорила Шаму, не выпуская поводьев лошади своего провожатого.
Девушка нарочно сделала вид, будто Шаму заартачился и перестал ее слушаться. Только проскакав галопом почти четверть мили, она отпустила другую лошадь.
Затем Зошина снова пришпорила Шаму, и они с невероятной скоростью помчались по мягкой траве, окруженные ароматами луговых цветов.
Она скакала, пока Шаму сам не замедлил темп. Обернувшись назад, Зошина не увидела ни Ники, ни его коня, даже город пропал из виду.
Только горы вздымали свои вершины над ней, а кругом простиралась безлюдная зеленая долина. Она казалась бы совсем безжизненной, если бы не птицы, которые взмывали вверх из-под копыт Шаму.