Блажий Омут (СИ) - Фарг Вадим. Страница 13

Белава подалась вперёд и торопливо зашептала:

— Видишь, с остальными сидит мужик в синей рубахе. Тот, что с седой бородой. Он наш кузнец. Пьёт беспробудно уже третью неделю, да играет, пока жена за ухо из трактира не вытащит. А всё потому, что горе топит. У него единственный сын в лесу погиб, примерно тогда же, как бабка Умила сгинула. Деяном звали. Молодой совсем был. Красивый. Кованые обручи голыми руками гнул, — женщина облизала подрагивающие губы. Метнула взгляд на игравших мужчин, но те громко смеялись, продолжая распивать свою брагу. — В него была жутко влюблена одна местная девка. Всё старалась его приворожить. К бабке Умиле за советом бегала. Да впустую. Деян на неё глядел не чаще, чем на прочих девушек. Вдруг это она сотворила, чтоб бабке отомстить?

Трактирщица умолкла, выразительно глядя на меня.

— Неизвестно пока, — я покачал головой. Голословных обвинений не выношу на дух. — Ты скажи лучше, добрая женщина, где та девица живёт? Я к ней наведаюсь.

Пройти мимо нужных ворот мы с Котом не смогли бы, даже если бы очень захотели. Поздний вечер уже смело можно было называть ночью, но даже в потёмках мы увидели на приоткрытой створке следы дёгтя. Чёрные разводы, которые смыть было не так-то легко, хоть кто-то явно старался изо всех сил. Они означали позор, посетивший семью. «Добрые» односельчане не могли не замарать чужих ворот и чужого имени, ежели от этого зависела их собственная честь. Подобное случалось всюду.

Варгин проскользнул в приоткрытую щель, не дождавшись меня. Замурлыкал ласково и елейно.

— Кис-кис, ты чей такой красивый? — раздался женский голосок.

Я открыл ворота чуть шире и замер, чтобы не напугать девушку.

— Мой, — я улыбнулся. — А ты, наверное, Ярина?

Девушка стояла во дворике подле колодца. Занималась тем, что снимала с натянутых меж яблонями верёвок высохшее бельё, чтобы оно не отсырело за ночь. Мы застали её в тот момент, когда она складывала в корзину свёрнутую рубаху. Моё появление напугало её.

Ярина оказалась невысокой, приятной на лицо, но весьма тощей девушкой. Пепельно-русая коса не была густой, а на щеках не играл румянец. Но я без особого труда понял, что предо мною именно она. Уж больно красноречив оказался округлившийся под сарафаном животик, на котором перестал сходиться её девичий поясок, потому она его и не носила вовсе.

Девушка с испугом отшатнулась прочь, закрывая живот чистой рубахой, которую всё ещё держала. Но не закричала. Лишь с удивлением приоткрыла губы.

— Не бойся меня, прошу, — я поднял раскрытые руки, показывая, что ничего в них нет. Сделал к ней шаг, а она — ещё один от меня. — Я Лех. Ловчий. Меня трактирщик Найдён нанял, найти эту вашу тварь, которая нападает на всех. Ты бы одна так поздно из дому не выходила. Непраздная к тому же, — я кивнул на её живот. — Поберегла бы себя и дитя.

— Зачем пришёл? — спросила девушка, продолжая медленно отступать к крыльцу.

Но я остановился подле колодца. Давал понять, что мне не нужно ничего, кроме разговора. Кот же продолжал ластиться к ногам девушки, но она его уже словно бы и не замечала. Варгин тем временем нюхал Ярину. С таким выражением на морде, точно понять не мог, как в детской игре: петушок пред ним или курочка.

— Пришёл про Деяна спросить, — я наклонил набок голову. — Есть мнение, что это он — упырь, который простой народ изводит. Мстит за что-то. Не знаешь, за что же он мстить может?

Девушка выронила рубаху. Прижала руки к губам. Всхлипнула. Замотала головой.

Белое полотно упало прямо на Кота. Тот зафыркал и принялся выбираться из-под него с нарочитой неуклюжестью. Ткнулся головой о ноги девушки.

— Не знаю ничего, — пролепетала она. Но отступать перестала. Так и замерла на полпути к дому.

— Говорят, ты к ведьме ходила, — я медленно пошёл к ней. Молвил тихо. Смотрел прямо в полные слёз глаза. — Приворожить его пыталась. А после и ведьма пропала. И твой кузнец-молодец умер. Тебя, непорожнюю и незамужнюю, селяне позорить начали. Ворота вон дёгтем замарали. Вот ты на них беду и накликала. Призвала нечисть в отместку. Потому по ночам из дому и выходить не боишься. Верно говорю, Ярина?

Лунный свет падал на её лицо. Но в нём не было ничего, кроме страха предо мною. Она мелко тряслась, будто я казался ей страшнее упыря или ведьмы. С места сдвинуться не могла.

Я остановился в шаге.

— Скажи правду лучше мне, чем селянам. Сама знаешь, они на суд скоры. На расправу тем паче, — настойчивее добавил я.

Думал, что расплачется. Но нет. Крепкая девка оказалась. Обняла живот руками и залепетала:

— Я любимого потеряла, позор на семью накликала, мне ли бояться?

Упрямая. Но ничего.

— Знаешь, как ведьму на связь с нечистой силой испытывают? — я скрестил руки на груди. — Раскаляют в печи гвоздь добела. А потом заставляют голыми руками взять и по двору пронести, не уронив. Плоть чернеет. До костей слезает. Человек или от боли умирает на месте. Или от мучений спустя несколько дней. Кузнеца я в трактире видел. Он пьян. По сыну убивается. Никого не помилует, ежели виновным в его смерти посчитает. Накалит гвоздь так, что от жара жилы лопнут. А я пытать тебя не стану. Лишь вопросы тебе задам, Яринка. Ходила к ведьме?

Она затравленно кивнула.

— Ворожила?

Новый кивок.

— И? — протянул я.

Ярина, как подкошенная, осела наземь. Опустила голову. Дрожащими пальцами в траву у тропинки вцепилась. И забормотала, роняя горючие слёзы:

— Бабка Умила сказала, от присушенного парня рожать нельзя. Изводить такой плод нужно. А я испугалась. Тогда бабка велела ворожбу снять и во всём признаться Деяну, чтоб меня простил и принял. Тогда вреда ребёнку не будет. А он как узнал про дитя во чреве да про приворот, такими проклятиями осыпал, что у меня земля из-под ног ушла. Ну я и побежала обратно к бабке Умиле. Чтоб возвратила всё как было. Чтоб любил меня мой Деян любой ценой. Она предупреждала, что второй раз присушить не получится. А я не послушалась… И он… Он в лесу повесился.

— И ты убила бабку, а Деяна с того света возвратила? — предположил я.

Но тут девушка зарыдала в голос. Так надрывно, что где-то через двор залаяла разбуженная собака. Даже варгин от неожиданности шарахнулся в сторону и спрятался в кустах.

— Не знаю больше ничего! Не делала! Не хотела! Любила крепче жизни! И потеряла! — выкрикивала она сквозь слёзы.

Распахнулась входная дверь в избу. На пороге возник мужчина с окладистой бородой. Отец, видимо. Сердито нахмурился и бросился к нам. А за его спиной в освещённом дверном проёме появилась встревоженная мать девушки и трое младших детей, которые старались выглянуть и разобрать, что происходит во дворе.

— Оставьте её уже! — не разбирая, кто перед ним, отец Ярины оттолкнул меня. Встал меж нами, заслоняя дочь. — Идите прочь, нелюди! Страдает девочка, неужели не видите!

— Я Ловчий. Ищу…

— Черти пусть тебе ищут! Пошёл отсюда! — не унимался хозяин дома. — Этот висельник проклятый дочку мою обрюхатил, да сам позора и не вынес! А ей прохода не дают! Говорят, сама нагуляла! Гнобят почём зря! А его, самоубийцу, похоронили со всеми почестями на погосте, а не за оградой, как полагается!

Я нахмурился. Самоубийц предавали земле не среди могил честного народа, а за стеною. С чего бы вдруг его хоронить в простую могилу, если сам он повесился. Может, в том и дело? И повторный приворот, да неверное погребение из видного юноши сотворили окаянную нежить? Стоило проверить.

— Прости, добрый человек, обидеть ни тебя, ни дочь твою в мыслях не было, — я поклонился кричащему хозяину дома, чем несколько унял его пыл. — Ты скажи лучше, как мне найти могилу этого Деяна?

Мужчина поднял за плечи всхлипывающую дочь и повлёк её к дому.

— Отец ему справил резной могильный камень, точно он князь какой. Не пройдёшь мимо, — он окинул меня полным ненависти взглядом. — А погост западнее от деревни, у самого леса. Ловчий.