Высокий, молчаливый и смертоносный (ЛП) - Мэтьюсон Р. Л.. Страница 28
— Ты не хочешь? — спросил он, наклоняясь и целуя ее нижнюю губу, наслаждаясь ерзаньем Хлои на его коленях и испуганным вздохом, когда она ощутила возбуждение Кристофера.
— Хочу остаться? — уточнила она сексуальным шепотом, от которого его член дернулся. Подняв свободную руку, Хлоя провела пальцами по его волосам и обхватила затылок. Облизнув губы, она наклонилась ближе, пока их губы почти не соприкоснулись, и сказала:
— Не в твоей жизни, Капюшон.
— Маленькая лгунья, — сказал Кристофер со смешком, убирая руки от ее лица и позволяя им скользить по ее телу, пока не остановился на ягодицах.
Откинувшись назад ровно настолько, чтобы уловить ее реакцию, он обнял ее и притянул ближе. Это движение заставило ее мягко потереться об его член. Губы Хлои приоткрылись от стона, ее хватка усилилась, когда она выгнула спину и усилила давление, после которого ему пришлось провести языком по зубам, чтобы остановить выдвижение клыков.
От аромата ее возбуждения Кристофер едва сдержал стон, даже когда сильнее сжал ее ягодицы и прижал ближе к возбужденному члену. Хлоя была настолько влажной, что он ощущал это, мог услышать, и это сводило с ума.
При каждом движении ее лоно становилось более влажным, готовясь к его вторжению, и он никогда не чувствовал ничего более сладкого.
Он громко застонал, когда Хлоя взяла инициативу на себя, сначала нерешительно прижималась к нему, будто не совсем понимая, как они до такого дошли, но не в силах остановиться. Но затем движения стали менее жесткими и более чувственными, заставив его член набухнуть до боли и дыхание участиться.
Свободной рукой она схватила его за плечи, а другой обняла за шею, чтобы сильнее прижаться к Кристоферу. С каждым движением ее бедер аромат возбуждения становился сильнее, дыхание все более прерывистым, пока изо рта вырывались тихие стоны и жалобные всхлипы. Когда Хлоя призывно облизнула губы, он наклонился и накрыл ее рот своим.
За несколько секунд поцелуй стал голодным и вышел из-под контроля. Кристофер всосал и облизнул ее язык, не заботясь о том, что, вероятно, все испортил, поскольку следовало действовать медленно и доставить ей наивысшее наслаждение. Прошло уже более пятидесяти лет с тех пор, как он последний раз попытался соблазнить женщину, и это заметно.
Он не мог насытиться ею, ее вкусом, объятиями, сладким запахом возбуждения, ощущением ласкающих рук, скользящими по его обнаженной груди, или мертвой хваткой на его волосах, когда Хлоя отвечала на его поцелуй так отчаянно, будто умрет, если в ближайшее время он ее не трахнет.
Когда она простонала его имя, Кристофер прижался к ней бедрами сильнее, заставив сдавленно вздохнуть, когда она запрокинула голову и облизнула губы от чистого удовольствия, продолжая тереться об него.
Изо всех сил стараясь не кончить, он обнял ее и стиснул зубы, прижавшись лбом к ее груди. Слишком сильные ощущения. Это было чертовски хорошо, и Кристофер с ужасом понял, что контроль не удастся сохранить.
Она обхватила его голову, удерживая на месте и продолжая раскачиваться на нем и сводить его с ума, к несчастью для нее, пробуждая еще один голод, который он не надеялся сдержать…
Не с ней.
Ее запах стал сильнее, гуще, заставляя его дышать быстрее, когда Кристофер отчаянно жаждал свежего воздуха, чтобы прочистить голову и обрести какое-то подобие контроля, но с каждым вздохом ее аромат наполнял его легкие. Он терял контроль, чертовски быстро, и, да поможем ему небо, Кристофер не хотел прекращать.
* * *
— Кристофер, — выдохнула Хлоя со сдавленным стоном, чувствуя, что ее тело напрягается, ищет опору…
Кристофер внезапно встал, что не было бы проблемой, если бы он не оттолкнул ее, заставив упасть на землю и приземлиться на задницу. Ошеломленная, она сидела, пытаясь понять, что только что произошло, когда Кристофер наконец сказал то, чего она весь день ждала и прошел мимо.
— Убирайся отсюда.
— Что ты…
— Убирайся отсюда к чертовой матери! — заорал он, застав ее врасплох и заставив отпрыгнуть назад при попытке встать и убежать, когда Кристофер схватился за живот.
— Черт! — прорычал он, пройдя несколько шагов и упав на колени.
Заставив себя проигнорировать дрожь в теле после его прикосновений и боль между ног, Хлоя бросилась к нему, как требовала профессиональная подготовка.
Его тошнило, скорее всего, от еды, которую он не должен был есть, и Кристофер испытывал смущение, хотя она не могла его винить. Потеря обеда во время поцелуев, вероятно, изменила бы ее жизнь, и она втайне испытывала облегчение, что ей не приходится через это проходить.
— Кристофер, позволь мне…
— Беги! — рявкнул он, но не это заставило ее остановиться и сделать следующий вдох.
Ярко-красные глаза заставили ее замереть на месте и сердце бешено заколотиться. Этого не может быть, ни сейчас, ни снова. Подавив крик, Хлоя отшатнулась, не отводя взгляда от лица Кристофера.
— Этого не может быть, — пробормотала она, едва осознавая, что произнесла это вслух, продолжая пятиться, хотя ее разум кричал ей убегать отсюда.
— Беги, мать твою! — зарычал он, показав клыки, от которых ее сердце бешено забилось в груди. Также это дало толчок, который заставил ее развернуться и побежать.
К сожалению, было слишком поздно.
Глава 18
Особняк Уильямсов
— Я хочу колу, — жалобно вздохнула Иззи, улыбаясь трем маленьким мальчикам, которые свернулись калачиком рядом с ней на полу детской.
Ее малыш, Крис-младший, также известный как СиДжей, улегся рядом с ней на мягком одеяле с Винни-Пухом, которое Медисон расстелила чуть раньше.
Близнецы Медисон и Ефраима, Девен и Хантер, крепко спали на другой стороне одеяла, свернувшись калачиком рядом с плюшевым Иа-Иа. Тихий храп привлек ее внимание к углу детской, где дремал Марк с маленькой Джессикой на руках.
Она вообще не представляла, что бы без него делала. Он был таким милым ребенком, всегда присматривал за Джессикой и мальчиками без всяких просьб. Марк никогда не жаловался, что Джессика следует за ним по пятам или постоянно требует внимания. Независимо от того, что делал, он сразу же останавливался, когда Джессика требовала внимания. Это действительно мило…
И ей необходимо это пресечь, как можно скорее.
Чувство вины терзало Марка, и что бы они ни говорили и ни делали, он не успокаивался. Это не его вина, ничья вина, но он не хотел этого видеть. Он взял на себя ответственность за травму Иззи, за шрам Джессики, за произошедшее с Джошуа, за все. Марк тратил каждую минуту, пытаясь компенсировать ущерб, в результате чего изнурял себя до такой степени, что ему становилось дурно.
Они все пытались поговорить с ним, объяснить, что в случившемся нет его вины, но он не слушал. Марк считал, что потерпел неудачу, и делал все возможное, чтобы загладить ошибку. Он похудел, под глазами залегли тени, и Иззи не могла вспомнить, когда в последний раз кто-то из младенцев просыпался в слезах, потому что Марк отказывался их бросать.
Они едва успевали открыть рот для крика, как Марк оказывался рядом с бутылочкой и чистым подгузником, чтобы позаботиться обо всем и убедиться, что взрослые могут работать и спокойно спать всю ночь.
Ефраим и Крис запретили Марку заходить в детскую ночью, велев хоть немного поспать, но ребенок не слушал. Как только отец и брат уходили на патрулирование в город или на встречу, он тут же возвращался к детям.
Он исполнял все требования Джессики и устраивался рядом в кресле-качалке или на полу, где присматривал за другими детьми остаток ночи.
Это было слишком тяжело для маленького ребенка, и Иззи собиралась положить этому конец, как только придумает способ достучаться до ребенка. Проблема заключалась в том, что при каждой попытке вразумить Марк смотрел прямо на ее увечье и не воспринимал слова.
В большинстве случаев, это только ухудшало ситуацию. Когда рана давала о себе знать, у него на лице появлялось страдальческое выражение, и он выбегал из комнаты, чтобы удвоить усилия и загладить вину.