Апокалипсис местного значения (СИ) - Снежен Виктор. Страница 2

Но теперь финский ас не стал искушать судьбу. Не приближаясь к «Буцефалу», он выпустил длинную очередь в борт судна и резко отвалил в сторону.

— Вот сука! — выругался майор, не успев даже нажать на спуск.

«Юнкерс» тем временем сделал над «Буцефалом» ещё один широкий круг, словно прикидывая, как бы поэффектней добить свою жертву. Знамин ждал. Его пальцы онемели от напряжения. Выглянув из-за брони, Санька тоже, не отрываясь, следил за финном.

Наконец самолёт лениво развернулся и пошёл в атаку. Он стремительно приближался, быстро увеличиваясь в прицельной сетке. Знамин, казалось, прирос к пулемёту.

— Товарищ майор, что же вы?! — закричал Санька. — Стреляйте!

«Максим» запрыгал в руках майора, выплёвывая пули, и замер только тогда, когда пустая лента с лязгом упала на крышу рубки.

— Попали, товарищ майор! Ей-Богу, попали!

Санька зачарованно смотрел, как «Юнкерс», выпустив шлейф грязного дыма, закувыркался в воздухе и стал падать. Ударившись о волну, он взорвался, взметнув к небу целый водяной столб. Вспыхнув на солнце, столб на миг замер, а затем стал медленно оседать. Море равнодушно приняло в свою бездну и самолёт, и пилота. Бой кончился.

Только сейчас Знамин заметил, что с «Буцефалом» что-то неладно. Судно странно рыскало на волне, всё больше и больше сбиваясь с курса.

— Санька! — рявкнул майор. — Быстро в рубку!

Паренёк шмыгнул вниз и скрылся из виду. Знамин спустился следом. Не успел он подойти к двери, как оттуда пулей вылетел Сашка. Лицо юнги было перепуганным и растерянным.

— Там Лазарь Фомич…, - пробормотал он.

Знамин рванулся внутрь. В разбитые стёкла рубки бил сырой ветер. Старый моряк, казалось, заснул, навалившись на штурвал. В его пальцах всё ещё дымилась так и не докуренная папироса, а из раны на голове стекала на пол тонкая струйка крови.

— Санёк, позови кого-нибудь из машинного, — Знамин снял с головы фуражку. — Давай, парень.

Санька растерянно кивнул и, спотыкаясь, побежал к машинному отделению. Вернулся он с мрачным приземистым человеком в промасленной робе — механиком Гусиным. Увидев мёртвого капитана, тот закачал головой:

— Что ж ты, Лазарь Фомич, а? Как же, это?..

Вдвоём с Гусиным они вынесли старика из рубки. Возле дверей валялся брезент, сброшенный с пулемёта. Механик разорвал его надвое: на один кусок положили тело капитана, а другим прикрыли в рубке битое стекло и кровь.

Санька тем временем успел справиться со штурвалом и развернуть судно на прежний курс.

«Молодец, парень, — юнга определённо начинал нравиться Знамину. — Стоп, — подумал он вдруг, — а кто же теперь поведёт судно?»

— Гусин, — окликнул он механика, — дорогу до Беломорска знаешь?

Гусин вытер лоб чёрной рукой:

— Дорогу-то я, товарищ майор, знаю, — отозвался он, — только не дойти нам теперь дотудова.

— Как это не дойти? Ты что мелешь?

— Маслопровод пробит, — мрачно объявил Гусин. — Степану моему обе руки обожгло. А в машинном водищи по колено, должно, течь где-то.

— Чего ж ты молчал-то, чёрт? — Знамин только теперь заметил, что в грохоте волн не слышно монотонного дизельного ворчанья. — Сделать что-нибудь можно?

— Хомут надо ставить, — устало ответил механик. — Узлов пять дадим. А вот с водой… Помпа ручная там — много не накачаешь.

— Час продержимся?

— Должны вроде.

«Час. Ни до карельского берега, ни до Соловков не дойти».

— Тут недалеко остров есть! — раздался из рубки Санькин голос. — Мы с отцом рыбачили в этих местах. Ключ-остров называется.

— А от чего ключ-то? — зачем-то спросил Знамин.

— Да ни от чего, — из рубки показалась Санькина голова. — Ключ там из-под земли бьёт. Говорят, все болезни лечит. Вот Ключ-островом и назвали.

— Верно говорит, — вмешался Гусин. — Слыхал я про остров этот. Община там живёт на манер староверской, только богам молятся разным, вроде язычников. Люди сказывают, будто не любят они, когда чужой кто у них объявится.

— Ничего, побеспокоим. Санька! — позвал майор. Из рубки снова вынырнула голова юнги. — Держи курс на остров. Ты у нас теперь за шкипера будешь. А мы с Гусиным машиной займёмся.

— Есть курс на остров! — по-взрослому козырнул Санька.

Через час вода в машинном поднялась настолько, что откачивать её помпой стало уже невозможно. Гусин со Стёпой ещё героически сражались с ней, выбрасывая за борт вёдрами, но вода упрямо подбиралась к дизелю. Брызги шипели, попадая на раскалённый кожух, и машинный отсек тонул в клубах горячего пара. Стало ясно, что счёт пошёл уже на минуты.

Майор, мокрый с головы до ног, поднялся в рубку. Как назло, погода вконец испортилась. Зарядил мелкий промозглый дождь, и видимость упала метров до трёхсот.

— Ну как, Санёк, далеко ещё? — спросил Знамин, стряхивая с себя воду.

— Где-то здесь, товарищ майор, — Санька ткнул пальцем в разбитое стекло рубки.

Знамин всмотрелся, но ничего, кроме бесконечных барханов волн и дождевой паутины, впереди не увидел.

Громада острова появилась прямо по курсу внезапно. Из дождевого марева выступил мрачный скалистый берег, о который разбивались высокие пенные буруны.

Санька судорожно вцепился в штурвал, стараясь развернуть «Буцефал», чтобы не посадить его на камни или прибрежную песчаную банку, но было уже поздно. Судно тряхнуло, и оно, со скрежетом вспарывая килем дно, село на мель.

Санька виновато посмотрел на майора, но Знамин только вздохнул.

— Прибыли, — устало проговорил он.

«Буцефал» накренился на левый бок и замер. Дизельный кашель окончательно стих, и стали слышны лишь волны, бьющиеся о борт.

В рубку ввалились Гусин и Стёпа. С них лило так, как будто они только что побывали за бортом. Обычно весёлый и живой, Стёпа выглядел сейчас смертельно уставшим и подавленным. Кисти его рук были перемотаны грязной ветошью, лицо почернело от мазута. Гусин ещё держался, но и он был явно на пределе. Все молча ждали, что скажет Знамин.

Майор посмотрел в сторону острова. До берега оставалось метров двести, не больше. Там, среди скал виднелся небольшой пологий спуск, заканчивающийся крохотным каменистым пляжем.

— Ребята, — Знамин обернулся к Гусину и его помощнику, — займитесь шлюпкой. А мы с Сашкой посмотрим, что можно с собой взять. И давайте поживей. Не успеем дотемна огонь развести — ночью замёрзнем.

Минут через двадцать шлюпка отвалила от обречённого судна в сторону острова. Гусин с майором сели на вёсла. Саньку отправили на корму, к рулю. Дождь почти перестал, но ветер, холодный и сырой, пробирал до костей. Высокая волна то несла шлюпку к берегу, то отбрасывала назад, в море. Ледяные брызги летели через борт, и Стёпа, тихо матерясь, едва поспевал отчёрпывать воду консервной банкой.

Наконец, шлюпка уткнулась в мель. Её выволокли на пляжную гальку, быстро разгрузили. Теперь оставалось найти грот или пещеру — всё что угодно — где не было бы этого чёртова ветра. Захватив то, что можно было унести за раз, маленький отряд начал подниматься вверх по каменистой осыпи и вскоре затерялся среди угрюмых холодных скал.

Уже смеркалось, когда вконец измученные, они наткнулись на узкую расщелину, затерявшуюся среди жухлых зарослей камнеломки. Пролезть в неё можно было только согнувшись, зато, забравшись внутрь, отряд обнаружил просторную базальтовую пещеру. Для четырёх замёрзших и обессилевших людей это было настоящим подарком судьбы.

Пока старшие перетаскивали в укрытие воду, провизию и прочий скарб, Санька разжился целой охапкой хвороста. Костёр разложили у входа так, чтобы дым не попадал внутрь пещеры. Соляркой, которую догадался захватить запасливый Гусин, сдобрили хворост — и пламя заполыхало.

Все уселись возле огня, протягивая к нему окоченевшие руки.

— Мужики, — нарушил общее молчание Стёпа, — помянуть бы Лазаря Фомича.

— Хороший был мужик, царство ему небесное, — поддержал его Гусин.

Майор достал из рюкзака тушёнку, сухари и литровую флягу спирта. Молча выпили, передав флягу по кругу. Санька тоже глотнул, по взрослому занюхав спирт рукавом.