Считаные дни - Линде Хайди. Страница 31

— Ну, и что дальше? — вопросительно смотрит Лив Карин. — На следующий день — все равно пустила?

— Да боже мой, конечно, — отвечает Магнар и снова усмехается, — на следующий день все уже всё забыли.

Лив Карин кладет мобильный телефон перед собой на стол. Рука у нее влажная и холодная, она держит телефон уже много часов без передышки.

— Но ты же, конечно, звонила Кайе? — спрашивает Магнар, кивая на мобильный.

— Конечно. Естественно, я звонила двадцать раз.

— Да, понятно, — бурчит Магнар.

— И что с того?

— Бывает, что человеку надо побыть одному, — говорит Магнар, — у многих так.

Он откусывает еще кусок, и пока он жует, громко чавкая, и смотрит на нее, каждая бровь принимает свое многозначительное выражение.

— Ты вообще о чем? — не выдерживает Лив Карин.

— Только о том, что иногда бывает чересчур.

— Что чересчур?

— Много возни.

На скатерти осталось белое засохшее пятно, может от молока или сливок; Лив Карин ковыряет его ногтем указательного пальца, но пятно въелось слишком глубоко, скатерть придется стирать, думает она, да и занавески тоже; и пока ее опутывает изматывающее ощущение того, что она пытается дать своей семье только хорошее, но все это воспринимается как обуза и суета, Магнар протягивает руку через стол, не к ней, как ей поначалу кажется, но ко вчерашнему выпуску газеты «Согн», который лежит сложенный вдалеке на подоконнике.

— А что, если она не села на автобус в понедельник? — спрашивает Лив Карин.

— Да почему же не села? — Магнар скользит взглядом по колонкам передовицы.

— Да не знаю я, — срывается Лив Карин, — может, она вообще и не в Воссе.

Магнар переворачивает страницу газеты, где заголовок огромными буквами сообщает о нехватке мест в доме престарелых, две одетых в белое фигуры со скрещенными руками удрученно стоят перед кроватью.

— Может, ты позвонишь и узнаешь? — спрашивает Лив Карин.

Магнар отрывает взгляд от газеты.

— Куда позвоню?

— Ну, в автобусную компанию. Они же знают, кто ехал в понедельник на этом маршруте, спросишь, была ли там Кайя.

— Ты что, серьезно?

Лив Карин кивает. Магнар молча смотрит на нее, проводя языком по передним зубам, зернышко застряло между зубом и десной, и ему приходится помочь себе пальцем, чтобы вытащить его.

— Ну пожалуйста, — умоляюще смотрит Лив Карин.

Она наблюдает из окна, как он разговаривает по телефону, повернувшись вполоборота к изгороди, запустив одну руку в волосы, с явной неохотой выполняя ее поручение. С другой стороны изгороди мальчики играют с соседскими ребятами. Они построили шалаш между двумя яблонями, Лив Карин почувствовала прилив ностальгии, когда они с огромным восторгом показали ей свою постройку — две маленькие комнатки, обитые досками и затянутые брезентом. Теперь Эндре и соседская девочка красят его снаружи морилкой. Эндре небрежно погружает кисточку в ведерко, девочка восторженно указывает, что красить, и, кажется, Эндре следует ее инструкциям. Потом Магнар встает у входной двери, загораживая собой весь проход и лампу на потолке, темная тень падает на пол в кухне.

— Ее там не было, — наконец произносит Магнар.

Не глядя на Лив Карин, он сбрасывает туфли.

— Ее не было в автобусе?

— Нет.

— Но она же пошла на автобус, — недоумевает Лив Карин и показывает на входную дверь. — Вот там стояла с рюкзаком и всем остальным, она ведь на автобус шла.

— Ну, как ни крути, там ее не было, — вздыхает Магнар. — Я разговаривал с Лейфом, водителем, он тогда работал.

По телу Лив Карин прокатывает волна — тошнота или страх, может быть, и то, и другое.

— А не мог он перепутать с каким-нибудь другим днем? — не сдается Лив Карин.

— Он уверен, — отрезает Магнар. — Вчера и сегодня он дома оставался — плечо болело, поэтому знает наверняка, что его последняя смена была в понедельник. Из Вика через гору ехали всего три пассажира, и Кайи среди них не было.

Лив Карин подходит к скамейке возле окна, где осталось ее пальто, оно так и лежит, сброшенное бесформенной горой, с тех пор, как она сегодня вернулась из школы; она сгребает его со скамьи вместе с сумкой, оборачивается и подхватывает ключи от машины с ключницы на стене — мальчики сделали каждый свою несколько лет назад, вторая приделана там, в нижней комнате.

— Ты куда? — удивленно спрашивает Магнар.

— Поехали в Восс.

— Да что ты, в самом деле?!

— Тогда я одна.

Натягивая пальто, она не смотрит в сторону Магнара, но слышит, как глубоко он вздыхает и выпускает воздух тяжело и словно бы против воли, именно так он обычно делает, когда считает, что она действует неразумно. Лив Карин запахивает полы пальто и шагает мимо него к выходу, один из красных сапожков Кайи, тех, что она выпросила, когда ей исполнилось шестнадцать, свалился с обувной полки, голенище черной дырой уставилось на Лив Карин, она поднимает его и аккуратно возвращает на место, по соседству со вторым из пары.

— Ладно, хорошо, — вздыхает за ее спиной Магнар, — дай мне две минуты, я быстро.

Она сидит в машине и ждет, когда он появится на лестнице у дома. Магнар стоит у садовой изгороди и что-то говорит мальчикам. Ларс слушает нетерпеливо, почесывая голую коленку, на нем только шорты.

Доктор подходит к серебристому велосипеду, который стоит прислоненный к стене, она и не обращала на это раньше внимания. Он опускает ключ от дома в маленький боковой карман куртки и разглядывает мальчиков и Магнара. По пути к машине Магнар останавливается рядом с доктором, они обмениваются какими-то фразами, Магнар машет в сторону велосипеда, доктор кивает и показывает что-то на раме или педалях, не очень-то легко разглядеть: он стоит к Лив Карин спиной.

Магнар, отвернувшись от автомобиля, сначала заканчивает разговор с доктором, тот кивает, потом что-то кричит мальчикам через изгородь, Эндре высовывает голову из шалаша.

— Славный малый, — бросает Магнар, устраиваясь на водительском сиденье, — ну этот, что комнату снимает.

Доктор опускается на корточки перед велосипедом, кажется, будто он принимается что-то закручивать, ботинки у него насыщенного желтого цвета, Лив Карин переводит взгляд обратно на зажатый в руке мобильный телефон.

— Будь так добр, давай уже поедем, — не выдерживает она.

%

По дороге из тюрьмы Ингеборга заскакивает в магазин и покупает лосося, соевый соус и упаковку кунжута. Выбор стал лучше с тех пор, как она жила дома, ей удается отыскать даже манго и свежий кориандр, не водянистый и не засушенный. «Легкий ужин», — написала она матери в СМС два часа назад, это было сформулировано как некое приглашение. Им в банке случается работать допоздна, возможно, поэтому мать не ответила.

Как только Ингеборга открывает дверь в дом, кажется, словно еще раз ее настигает это непроходящее стойкое ощущение, которое преследовало ее в последние недели, — что вернуться сюда было ошибкой. Она же планировала отправиться в Танзанию. Ее научный руководитель пришел в восторг от описания проекта, который она сдала весной, — о туризме, социальных изменениях и представлении о половых ролях у деревенских жительниц Танги. Он назвал Ингеборгу амбициозной и целеустремленной и веселым, но в то же время откровенным тоном добавил, что она демонстрирует очевидные амбиции исследователя. Поездка была запланирована на середину сентября.

Она сняла комнату в общежитии, но за несколько недель до отъезда, лежа без сна и ворочаясь с боку на бок, осознала, что проводить научное исследование в Танзании невозможно. В ту же ночь ей в голову пришла мысль поехать домой, поначалу просто как затея, но вскоре она превратилась в необходимость, единственно возможную. И вот тогда возникла идея о тюрьме, учреждении, мимо которого она проходила каждый день все свое детство и отрочество, не думая о том или тех, кто сидел там, внутри. Научный руководитель очень удивился и был несколько сбит с толку, но, зная о том, что ей пришлось пережить, он одобрил ее спешно составленное описание проекта: «Заключенные и надсмотрщики, институт профилактики преступности как место встречи разных культур», потому что, как сказала Ингеборга, настойчиво и не оставляя возможности для возражений: «Вот так, я еду домой».