Одна дорога из Генуи (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович. Страница 17

Макс поднял одной рукой обмякшее тело, закинул на плечо и потащил к оставленным на дороге лошадям наемников.

Бывшие хозяева лошадей попытались сдаться Устину, но он решил, что брать в плен простолюдинов, это право, а не обязанность. И таковым правом не воспользовался.

Подъехал Фредерик на трофейном коне. Опоздал, конечно, но лучше поздно, чем никогда.

— Это лучшая, — сказал Устин, похлопав по шее белую в яблоках кобылу. Спорно. Но мулов русский за лошадей не считал. Он верхом первым вернулся на дорогу и собрал четырех лошадей из пяти.

Макс положил пленного на дорогу, снял с одного из седел веревку и примерился связать ему руки. Устин вопросительно поднял бровь.

— KeinFreiheit. Schloss, — объяснил Максимилиан, примериваясь петлей к рукам пленника.

Устин подошел, взял у Макса веревку и ловко связал руки де Ментона неоднократно виденным на галерах кандальным узлом. Макс поднял француза на ноги. Осталось посадить в седло, привязать руки к луке седла и ноги, наверное, к стременам.

— Щелк! Отличный выстрел. Арбалетный болт чуть не попал в голову Максимилиану, но стрелок в темноте не распознал двойной силуэт, и болт воткнулся под ключицу де Ментону, пробив нагрудник.

Устин сунул поводья Максу в руку и закричал по-русски. Лошади, которых никто не держал, испуганно рванулись по дороге в сторону стрелка. Похоже, стрелял еще кто-то. Не меньше двух лошадей заржали, как подстреленные. Макс удержал «лучшую», а Устин на ходу запрыгнул на свою лошадку.

У моста Тодт и компания уже добили раненых, обобрали трупы и стащили тела на обочину. Негров положили в боевой воз, чтобы доехать до церкви и отпеть их как положено. Генрих стоял на обочине бледный и блевал в канаву. Терцо и Птичка делали грязную работу наряду с Мятым как не в первый раз. Добить? Что тут думать, замах и удар. Труп убрать? Взяли и потащили. Они как будто знали, как ловчее таскать трупы. Всякие пустяки вроде расколотого черепа, из которого мозги видно, или живота, из которого кишки вывалились и по дороге тянутся, их вообще не смущали. Непростые это возчики, ой непростые.

— По местам! — скомандовал Максимилиан, — И гоним, что есть силы. Надо быть в Вогере до закрытия ворот.

— Мы победили? — спросил Тодт.

— Поле боя за нами, но под конец нас обстреляли из арбалетов. Я не знаю, сколько их там еще осталось и сколько на подходе.

— А моя лошадь? — на всякий случай спросил Фредерик.

— Она упала и немного ушиблась. Оставь себе ту, что под тобой.

Когда Макс, Фредерик и Устин сбежали из-под обстрела, шагах в двухста от места боя в кустах раздался звук подзатыльника. Потом еще один.

— Идиоты, свиньи морские! Кто так стреляет?

— Извини, Фабио, темнеет.

Фабио Моралья поднял своих людей и направился считать потери. Похоже, тут был бой, и генуэзцы проиграли. Точно, лежат замертво. Кто-то еще дергает ногами, но это ненадолго.

А вот рыцарь вроде живой. Но ранен. И руки связаны.

Арбалетный болт. Боже правый, тупые стражники подстрелили не того!

— Вы на кого работаете, сучьи дети! — выругался де Ментон, пытаясь сесть без помощи рук, — Это ведь вы меня подстрелили!

Фабио перекрестился и присел рядом. Достал нож с таким видом, будто хотел перерезать веревку на руках.

Рыцарь протянул руки.

— Кандальный узел? Интересненько, — Фабио взялся левой рукой за узел, а правой ударил де Ментона ножом в шею.

Рыцарь повалился замертво.

— Смерть французским оккупантам, — сказал Фабио, вставая.

Стражники не выразили ни тени несогласия. Они все хорошо запомнили речь покойного у горящего «Мавра».

Мальваузен отстал не по своей воле. Одно дело просто ехать шагом, другое — гнать коня галопом. Если первое по силам примерно каждому от мала до велика, то второе требует определенных навыков, которые есть не у каждого, да не каждому и нужны. Еще до Тортоны отряд увеличил отрыв, и никто на него даже не оглянулся. Заставить мула бежать быстрее не получилось. Тот как набрал скорость, которую считал «быстрой», так и шел на ней. Привык возить путников без лишних гонок. Такого на ходу переучивать — только портить.

Бонакорси же отстал умышленно. Фабио с самого начала вообще не торопился.

— Мы отстаем на три часа, — сказал Фабио в первой же деревне, где взял след, — Конный отряд в горах идет намного быстрее, чем обоз. Ну догоним мы их через час, если будем гнать как сумасшедшие. И что сделаем? Там только пиратов в телегах больше, чем нас. И три рыцаря.

— Мы вообще не будем их догонять? — уточнил планы Тони.

— Я уже сказал. Мы не можем их не догонять, если даже просто поедем в нормальном темпе. Пусть они встретятся с де Ментоном на равнине у Казальночето, а там и мы подоспеем. Или ты так рвешься сразиться с тремя рыцарями?

— Я вообще никуда не рвусь. Мое дело вас лечить, если надо будет. Если вы пойдете в атаку, я в кустах посижу до полной победы.

— Вот и правильно. Живой врач после боя нам больше пригодится, чем плохой солдат во время.

Услышав выстрелы, Фабио с отрядом ускорился, а Бонакорси, наоборот, перешел на шаг. Зачем доктору рваться в бой в первых рядах? Пусть закончат, добьют тех, кого не надо лечить. Кому точно не судьба выжить, сам помрет. Останутся те раненые, кому Господь на этот раз пожаловал жизнь, с ними доктору и надо заниматься, не отвлекаясь на безнадежных. По крайней мере, так считал лично Тони, а профессиональные традиции военной медицины к тому времени еще не сложились.

Когда Тони доехал до поля боя, стражники уже стаскивали тела к дороге.

— Что там у нас? Сколько наших, сколько не наших? Кого лечить? Где рыцарь? — спросил он.

Фабио сначала грязно выругался, потом ответил по существу.

— Главный раубриттер отстал от обоза и замочил нашего рыцаря.

— Только рыцаря? А наши браво что в это время делали?

— Интуиция мне подсказывает, что нашу замечательную банду неплохо встретили на мосту, который, если карта не врет, должен быть дальше к востоку.

— Может, наши там победили?

— Когда мы добрались до вон тех кустов, все наши тут лежали мертвыми, а все трое их рыцарей сбежали верхом в сторону моста. Все трое, значит, у моста наших к этому времени уже не осталось.

Бонакорси понимал, что если у врагов три рыцаря и пять-шесть пехотинцев, а у наших один рыцарь и двадцать-тридцать браво, то в нормальном бою все против всех у нас даже небольшое преимущество. Если же вражеский рыцарь побеждает нашего, то у них остается три рыцаря, а у нас только наемники, которые без нанимателя превращаются в тыквы.

— Де Ментон был мастером меча. Кто из них его победил? — удивился Тони.

— Тот раубриттер, который одним проходом снес с дороги весь отряд Луи у Изола-дель-Кантоне. Здоровенный.

— Где де Ментон?

— Вон лежит. Что ты хочешь посмотреть? Он мертвее мертвого.

Тони все-таки подошел и внимательно посмотрел. Мертвее мертвого, но не так все просто.

— Ладно, — Бонакорси решил на всякий случай не спрашивать лишнего, — А с этими что?

В поле и на дороге лежали несколько тел с торчащими стрелами.

— Второй раубриттер — чертов лучник с турецким луком на очень быстром коне, — один из стражников показал обломки лука, — Одна стрела на человека. Стрелял не в упор, конечно, но шагов с двадцати.

— С коня?

— Похоже, что с коня.

— Сто лет о таком не слышал. Лучник! Они разве не должны стрелять толпой издалека?

— Вот, — развел руками Фабио.

Подъехал Мальваузен. Ему пересказали то же самое.

— Что дальше? — спросил Бонакорси, чувствуя себе младшим по статусу.

Младший по статусу имеет право задавать вопросы на предмет что дальше делать, и не брать на себя ответственность за ответы.

— Продолжаем преследование, — ответил Мальваузен.

— Возвращаемся, — ответил Фабио.