Одна дорога из Генуи (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович. Страница 37

Отец-настоятель северной части переправы пришел поругаться и понапоминать о правах монахов на переправу. Не склонный к дипломатии Роберто жестко его осадил и принудил к унизительному ожиданию отдельного разговора. Монахи же без отдельного напоминания собирали убитых и раненых. Оказание первой помощи и проводы в последний путь испокон веков прилагались к прочим правам и обязанностям ответственных за переправу.

Нашлась вторая телега. Кто-то видел, что толпа вроде как евреев ее приватизировала и повела к пристани через задние дворы. Но не довела. Судя по следам, груз из телеги с одной лошадью перегрузили в телегу с двумя и увезли сушей.

Количество папских солдат сошлось с тем, что назвал пленный. Значит, никто из них не ушел ни с второй телегой, ни в погоню. Правда, с солдатами был какой-то монах. Но про него спрашивать у настоятеля бесполезно, эти своих не сдают. Впрочем, если покойный Папа воевал против Франции, то неудивительно, что епископ Пьяченцы пытается ограбить армию Его Величества. Ничего личного, ничего бесчестного. На войне как на войне.

Пока Роберто разбирался в Парпанезе, стемнело. В погоню в неизвестном направлении по темноте отправляться бесполезно. Уже не найти и не догнать ни остатки обоза, ни Эрнесто, ни похитителей второй телеги. Но завтра — обязательно.

Мальваузен догнал Максимилиана в первой деревне после моста через Ламбро. Телега с золотом куда-то подевалась. Рыцарь остановился у коновязи и о чем-то бессвязно говорил с местными, не слезая в коня и подняв левую руку к лицу.

— Мессир, вы в порядке? — Мальваузен спешился и подошел к рыцарю.

— Сам погляди, — злобно сказал один из крестьян.

Мальваузен поглядел и ужаснулся.

— Помогите мне его снять, — попросил он.

— Ты кто такой-то, чтобы тебе помогать?

— Военный хирург и дипломированный врач. Вам как больше понравится, чтобы рыцаря спасти или чтобы добить?

— Да ты что про нас думаешь! — возмутился тот же крестьянин, — У меня постоялый двор, а не разбойный притон! Я бы, может, и сам ему помог, только не знаю, как подступиться!

Подступиться действительно не так-то просто. Паризьен фыркал, переступал ногами и никого не подпускал. Подкупить коня яблоком или морковкой пробовали. Стоило коню повернуть голову, как яблоки и морковки валились на землю, и зверь съедал их с земли, не чувствуя никакой благодарности.

Так провозились до темноты, а потом появился Эрнесто. Он легко привязал своего коня, а потом спокойно взял поводья Паризьена и закрепил рядом. Конь почувствовал, что рядом свои и разрешил снять всадника.

Максимилиана отнесли на постоялый двор и положили в кровать.

— Ты кто такой? — спросил Эрнесто Мальваузена.

— Дипломированный врач и военный хирург.

— Выбери что-то одно.

— Первое, если вам от этого будет легче.

— Ладно, что с ним? Говорить сможет?

Поразительный оптимизм. Кто-то очень метко выстрелил рыцарю в голову из арбалета. Но Максимилиан чудом успел увидеть летящий болт и закрыться рукой. Наверное, стреляли издалека, и болт потерял скорость. Непонятно тогда, как он вообще попал, но не будем отвлекаться.

Болт пробил латную перчатку на пясти, пробил насквозь ладонь, потянул руку за собой и ударил пальцами о козырек шлема. После чего воткнулся в лоб над левой бровью, пробил череп и, возможно, отскочил от идейно крепких рыцарских мозгов. Но в черепе застрял.

Рыцарь оставался достаточно в сознании, чтобы намекать коню поворачивать в нужном направлении. По крайней мере, с дороги в Пиццигеттоне они не сбились. Но головная боль у него должна быть уже адская.

Мальваузен и Эрнесто сняли с раненого доспехи. Доктор попытался аккуратно расцепить руку, болт и голову, но не смог. Пациент закричал, когда болт пошатнулся.

Эрнесто тогда взял древко и дернул посильнее. Максимилиан вскрикнул и потерял сознание.

— Господи, что Вы наделали! — возмутился Мальваузен.

— То, что ты не смог, — ответил Эрнесто, дернул еще раз, вытащил болт из ладони и бросил его на пол вместе с латной перчаткой.

— Вы оторвали древко от наконечника, он остался в ране.

— Так доставай.

— Мне нужны нормальная палата, инструменты, лекарства и яркий дневной свет.

— И достанешь?

— Достану.

— Побожись.

— Клянусь святым Пантелеймоном, — Мальваузен перекрестился, — Чтоб мой диплом мыши съели, если не достану!

Некоторым такая уверенность может показаться чрезмерной, но к шестнадцатому веку от Рождества Христова у людей уже не первую тысячу лет существовала потребность в извлечении наконечников стрел из ран. Ничего сверхъестественного для этого не требовалось, кроме, разве что, минимального инфицирования раны.

Лучше всех по состоянию на 1521 год технологию извлечения наконечника стрелы описал англичанин Джон Лондж более, чем за сто лет до описываемых событий, в известной в медицинских кругах книге «Philomena», на латыни.

Генрих, принц Уэльский, в битве при Шрусбери был ранен стрелой, которая вонзилась на шесть дюймов в его правую щеку возле носа, пройдя в голову по траектории, не задевающей мозг. Древко стрелы сломалось, а наконечник остался зажатым в кости черепа. Генрих сражался до победы, а после обратился к врачам.

Лечением занимался лондонский хирург Джон Брэдмор. Он расширил раневой канал, вводя туда тонкие палочки из сердцевины бузины, пропитанные розовым медом. После этого он смог ввести щипцы внутрь втулки наконечника, зафиксировать и извлечь наконечник. Раневой канал промыли белым вином и до заживления дезинфицировали "белой мазью" из размоченного белого хлеба, ячменя и скипидара. Пациент выздоровел, правда, у него остался шрам на всю жизнь.

Мальваузен читал «Филомену» и даже однажды применял полученные знания на практике, извлекая стрелу из ребра. Правда, пациент умер от воспаления, но он и до того злополучного несчастного случая на охоте не блистал здоровьем, в отличие от некоторых толстолобиков.

Пациента, не раздевая, положили набок в кровать, подложив под спину набитый сеном матрац. Посадили слугу, чтобы не давал переворачиваться. При свете свечи Мальваузен наложил на лоб повязку, хотя кровь почти уже и не текла. Туго забинтовал левую ладонь.

И Мальваузен, и Эрнесто ожидали, что Максимилиан начнет бредить и скажет, куда подевалась полная телега золота и Тодт. Но во время операции он то читал молитвы на латыни, то пел шепотом дурацкие песни на родном языке. Может быть, он спел и про телегу, и про золото, и про Тодта, но никто не понял.

Глава 46. 15 декабря. Речное пиратство.

Золотой обоз и 19 всадников сопровождения переправились через По в Парпанезе. На северном берегу обоз встретила засада в полсотни арбалетчиков и алебардистов из Пьяченцы, которых привел брат Витторио, следивший за Максимилианом по поручению епископа Генуи.

Корсиканцы Джованни и Бруно угнали паром с телегой золота, загруженной последней. На вопросы, с чего это они вдруг и какой у них план, ответов пока не было.

По южному берегу паром преследует Фредерик.

Если вдруг кому случайно будет интересно, где болтались корсиканцы половину дня между попыткой задержания и свадьбой Фредерика, то Джованни-Абдулла и Бруно тогда убежали в довольно предсказуемое место. В корсиканский квартал «Маленький Аяччо».

— Дядя, вы уверены, что вам сюда? — спросил первый же встреченный мальчишка. Босой, но с ножом на поясе.

— Уверен, сынок, — ответил Бруно и для верности выругался по-корсикански.

— Если что, вы тут не проходили, — кивнул паренек.

Джованни бросил ему монетку, парень схватил ее на лету.

— Мадонна миа, какие люди! Джованни! Бруно! — трактирщик Бастиан обладал профессиональной памятью на лица, — Холодно на улице, да? Есть луковый суп «Смерть французским оккупантам».