Одна дорога из Генуи (СИ) - Зубков Алексей Вячеславович. Страница 80

Перегруженная телега еле ползла и вверх, и вниз, и заставляла всех нервничать. Особенно Симона, потому что вдруг они опоздают в Тортону, Кармину хватит удар от уверенности в том, что она отравлена, а Пьетро зарежет Маринеллу. У попутчиков беспокойство Симона вызывало вовсе не сочувствие, а раздражение.

Общими усилиями не опоздали. Солнце садилось, когда Брассо свернул в сторону «Приюта грешника».

— Эй, нам ведь к праведнику! — возмутился Симон.

— С телегой? — удивился Брассо, — Ты как будто в Тортоне не был.

— Да был я, и в «Праведнике» ночевал.

— С телегой?

— Нет, — вздохнул Симон.

Из названия явно следовало, что хозяин «Праведника» хотел привлечь паломников, а паломники обычно бывают пешие, или конные и редко тащат за собой обозы. Как раз из-за паломников Симон ночевал именно там каждый раз, когда проезжал через Тортону. Он никогда не ценил интересные знакомства под выпивку и хорошую кабацкую драку.

В «Приюте грешника» собралось немало путников. В основном свита богатых генуэзцев, зачем-то массово отправившихся в Турин. Сами богачи ночевали в более приличных местах ближе к центру города. На всех хозяин дал одну комнатку, и то пришлось переплатить. Возчик сказал, что пойдет спать в телегу. Симон сбегал к «Праведнику», но две приличных девушки там пока не появлялись.

Вернулся и вместе с Иеремией и Брассо спустился в таверну при постоялом дворе. Уселись за стол и с аппетитом принялись за чечевичную похлебку.

В таверну зашли пять человек с аркебузами и встали полукругом напротив стола. Фитили дымились, пальцы лежали на спусковых рычагах. Иеремия, Симон и Брассо подняли руки над столешницей, демонстрируя пустые ладони.

— Огонь! — скомандовал Фабио Моралья.

Все пятеро выстрели в алхимика. Один в лоб, остальные в грудь.

Иеремия повалился на пол. Симон и Брассо вскочили и попытались выхватить мечи, но стрелки атаковали их с аркебузами как с дубинками, а Фабио уже держал меч в руках и ловко воткнул его в бок Брассо. Возчик отпрыгнул к стене и сел на корточки, закрыв голову руками.

Симон вовремя понял, что сопротивление бесполезно, и повалился на пол. Получил несколько раз вскользь прикладами и стволами, ушиб костяшки левой руки, но в целом урона не понес.

Брассо, как человек намного более эмоциональный и боевой, полез в драку, но получил прикладами и в лицо, и по почкам, и по раненому боку. Свалился на пол и затих.

В таверну вошли трое в открытых шлемах, нагрудниках и с алебардами. Местная стража.

— Как вы тут? — сурово спросил старший, оглядываясь, — Поймали колдуна своего?

— С Божьей помощью, — Фабио кивнул на тело.

— Жан, что это все значит? — спросил хозяин таверны, обращаясь к новым гостям.

Хозяин таверны стоял у дверей кухни, обуреваемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, ему очень хотелось понять, что происходит. С другой стороны, ему не хотелось и близко подходить к трупу без головы, накачанному святой водой.

Фабио подошел к нему и развернул пергамент с печатью.

— Грамотный? Читай.

— Указ архиепископа Генуи Его Высокопреосвященства кардинала Инноченцо Чибо, — запинаясь, прочитал трактирщик, — Повелеваю опасного чернокнижника Иеремию Вавилонского взять живым или мертвым. Сообщников арестовать. Имущество конфисковать. Местным властям оказать содействие предъявителю сего документа.

— Настоящий? — спросил кто-то из посетителей.

— Пергамент такой хороший и печать подвешена, — ответил трактирщик, — Вроде как настоящий. Я настоящих-то раньше не держал в руках.

— Я тоже, — ответил старший из местных стражей, — А вы кто вообще, что на колдунов охотитесь? Инквизиторы какие-нибудь?

— Охотники за головами, — ответил Фабио, — Нет у нас столько колдунов, чтобы ради них специальных людей содержать. У вас тоже нет. Ни у кого нет.

— Так это что получается, если у нас ведьма заведется, то это нам ее изводить?

— Первый раз что ли? — спросил патрульный справа.

— Да ну тебя! И в тот раз тошно было, и сейчас тошно. Развелось пакости всякой, тьфу!

— Еще вопросы есть? — спросил Фабио.

— Труп сами уберете или тут бросите?

— Только не тут! — возмутился трактирщик, — Нет такого закона, чтобы дохлых чернокнижников по трактирам раскладывать!

— Гробовщик нужен, могильщики и священник. До полуночи чтобы в земле лежал.

— Кто платит?

— Генуя платит. Поехали.

Фабио снял с алхимика пояс, с пояса снял кошелек и выудил оттуда золотой дукат.

— Настоящий? Или колдовской? — усомнился патрульный.

— А ты бы какой хотел? Можешь не брать, — Фабио залез в другое отделение кошелька и достал мелкую серебряную монету, — Выбирай.

Патрульный ловким движением выхватил у Фабио весь кошелек.

Генуэзцы схватились за оружие.

— Если покойника хоронит стража, то кошелек, оружие и одежду берем себе, — объяснил стражник.

— Спокойно, парни, у нас так же, — сказал своим Фабио, — Но телеги и сообщники наши. Указ епископа.

— Забирайте. Не наше и было.

Стражник покопался в кошельке, сильно повеселел и сказал:

— Мы ему гроб обручами перетянем. И мраморную плиту сверху положим. Черта с два при нашей жизни выберется.

Фабио подошел к лежавшему на полу алхимику.

— Первая страница Псалтыря, освященная пуля в лоб, пуговица от облачения епископа, кость из пальца святого Доната, серебряная пуля с кровью девственницы, — сказал он, — Хотел бы я знать, что из этого сработало.

— Еще не все, — ответил один из стражников.

— Режь, — согласился Фабио.

Стражник положил на стол аркебузу и вытащил из ножен тяжелый разделочный нож. Одним движением разрезал шею мертвого алхимика до позвоночника, тяжелым ударом перерубил позвонок и поднял голову за волосы.

— Пулю не вздумай доставать, — напомнил Фабио.

Стражник фыркнул с таким видом, будто ему напомнили что-то очевидное, и передал нож другому.

Второй стражник сделал глубокий разрез в области солнечного сплетения, вставил туда деревянный колышек и глубоко забил его рукояткой ножа.

— Надо было сердце вырезать, потом его проткнуть и в той же могиле не хоронить, — сказал третий.

— Где это написано? — спросил Фабио.

— Бабки говорят.

— Кто из бабок хоть одного колдуна извел? Давай дальше.

Труп посадили, прислонив к стене. В горло вставили воронку, а в воронку залили две фляжки святой воды. Фабио в это время читал молитву с листка.

— Вроде хватит. Еще отпеть и закопать. Не знаю только, за оградой или в освященной земле.

Больше всего Фабио переживал за поддельный пергамент с печатями. Если бы пришлось его показывать епископу Тортоны или мэру, или начальнику стражи, или рыцарю, то могло бы и виселицей запахнуть. Нельзя убивать и грабить людей посреди города, аргументируя это фальшивыми пергаментами. Даже печати подделывать уже за гранью.

Но по-другому не вырисовывалось никак. Пойти к духовным или светским властям с одними только подозрениями без доказательств означало риск лишиться должности. Фабио знал, что алхимик человек непростой и водит знакомство с сильными мира сего, в том числе, и с епископом, и с управляющими Банка Святого Георгия. Поймать и допросить с пристрастием Симона означало спугнуть алхимика. И ищи его потом даже с настоящими указами и печатями в тонких мирах или куда там колдуны прячутся.

Вчера утром оказалось, что исчезла Кармина. Сбежали или убита, никакой помощи от нее не будет, и остается только трясти алхимика.

Еще позавчера вечером Фабио понял, что к алхимику можно зайти любому количеству вооруженных людей, и никто вокруг не побежит никуда доносить. Все привыкли, что Магистр с любыми врагами сам справится, а если не враги, то и беспокоиться не о чем. Значит, можно зайти в масках, извести колдуна и допрашивать Симона хоть до утра. Допрашивать Фабио и компания умели хорошо. Симон бы сдал золото, а дальше можно бы было половину забрать себе, а половину гордо отдать губернатору. Это золото не принадлежит ни Генуе, ни патриотам, ни Фуггерам. Почему бы не переукрасть украденное, как говорил Томазо Беккино. Никто ведь не знал, сколько золота изначально было в телеге, что попалась в Борго-Форнари, и какую часть рыцарь раскидал в толпу.