Особое мясо - Бастеррика Агустина. Страница 29

Из родной Румынии Урлет уехал после Перехода. В его стране охота на людей была запрещена, и он, имевший опыт содержания охотничьего хозяйства, решил попытать счастья в этом бизнесе на другом конце света.

Маркос никогда не знает, как отвечать на его вопросы. Урлет словно ждет от него какой-то разоблачительной фразы или редкого блестящего эпитета, а он… все, чего ему хочется, — поскорее покинуть это место. Он говорит первое, что приходит в голову, говорит нервно. У него не получается смотреть Урлету в глаза, не получается отделаться от ощущения, что внутри собеседника находится кто-то — или что-то — еще, кто-то, царапающий тело румына изнутри, грызущий его плоть, пытаясь выбраться наружу.

— Ну да, поедать кого-нибудь живьем — это, наверное, совершенно особое ощущение.

Губы Урлета слегка изгибаются. Наверное, так он выражает презрение. Это выражение его лица Маркосу прекрасно знакомо. Всякий раз, встречаясь с этим румыном, он видит, как тот недоволен тем, что собеседник просто повторяет сказанное им самим — или потому, что ему нечего добавить, или он пытается свернуть с затронутой темы. Однако Урлет знает, что такое чувство меры: его жесты и мимика едва читаются, а главное, обозначив свое отрицательное отношение к чему-либо, он немедленно начинает улыбаться и переходит к разговору в светской тональности.

— Именно так! Вы абсолютно правы, мой дорогой кавалер.

Румын всегда обращается к нему на «вы» и при этом никогда не называет его по имени. Для Маркоса у него припасено обращение «кавалер», румынский аналог «кабальеро».

Сейчас середина дня, но в кабинете Урлета, за огромным письменным столом из черного дерева, за похожим на трон креслом, поверх высушенных голов и выше фотографий с трофеями горят свечи в канделябрах. Возникает ощущение, что ты попал в какой-то алтарь, что головы на стене — это святыни какой-то религии, созданной и исповедуемой самим Урлетом. Идея этой религии состоит в создании коллекции человеческих голов, добытых на охоте, подборок лаконичных, предельно точных слов и фраз, особых вкусов, душ и плоти, а также книг и связей.

Вдоль стен кабинета от пола до потолка идут книжные шкафы. Их полки ломятся от множества старинных фолиантов. Основная часть библиотеки — на румынском, но есть подборки и на других языках. Со своего места Маркос успевает рассмотреть несколько имен и названий: «Некромикон. Великая книга святого Киприана», «Руководство папы Льва III», «Большой Гримуар», «Книга мертвых».

Слышны голоса охотников, возвращающихся с угодий.

Урлет вручает ему бумаги. Это очередной заказ. Маркос непроизвольно вздрагивает, когда один из ногтей румына касается его руки. Сдержать гримасу отвращения ему тоже не удается. Отдернув руку, Маркос продолжает с преувеличенным вниманием изучать заполненные бланки заказа. На самом деле он просто боится посмотреть в глаза Урлету, причем боится не самого румына, а того неведомого существа, которое, кажется, вот-вот прекратит медленно грызть своего хозяина изнутри и рванет наружу со всей накопленной силой. Что же у него там, внутри? Может быть, душа одного из тех существ, которых он съедал живьем, не смогла выбраться из этого тела и осталась там, как в западне?

В заказе красным карандашом обведена одна из позиций: «беременные самки».

— Тех, которые не беременные, мне больше не надо. Они дуры и к тому же — дуры покорные.

— Отлично! Нам-то только лучше. Беременные идут в три раза дороже. Плюс надбавка за тех, что на четвертом месяце и старше.

— Меня все устраивает. Пусть среди них будут несколько голов на последней стадии беременности. Сформировавшийся плод — отличное блюдо для гурманов.

— Договорились. Я смотрю, вы увеличили заказ на самцов.

— Ваши экземпляры — лучшие на рынке. С каждым разом они становятся все более ловкими, выносливыми и сообразительными, если такое слово к ним вообще применимо.

В дверь стучат. Слышен голос ассистента Урлета. Тот разрешает помощнику войти. Обойдя Маркоса, ассистент что-то шепчет Урлету на ухо. Выслушав, румын делает едва заметный знак рукой, и ассистент молча выходит из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Урлет улыбается.

Маркос чувствует себя неловко и, главное, совершенно не понимает, что делать дальше. Урлет барабанит ногтями по столу и продолжает улыбаться.

— Мой дорогой кавалер, похоже, судьба на моей стороне. Некоторое время назад я реализовал одну задумку. Случается, что люди погрязают в долгах. Причем часто это люди известные. Не повезло в игре, но могут быть и другие причины.

Так вот, я придумал способ для тех, кто задолжал действительно большие суммы, списать эти долги прямо здесь.

— И каким образом? Я что-то не понимаю.

Урлет отпивает вина из кубка, выдерживает

паузу и лишь потом произносит:

— Я предлагаю им продержаться в моих угодьях во время охоты. Неделю, три дня или всего несколько часов: все зависит от суммы долга. Если человека не выследят, не застрелят и он выберется из такой передряги живым, я гарантирую ему полное погашение долга.

— Хотите сказать, что есть люди, готовые рисковать жизнью из-за того, что задолжали кому-то денег?

— Кавалер, есть люди, готовые действовать куда более жестоко, причем по куда менее значительным поводам. Например, всегда найдутся желающие устроить охоту на знаменитость, затравить ее и съесть.

Что ответить на это, Маркос не знает. Ему и в голову не приходило, что Урлет может решиться на такое. Это же надо — съесть человека с именем и фамилией!

— А вас не смущает моральная сторона этого вопроса? Не слишком ли это бесчеловечно?

— Ни в коей мере! Человек — существо сложное и многогранное. Меня завораживают как самые темные наши стороны — низость, предательство, — так и возвышенные проявления человеческой природы. Будь мы все чисты и непорочны, наша жизнь представляла бы из себя сплошную серую унылость.

— Но вы же сами называете вашу задумку жестокой и бесчеловечной.

— Потому что она такая и есть. Но это как раз и замечательно! Мы умеем признаваться себе в тяге ко всему чрезмерному — и это прекрасно. Это значит, что мы способны справиться с выплесками этой первобытной энергии, с проявлениями звериной стороны нашей сущности.

Урлет берет паузу, чтобы налить себе вина. Он предлагает выпить и гостю, но тот отказывается. Мне еще машину вести, поясняет он свой отказ. Урлет продолжает свой неспешный монолог. Продолжая говорить, он то и дело прикасается к перстню и крутит его на пальце.

— В конце концов, мы с сотворения мира пожираем друг друга. Иногда символически, но чаще буквально. Так что Переход просто предоставил нам возможность стать менее лживыми и лицемерными.

Он неторопливо встает и говорит гостю:

— Не желаете ли сопроводить меня, кавалер? Предлагаю насладиться вкусом жестокости и бесчеловечности.

Он прекрасно понимает, что больше всего на свете хочет сейчас вернуться домой, сесть рядом с Жасмин и ласково гладить ее по животу, но этот румын действительно обладает каким-то магнетизмом, который оказывается сильнее всех омерзительных черт его личности. Маркос встает и идет вслед за Урлетом.

Они задерживаются у большого окна, выходящего во двор охотничьего хозяйства. Под навесом-галереей человек пять-шесть охотников фотографируются со свежими трофеями. Кто-то ставит колено на тело добычи, уложенное на пол. Кто-то демонстрирует свою охотничью удачу, подняв голову трупа за волосы. Одному удалось загнать и пристрелить беременную самку. Приблизительно шестой месяц, прикидывает про себя Маркос.

Центром группы является один из охотников, решивший запечатлеть свою добычу в полный рост. Труп опирается ему на плечо, а со спины тело поддерживает один из помощников. Это главный сегодняшний трофей — самый ценный. На трупе грязная одежда, но даже сквозь грязь видно, что вещи хорошие и дорогие. Это музыкант, поиздержавшийся и погрязший в долгах рокер. Маркос не помнит его имени, но знает, что это весьма популярный исполнитель.