Гиблые земли (СИ) - Уленгов Юрий. Страница 59

Послышался рык, и я едва успел перехватить дробовик двумя руками и подставить ствол под удар зазубренного клинка, что обрушил на меня крупный бородатый дядька в черном. Ударь он чуть под углом — и скользнувшее по металлу лезвие оставило бы меня без руки, а так…

Потянувшись к Источнику, я активировал «гравитационную волну», и противника буквально сдуло в сторону. Правда, не его одного — не имея заданного вектора, волна ударила вокруг меня по площади, сбив с ног не только врагов, но и друзей. Ну, простите, парни, не до прицельных ударов сейчас! Снова перехватив дробовик за рукоять, я с нескольких метров выстрелил в пытающегося вскочить бородача, и, отшатнувшись от опалившей ресницы огненной вспышки, завертел головой, пытаясь отыскать последнего, третьего горкха.

К счастью, с ним справились и без меня. Тело твари, в которое ударили сразу несколько стрел с эфирными наконечниками, буквально разорвало пополам. Темная дымка, окутывавшая горкха исчезла, и сейчас хорошо было видно изъеденную язвами и местами подгнившую плоть. Господи, какая же мерзость!

Воодушевившиеся смертью инфернальных монстров бойцы под боевой клич с новой силой врубились в неприятеля. На меня ринулись сразу двое, и пришлось снова браться за меч. А дальше меня закрутило в кровавой буре схватки, и последующие несколько минут слились в один смертоносный миг — в который я полностью отдался рефлексам тренированного тела, которое действовало будто само по себе. Удар, блок, увернуться, удар, блок, увернуться…

Клинок Духа рубил мечи противников, как щепки, а мой путь устилали трупы. Изо всех сил стискивая рукоять, я шел вперед — а за мной шли воины с Локином во главе. Нападающих становилось все меньше, и мы все ближе пробивались к воротам. Стрелки с обеих сторон бездействовали — в такой кутерьме подстрелить своего проще, чем попасть в чужака. Еще немного, и…

— Старк! — искаженный ненавистью вопль заставил меня вздрогнуть. Откуда-то сверху. На площадке для стрелков на вершине развороченных ворот, возникла укутанная в черный плащ с капюшоном рослая фигура. Ептыж, это же один из послушников Бранда! Объятый Тьмой, чтоб его! Я не мог видеть глаз кричащего, но мне показалось, что смотрит он прямо на меня. В руке незнакомца возник черный, как самая непроглядная ночь Клинок Духа, а потом послушник коротко разбежался и прыгнул вниз — прямо в самую гущу битвы.

Нормальный человек, отмочив такое, в лучшем случае переломал бы себе ноги. Гравитация — бессердечная сука. Но, кажется, этот парень умел с ней договариваться. Более того. Удар тела о землю вызвал настоящий взрыв. Земля дрогнула, а ближайших к точке приземления воинов разметало в стороны. Когда поднявшаяся пыль осела, я увидел послушника, стоящего на колене в небольшой воронке и неотрывно смотрящего на меня. Левой рукой одержимый опирался о землю, а в правой была зажата рукоять Клинка Духа.

— Зря ты решил вмешаться, мальчишка! — прорычал послушник, активировал Клинок и ринулся вперед.

Вскинув дробовик, я открыл огонь, но темная фигура будто размазалась в воздухе, уклоняясь то в одну, то в другую сторону. Черный клинок гудел, разрезая воздух, и то один, то другой солдат оседали на землю, пытаясь удержать хлещущую из перерезанных глоток кровь.

Отбросив бесполезный дробовик, я выхватил Клинок — и успел его активировать в самый последний момент. Мощный горизонтальный удар, едва не пробил мой блок. Я покачнулся, текучим движением отвел вражеский меч в сторону и атаковал сам — едва не поплатившись за самонадеянность. Только невероятная реакция носителя спасла меня от рубящего удара с неожиданной стороны. Послушник сместился, оказавшись сбоку от меня, и нанес новый удар. Я нырнул под вражеский Клинок, перекатом уходя в сторону, вскочил на ноги, и развернулся к противнику, становясь в стойку. Вот только если стойку обученное тело приняло само, то что делать дальше — я абсолютно не понимал. На меня напало ощущение полной беспомощности, такое же, как при первой схватке с одержимым, там, в Цитадели. Тело знало, что делать, у него были рефлексы и навыки… Вот только для того, чтобы использовать их, нужно было дать команду, отправить импульс, спланировать бой… А я этого не умел. Твою мечту!

«Отдай мне мое тело…», — мелькнуло в сознании, и я с трудом сдержался, чтобы не помотать головой, отгоняя наваждение. Меня теперь и в сознании глючит?

— Бранд будет очень рад, когда я принесу ему твою голову, — прошипел, меж тем, послушник, и уголки его рта разошлись в мерзковатой ухмылке. — Он и не ждет такого сюрприза…

И тут же, без всякого перехода, послушник превратился в ураган.

Все, что я успевал — подставлять меч под удары, действуя на голых рефлексах донорского тела. В защите, движимое инстинктом самосохранения, тело действовало будто само. В какие-то моменты удавалось даже проводить вялые попытки контратаковать, используя вбитые в подкорку связки, но осмысленно действовать я не мог. А без осмысления перехватить инициативу было попросту невозможно.

Очередная попытка контратаки едва не стоила мне жизни, я в последний момент отпрыгнул назад и кончик меча послушника чиркнул меня по груди, разрезая прочнейший пуленепробиваемый материал, как раскаленный нож — подтаявшее масло.

Я отчетливо услышал невеселый смех. Будто кто-то в глубине моего сознания горько расхохотался. Да что со мной творится, а?

— Щенок, — выплюнул послушник, остановившийся в паре метров от меня. — Маленький, беззубый щенок. Даже противно тебя убивать. Это недостойно воина… Я мог бы задушить тебя голыми руками. Но… Мне пригодится твой эфир! — и, с этими словами, «капюшон» прыгнул вперед.

Я ждал этого момента. Еще в прошлый раз я подметил, что брандовский прихлебатель останавливается, чтобы процедить несколько пафосных фраз, подобно злодею из плохого боевика вовсе не из любви к искусству. О, нет. «Капюшон» был старше и тяжелее, он был подготовлен куда хуже, чем носитель, он выдыхался, и делал паузу для того, чтобы перевести дух. А значит, на этом можно было сыграть.

Понимая, что делать, действовал я значительно увереннее. Я делал упор на маневры и уклонения, блокировал черный Клинок только когда других вариантов вовсе не было, а в атаку соваться даже не пытался. Моей задачей было вымотать противника, который, видя, что его атаки не достигают цели, злился и вкладывал в каждый удар все больше силы. И вот, наконец, увидев, что «капюшон» замедляется, я собрался и пошел в атаку сам.

Мне удалось сделать длинный, глубокий выпад, совершенно не профессиональный и абсолютно отчаянный — и он достиг цели. Точнее, почти достиг. В последний момент послушник успел повернуть корпус, и вместо того, чтобы проткнуть его клинком насквозь, я лишь слегка зацепил кромкой бок «капюшона». Взвыл от боли, тот отмахнулся мечом, едва не лишив меня руки и схватился за бок, из разреза на котором, вместе с кровью, выплеснулись клубы дыма. Рот послушника исказился в жуткой гримасе, и, отняв руку от раны, он резко выбросил ее вперед.

Мощный удар сбил меня с ног и швырнул на скалу за спиной. Я не успел сгруппироваться, со всего маха приложился затылком о камень… И поплыл. Сознание ускользало, я чувствовал, что еще секунда — и провалюсь в темную пелену беспамятства. И именно в этот момент я снова услышал смех. На этот раз — радостный, торжествующий.

«Ну, наконец-то!», — отдалось эхом в мозгу, а в следующий миг я легким движением вскочил на ноги. Вот только… Вот только я готов был поклясться, что это сделал не я!

Вспыхнувший, словно голубая молния, Клинок, взметнулся навстречу мечу послушника, парируя его удар, затем левая рука пошла вперед и вверх, и одержимый, будто получив воздушный апперкот, взвился в воздух. Тело прыгнуло вперед, рывком преодолело десяток метров, и обрушило на едва успевшего сгруппироваться врага настоящий шквал резких, сильных ударов. Это походило на прекрасно отрепетированный, захватывающе красивый в своей смертоносности танец — вот только вел в нем явно не я.

Я продолжал видеть происходящее своими глазами — но тело подчинялось не мне. Сейчас я был лишь сторонним наблюдателем, который по собственной воле не мог ни моргнуть, ни выдохнуть. Отточенные приемы, плавные движения, полное отсутствие сомнений… То, чем я в теле Дэймона похвастаться, увы, не мог. С каждым ударом, с каждым выпадом становилось понятно, что послушник проигрывает, теперь уже он отступал, лихорадочно пытаясь обороняться. И получалось это у него значительно хуже, чем у меня совсем недавно. Черный балахон был прорезан уже в нескольких местах, из них сочилась кровь вперемешку с черной дымкой, капюшон слетел, открыв лишенную волос, покрытую уродливыми шишками, голову, а в глазах послушника плескался страх. Он выдохся, потерял инициативу, но самое главное — он боялся. Он боялся мальчишку, что с застывшей на лице презрительной улыбкой, теснил его, с каждым ударом все яснее давая понять, кто выйдет победителем из этой схватки. И, в тот момент, когда казалось, что вот-вот все будет кончено, послушник закричал.