Никому тебя не отдам (СИ) - Бонд Юлия. Страница 45

— Лесь, скажи что-нибудь? — Прервал мысли Тимур, опуская меня на кровать.

Осмелилась взглянуть на него. И где только силы нашлись? Он смотрел на меня с нескрываемой тревогой. На лице дрожал мускул, а на лбу выступала едва заметная вена. Ожидал. Ждал до последнего ответную реакцию с моей стороны. Даже в ладони взял мою руку, а затем принялся покрывать ее трепетными поцелуями.

— Пообещай, что забудешь меня? Просто пообещай. Лисенок, я не достоин твоих слез. Девочка моя, не плачь, — он стирал с моих щек влагу, а я сидела напротив, не шевелясь.

Не знала, что может быть настолько больно. Больно до онемения языка. Кажется, он что-то говорил о ненависти. О том, что вся наша связь была неправильной. Что он не должен был вмешиваться в мою жизнь, но вмешался.

— Уходи. Тимур. Навсегда. — Единственное, что смогла произнести, вытягивая из себя слова, будто осколки стекла из кровоточащей раны.

И он ушел, не говоря ни слово. Лишь один раз к себе прижал, целуя в лоб, точно покойницу. А я уже была покойницей. Точнее, не так. Покойником были мои чувства. Их просто убили, сделав контрольный выстрел, будто бы в самую голову. Покойся с миром, моя любовь. Тебя больше никогда не будет в моей жизни. Отныне ты для меня мертвый.

Оказалось, что иногда так бывает, когда в чьей-то жизни ты всего лишь орудие мести. Тебя используют, для достижения личных целей, нагло играя. Для Тимура я была лишь игрушкой. Он бесцеремонно влез в мою жизнь, стирая границы здравого смысла. Он знал, он все знал. Знал, поэтому и совратил тогда в машине. Знал, что Вольский обо всем узнает. В героя-любовника играл. Подлец! Хотел отомстить Вольскому, а получается не рассчитал, что я влюблюсь в него по-настоящему. Что захочу быть с ним навсегда. А Вольский с ума сходил, наблюдая за нами со стороны. Теперь я понимаю, откуда взялась та странная гиперопека. Тим тоже знал обо всем. Они оба знали.

Глава 27

В ту субботу мне хотелось, как минимум, умереть. Но умирать из-за мужчины — глупо. Да только глупость иногда не знает границ, а потому совершаются отчаянные поступки. Нет. Я не пыталась покончить с жизнью. И у его подъезда я тоже не сидела. Мне всего лишь хотелось спокойствия и тишины. Такой тишины, чтобы не слышно было человеческой речи. Чтобы ничего не смогло напомнить о нём.

Я не помню, как шатающиеся ноги увели меня прочь из квартиры Артёма. Кстати, Артём тогда так и не появился. А я не обиделась на него, нет. Я просто поменяла своё мнение о человеке. То, что наша встреча с ним была не случайной — понимала. Только никак не могла определить, чьих рук было это дело. Сомневалась, что Ариевскому нужна была встреча. Он выглядел слегка растерянным, когда увидел меня там, на балконе. А дальше всё было чистой импровизацией. Однозначно. Всё указывало на Вольского, как не крути. Опять этот человек, возомнивший себя вершителем судеб, использовал свои методы. Я не знала этого точно, но почему-то хотелось думать именно так, а не иначе.

Ноги несли невесть куда. Я шла по незнакомым улочкам, глотая слёзы вперемешку с обидой. Пелена устилала путь перед глазами. Куда я шла? Неважно. В тот момент ничего не имело важности. Забрела в какой-то магазин. С дуру купила бутылку водки, будто алкоголь мог помочь решить проблему. Нет, конечно же. Не решил он проблему. Только помог помянуть и проводить в вечный путь. А проводить, как раз-таки, было что. Я хоронила любовь.

Кварталы сменяли друг другу. На одном перекрестке повернула направо. Почему направо? Всё просто. В том направлении горел зелёный цвет светофора. Забрела в какой-то дворик. Долго бродила около незнакомых домов, пока не оказалась в гаражном кооперативе. Было пусто. Ни души. Лишь птицы, устроившиеся на ветках деревьев, нарушали желанную тишину.

Почему-то вспомнилось детство. Когда мне было лет десять, мы с Ванькой любили лазить по крышам гаражей. Братец забирался первым, а затем помогал мне. В то беззаботное время нас не волновала возможная угроза в виде падения с крыши. Нас тогда вообще мало, что беспокоило. После нахлынувших воспоминаний захотелось вернуться в прошлое. То прошлое, где самой большой бедой была ссора с любимой подружкой или наказание в виде домашнего ареста на целую неделю. Как же мне хотелось снова стать ребенком, чтобы зелёнкой можно было вылечить любую рану. Так и произнесла вслух волшебные слова, что в детстве говорила мама: "У кошки боли, у собачки боли, а у Лесеньки — заживи".

"Заживи у Лесеньки сердце, пожалуйста", — вслух смеялась, делая очередной глоток водки прямо из бутылки. А затем попыталась забраться на крышу одного гаража. Залезла на дерево. Ободрала ладони и колени просто, пока пыталась достичь желанной цели. Понятное дело, давно я не лазила по деревьям. Кажется, это было совсем в прошлой жизни. Уселась на холодный шифер, подстелив под пятую точку кожаную куртку. Хорошая была курточка. Дорогая. Да только это, разве, имело значения? Нет, никакого.

Солнце уходило за горизонт. Приближался закат. Я подставила лицо под последние лучи солнца, искренне радуясь теплу. Водка приятно обжигала горло. В голове становилось пусто. Послышалась трель мобильного телефона. Потянулась к сумке. Скривилась, прочитав имя абонента. Вольский. Кто же ещё? Долго не решалась принять вызов. Даже хотела телефон выбросить, но передумала. Дорогой айфон, вряд ли когда-нибудь заработаю на такой. Смешно стало от этой мысли. А нужно ли вообще работать, когда рядом такой жених челом поклоны бьёт? И чего я от него нос воротила? Ишь, какой грамотный парень. Всё наперёд просчитал.

На звонок всё же ответила после неизвестно какой попытки. Сначала думала просто молчать в трубку, но Тимур так орал, что не сдержалась:

— Не ори на меня. Где хочу, там и сижу. И не скажу тебе, где именно сижу. Не твои заботы, Тимурчик. Отвали от меня наконец-то. Достал. И вообще, иди к черту, Вольский.

Вызов завершила, широко улыбаясь, будто безумная. Гордость какая-то появилась. Прямо похвалила себя: "Молодец, Соболева. Как ты их сегодня сделала, а? Одному по морде врезала, а другого на три буквы послала".

Дальше всё, как в тумане было. Пила водку, курила сигареты, считала воробьев на проводах электросети. Жизнь приобретала краски. Уже заметно опьянела, от того и легче стало. Свободнее, что ли. Сколько прошло времени я не знала, но в бутылке уже почти не оставалось выпивки, когда послышались голоса.

— Чёрт, — вслух выругалась, не веря собственным ушам.

Но только голоса от этого не прекратились, а стали ещё громче. Так и слышалось издалека "Леся". А потом опять мобильник позвонил. На этот раз был Ванька.

— Сестрёнка, ты где? — Только и смог произнести встревоженный голос.

Хотелось ответить: "В Караганде", но не ответила. Это же мой Ванька. С ним так нельзя. Он старший брат. Так и получилось, что слёзы наружу вырвались, когда родному человеку рассказала о том, что хотела вернуться в детство. В то детство, когда он учил меня стрелять из рогатки и кататься на "тарзанке".

Ванька нашел меня в скором времени. Залез ко мне на крышу. Обнял крепко-крепко, а я в шею ему уткнулась, говоря о том, что он — единственный мужчина, кому я могу доверять в этой жизни. У брата мускул на лице задрожал. Так и видела, как он злился.

— Алеська, кому я должен начистить морду? Ты только скажи. Кто тебя обидел? — Всё спрашивал и спрашивал, тряся меня за плечи. Но я не признавалась.

Не помогут кулаки. Разве сердце болеть перестанет? Нет. Только время расставит всё по своим местам.

А потом в пьяную голову трезвые мысли ворвались. На братца с недоверием посмотрела, хитро прищурившись:

— Как ты меня нашел?

— Это не я. Тимур нашел. — Ответил братец, сомнительно выдавливая из себя слова.

Я за плечи мужские ухватилась, крепко вцепившись пальцами за воротник кожанки. Только и шевелила губами "Почему". На большее мой речевой аппарат был не способен. Водка достигала своего апогея.