Мрачный дебют (СИ) - Ибрагим Нариман Ерболулы "RedDetonator". Страница 11

– Не скучай, – пожелал я ему. – И бер̀еги своих близких.

Дверь хлопнула, а затем раздался щелчок замка.

Выйдя из подъезда, я обнаружил себя перед группой молодчиков, вооружённых трубами и арматурами.

– А ты чего такой нарядный? – спросил меня один из них, небритый и, в целом, какой-то неухоженный.

– Настр̀оение такое, – ответил я.

– Француз, что ли? – спросил небритый.

– Вр̀оде того, – произнёс я. – В чём пр̀ичина вашего нескучного собр̀ания?

Мужиков было около сорока человек, все настроены решительно. Неужто начались погромы казахстанцев, говорящих с французским акцентом?

– Ты что, только из дома вышел? – грустно усмехнулся небритый. – У нас тут зомби-апокалипсис начался, поэтому мы, в инициативном порядке, начали зачистку парадных. Раз ты так спокойно вышел из своего, значит, там нет зомби?

Парадный… Это он, конечно, сильно преувеличил. Как говаривал один человек из интернета: «Парадный – это когда арки, пилястры, колонны, торжественный пафос, скрипучая дубовая дверь. А когда железная дверь с надписью „х%й“ и рядом валяется дохлый голубь с окурком в жопе – это подъезд». У нас подъезд.

– Больше нет, – поправил я небритого. – Сейчас гр̀он-мэр̀ скинет мне вещи, и я начну вынос тел из подъезда.

– Сколько их было? – спросил лидер инициативной группы.

– Восемь, – ответил я, скромно потупив взор. – В этом подъезде всё отлично, можете не пер̀еживать. Если кто-то и остался в квар̀тир̀ах – я займусь ими чуть позже.

Мертвецы шумят, поэтому в бетонной коробке лестничной клетки их отлично слышно.

– Ладно, тогда мы дальше пойдём, – вздохнул небритый. – А что у тебя за маска? Не самое лучшее время для карнавала.

– Это мой бзик, – развёл я руками.

– Семён, – небритый решил, что пришло время для представления.

– Дмитр̀ий, – представился я. – Пр̀иятно познакомиться.

Мы пожали друг другу руки, для чего мне пришлось снимать свою белоснежную перчатку.

– Слушай, а тебе такие штуки не попадались? – вытащил Семён из кармана серебристый шарик.

– Попадалась одна, – ответил я. – Очень опасная штука. Кое-что даёт, но кое-что забирает. Цена может оказаться гор̀аздо выше, чем задеклар̀ировано в довольно сухом описании.

– А, так ты тоже сумел прочитать текст! – обрадовался Семён. – Это значит, что ты уже применил шарик?

– Пр̀именил, – не стал я скрывать очевидное. – А вы всё никак не р̀искуете?

– Посмотри, – протянул мне шарик Семён.

Я принял этот сверхъестественный предмет и вгляделся в символы.

Тип: Магия исцеления

Потенциал: необычный

Краткое описание: несложный и ограниченный тип магии, требующий умеренного самоконтроля.

Позволяет исцелять травмы лёгкой и средней степени тяжести на себе и на других объектах.

Внимание! Использование предмета оказывает сильное воздействие на психоэмоциональное состояние объекта. Будьте осторожны.

Ясно. Полагаю, чем выше потенциал шарика, тем сильнее он бьёт по мозгам.

– У тебя было что-то подобное? – спросил Семён.

Информация – это ценность. Особенно о таких вещах.

– Да, что-то вр̀оде того, – ответил я. – Если хочешь исцелять тр̀авмы, то смело активир̀уй этот шар̀ик. Воздействие на психоэмоциональное состояние тем сильнее, чем выше потенциал шар̀а.

– Думаешь? – неуверенно спросил Семён.

– В конце концов, р̀ешение пр̀инимать тебе, – ответил я. – Не думаю, что это ср̀аботает с исцелением укусов от зомби, ведь это было бы слишком легко, но я бы всё р̀авно пр̀овер̀ил, окажись на твоём месте.

Там так и написано, что дарованная шариком магия способна залечивать лёгкие и средние травмы, а укус зомби, убивающий за десяток минут, явно относится к травмам сверхтяжёлой степени тяжести.

– Мне пор̀а идти, – произнёс я. – Удачи, господа.

– И тебе удачи, – задумчиво произнёс Семён.

Стихийные дружинники вразнобой пробурчали что-то вроде «бывай, не пропадай», после чего направились вслед за своим лидером, пристально смотрящим на свой серебристый шарик.

Не сомневаюсь, что они забили уже приличное количество мертвецов, поэтому почти у каждого из них есть свой шарик. И только им решать, принимать ли проклятый дар, способный сделать остаток их жизни незабываемым. Коротким, но незабываемым.

– Гр̀он-мэр̀! Выбр̀асывай мне вещи! – позвал я.

– Я тебе клюкой огрею, если ещё раз так меня назовёшь, бестолочь! – донеслось с балкона. – Лови!

На чёрную весеннюю землю, в которой едва-едва успели проклюнуться первые ростки дикой травы, упала дедовская фуфайка, а также связка одноразовых рабочих перчаток.

– Спасибо! – крикнул я бабушке, после чего начал собирать рабочую экипировку.

– Тряпки возьми ещё, чтобы головы накрывать – негоже, чтобы мертвецы непокрытыми лежали! – в балконное окно начали вылетать куски ветоши.

Собрав всё, я направился в подъезд.

Два слоя перчаток на руках, дедовская фуфайка – выглядел я, наверное, очень странно и нелепо. Император Наполеон I Бонапарт на общественных работах, иначе и не назвать.

Работал быстро и без нытья – сельские парни, вроде меня, никогда не чураются работы. Это городские ребятишки, порой, не способны даже уроненный мимо урны мусор поднять.

Стало немножко стыдно, потому что я подумал о мусоре во время уборки тел из подъезда.

От мертвецов, вопреки опасениям, не воняло тухлятиной. Да и откуда бы? Зомби появились, если верить новостным лентам, недавно, но массово – они не успели подгнить, если у них вообще начнётся процесс гниения. Нигде не говорилось, что наш зомби-апокалипсис будет точь-в-точь по канонам Джорджа Ромеро.

У нас свой зомби-апокалипсис, самобытный, с отечественным колоритом…

Когда восьмое тело было вытащено к подъезду и накрыто последним куском ветоши, найденным бабулей на нашем балконе, я вернулся в подъезд и наткнулся там на Михаила, вооружённого скалкой.

– Очень плохое ор̀ужие для самообор̀оны, – произнёс я. – Ты собр̀ался обор̀оняться от теста?

– Ну, ты же сам сказал, что надо что-то, что способно проломить череп… – очень неуверенно произнёс Михаил.

– У тебя дома нет топор̀а или молотка? – поинтересовался я, проходя мимо соседа.

– Есть, но… – Михаил замялся.

Я знаю, что это за «но». Топор или молоток – это же реально убить можно! Эх, кто-то просто не предназначен для того, чтобы выжить в том аду на земле, который нам готовит судьба.

– Если ты не готов убивать, твоя семья не выживет, – произнёс я, после чего постучал в дверь своей квартиры. – Спр̀ячь эту скалку подальше и воор̀ужись чем-нибудь посолиднее. Ты ведь даже не насмешишь мер̀твецов, потому что они не понимают юмор̀а.

Гр̀он-мэр̀ открыла дверь, впустив меня в квартиру. Михаил так и остался стоять на ступеньках, в нерешительности и смятении.

– Долго провозился, – недовольно произнесла моя бабуля.

Ей восемьдесят шесть, давно пора к праотцам или на больничную койку, чтобы грозить вычеркнуть всю родню из завещания. Но Агата Петровна Верещагина, вопреки статистическим прогнозам, всё ещё на ногах и деятельна.

Пусть у неё ноют кости, артрит и вообще, у стариков жизнь не сахар, но она не прекращает активно жить, скорее, вопреки, из принципа.

Абсолютно седая, с морщинистой кожей, покрытой старческими пятнами, но с признаками былой красоты – я не с пустого места обладаю актёрской внешностью, а отчасти и от бабушки. Вообще, если посмотреть на фотографии из молодости моих дедушки с бабушкой, кажется, что это кадры из какого-нибудь фильма – настолько они там красивы и свежи. Может, это так действует очарование давно минувшей эпохи, может, это просто фотоаппараты тогда были не слишком совершенны, не знаю.

Ростом бабуля метр шестьдесят с лишним, весит мало, но это годы и повышенная старческая активность – я столько в день не хожу, сколько она носится по инстанциям, выбивая из буржуазного режима всё, ей причитающееся. Голубые глаза её, чуть поблеклые от прожитых лет, смотрят живо, бодро, с вызовом, ежедневно бросаемым смерти.