Надоевшая (СИ) - Котляр Сашетта. Страница 17

Он, кстати, был одет удивительно по-летнему: короткая футболка зеленого цвета с какой-то надписью на немецком и тонкие джинсы с темно-зелеными кедами. Его наряд, если это можно так назвать, удивительно сочетался с хорошей погодой и яркими аттракционами вокруг. Я снова пожалела, что просто так проявляю по отношению к нему агрессию. И снова удивилась, когда его это никак не задело.

— Ну, не только для этого. Мне не нравится, как ты уходишь в себя, отчаиваешься. Это неправильно. Ты с каждым днем все мрачнее и все более и более усталая. Неужели это из-за Макса? Просто расскажи мне, что этот подонок натворил, и мы придумаем, что с ним сделать.

Говоря все это, он подходил все ближе ко мне, а на последней фразе и вовсе заправил прядь моих волос за ухо. Я задохнулась от возмущения, да и совесть, наконец, ушла на второй план. Вложив в голос как можно больше язвительности, я мрачно поинтересовалась:

— А кто тебе сказал, что мне нужна помощь сынка зека и матери-одиночки? Сама справлюсь как-нибудь. А ты мне никто, и не надо изображать из себя преданного рыцаря. Это отвратительно.

Мне даже стало страшно, насколько злыми и бьющими в цель были мои слова. Научилась все-таки чему-то у Спайка и Стасика. Денис побледнел, как полотно, отшатнулся от меня, развернулся и холодно бросил:

— А, извини. Ты такая же мразь, как они. Не признал. Больше не побеспокою.

И ушел. А я осталась стоять, растерянная и полная отвращения к самой себе. Кому я поверила, так отнесшись к Денису? Человеку, который меня использовал? Господи, зачем, зачем я… Ох… Мне ничего не оставалось, кроме как пойти домой.

Брела я медленно, нехотя, а по щекам снова текли слезы. На сей раз — слезы отвращения. Когда я успела стать истеричкой с настолько омерзительным характером, когда?! Казалось, от меня шарахаются прохожие и уличные собаки. Было противно и до безумия тоскливо. И жаль Дениса, которому досталось ни за что, ни про что. Он же ничего не сделал. Просто попытался проявить участие и вывести меня из депрессии. Да, он выбрал не тот способ, но откуда он мог об этом знать?! Это ведь совершенно невинный жест. Какая же я сволочь. Дэн прав. Я такая же мразь, как они. Скажи мне кто твой друг — и я скажу, кто ты. Иначе и не скажешь.

Дома меня встретила пугающая тишина. Матери не было, но это и не удивительно. Только обычно меня встречал возмущенный писк, который было слышно даже на пороге квартиры. А сейчас было тихо. Как в морге, или на кладбище. Испугавшись, что с Сириусом что-то случилось, я не раздеваясь влетела в комнату. В клетке меня ждал «приятный» сюрприз. С Сириусом действительно что-то случилось. Крыс был мертв. Причем, не просто мертв, а разрезан пополам. Задняя часть животного валялась в его опилках, а мордочка — в поилке. Вся клетка была измазана в крови, а рядом с ней валялась очередная записка, в завитушках которой угадывался знакомый почерк.

Меня затрясло, а к горлу подкатила тошнота, и я выбежала из комнаты по направлению ванной. Из глаз потоками лились слезы, к тому же меня неудержимо тошнило. Когда я выблевала все, что могла, я подняла голову и в зеркале над раковиной увидела свое смертельно бледное отражение. Меня трясло от ужаса и горя, было холодно, хотя в доме было, наверное, плюс двадцать пять. В комнату, где все это произошло, заходить отчаянно не хотелось.

Только вот я должна была это сделать. Во-первых, я обязана знать, за что мне все это, а во-вторых… Сириуса нужно похоронить. Необходимо. Нельзя его так оставить, он этого не заслужил.

Глава 7. Похороны крысы

Кое-как собравшись с духом, я снова вошла в комнату. Прошло, наверное, минут сорок после моего прихода домой и часа полтора после того, как бедное животное убили, чтобы проучить меня. В комнате пока пахло только кровью, а я даже не стала раздеваться из-за шока. Лишь скинула куртку и оставила в прихожей. Кое-как взяв себя в руки, я отыскала среди бесполезного хлама, хранимого матерью, коробку из-под обуви. В нее бережно, так, словно растерзанный на части Сириус еще может что-то чувствовать, положила все найденные в клетке останки моего единственного настоящего друга. Глаза снова залили слезы. Наверное, если бы я не обошлась накануне с Денисом так отвратительно, то я позвонила бы ему.

Теперь же я была лишена такой возможности, и была совершенно, абсолютно, опустошительно одна. Нет, я знала что домашние крысы долго не живут. Только никак не могла предсказать, что бедный зверь умрет так быстро, так омерзительно и жестоко. И из-за меня. Я оттирала его клетку, и плакала. Еще сегодня утром он доверчиво бегал по моей постели… А теперь — все. Был — и уже нет. Только окровавленные останки да измазанная клетка и записка, даже не заляпанная. Я отстраненно заметила про себя: скорее всего, тот, кто убивал крысу и тот, кто писал записку — разные люди. А в том, что обоих я «хорошо» знаю сомневаться не приходилось.

Меня даже разобрал истерический смех. Да, конечно же не приходилось! Разве много у меня было знакомых, способных просто из прихоти отобрать у человека все? Всего двое, если, конечно, не окажется, что я чего-то не знаю. Надеюсь, что не окажется. Еще немного, и я окончательно сломаюсь, провалившись в пучину отчаяния. Нет, ну сколько может выдержать одна одинокая по сути малолетка? Сначала этот «спор» и последующие пытки, потом вся эта канитель с Денисом, а теперь еще и жестокое убийство любимой крысы. Еще одно столь же глобальное происшествие, и все. Мне просто не хватит душевных сил выдержать все это.

Слезы никак не желали перестать течь по щекам, и я раздраженно смахивала их испачканными в крови, корме и опилках руками. Впрочем, пока я отмывала клетку, я немного успокоилась. Хотя, казалось бы, зачем я это делаю? Разве нужна она мне без своего обитателя? Разве я смогу взять другого питомца после того, что случилось? Не знаю. Но выкидывать клетку, равно как и оставлять ее в таком виде, отчаянно не хотелось. Мне казалось, что это правильно. Привести все здесь в первозданный вид и только после этого уйти хоронить останки моего бедного домашнего любимца.

Я так и сделала. Затем позвонила Свете и объяснила, что обнаружила по приходу домой, и что я слишком шокирована, чтобы выйти сегодня на смену. Света сначала не поверила. После отосланной ей фотографии перезвонила сама и потребовала подождать ее. Мол, негоже любимца одной хоронить, в таком состоянии я слишком невменяема, чтобы оставаться в одиночестве. На мои вялые возражения, что она не может оставить кафе без менеджера, она только отмахнулась. Мол, у нас начальство не звери, поймут и отпустят. А если и не поймут — ну и черт с ними.

Странно так. Посторонняя девушка, мой начальник, решила все бросить и прийти меня поддержать. Хоть что-то хорошее в этом бесконечном кошмаре. Хотя, разумеется, я предпочла бы просто повернуть время вспять. Чтобы Сириус был жив, Спайк был моим другом, а самыми моими большими проблемами были его залитая водой квартира и то, что меня поят, когда я этого не хочу. В том мире было куда как приятнее жить. Даже несмотря на то, что теперь я знаю, что посторонние люди вполне могут оказаться куда как лучше, чем, якобы, «близкие».

Пока я дожидалась Свету, ноги сами собой понесли меня к той самой записке, которую я так и не решилась взять в руки, обнаружив смерть Сириуса. Мне не слишком хотелось точно узнавать, что там. Я догадывалась. Там обязательно будет упомянута моя встреча в парке, окончившаяся так глупо и некрасиво. А значит, в смерти крысы я виновата не меньше, чем тот, кто это сделал. Отчаянно всхлипнув, я усилием воли заставила себя подобрать клочок клетчатой тетради. С каких пор, интересно, Спайк выдирает листы из тетрадей? А, впрочем, не важно. Почерк-то его.

Я, кажется, предупреждал тебя, что не стоит общаться с Дэнчиком. Считай произошедшее своей виной, Каштанка.

Спайк.

Удивительно лаконично. Как раз в стиле Белоусова. Я истерически рассмеялась. До чего же он предсказуем, черт его побери, а! Я знала, знала, что увижу в этой гребанной записке! Из глаз снова потекли слезы. Затем я посмотрела на записку и пришла к выводу, что Свете ее видеть нельзя. Да и вообще, по официальной версии я понятия не имею, какая мразь все это сотворила. Не хватало еще вмешивать во все это отзывчивую девушку-менеджера. Тем более, что Белоусов-старший в хороших отношениях с хозяином «Ландыша», а это значит, что помогая мне в любых действиях против его сыночка, Света рискует вылететь с работы. Чего мне бы совершенно не хотелось.