Надоевшая (СИ) - Котляр Сашетта. Страница 9

Жаль, но я принадлежала к числу простых смертных, и мне пришлось ждать, пока нас «официально» впустят в школу. Когда это долгожданное событие свершилось, я просто отбилась от своего класса и полюбопытствовала у сегодняшнего охранника:

— Извините, а вы не знаете, куда пошел Максим Белоусов? Высокий такой, жилистый парень со светлыми крашеными волосами.

— Да знаю я Макса твоего. На третий этаж пошел, по крайней мере, сказал так. Вроде его с другом Марина послала что-то сделать в 312-м кабинете. Он от него ключ у меня взял.

В 312-м?! В бывшем кабинете химии? Странно. У нас там не проводилось занятий ни у одного класса с тех пор, как кто-то неудачно провел лабораторную работу и пол в кабинете почернел, а половину парт пришлось выбросить. Теперь он служил скорее еще одной кладовкой: все, что не помещалось в «официальную» кладовку — относили туда. Что там могло понадобиться Спайку? Непонятно.

— Спасибо, я пойду тогда, — поблагодарила его я, и быстрым шагом пошла на третий. Охранник что-то сказал мне вслед, но я не расслышала, что, да и меня это не слишком интересовало. Я хотела попросить Спайка помочь мне донести учебники и уговорить разнообразия ради посидеть с нами во время классного часа в честь начала учебного года. Ведь если этого не сделать сейчас — парни смотаются из школы раньше, чем я успею произнести «Максим». Они каждый год так делали, появляясь только на начало линейки: посмотреть, кто пришел к нам в школу новый, и поздороваться с народом, отдыхавшим где-то на каникулах. Ну и перехватить у меня расписание, разумеется.

Оглядываясь по сторонам и скользя взглядом по номерам кабинетов, где в основном проходили занятия младших классов, я искала 312-й. Не то, чтобы я успела забыть, где он находится, но школа у нас была немаленькая, так что на то, чтобы сориентироваться требовалось все же некоторое время. К тому же, сначала я забежала в библиотеку, чихая от пыли, производимой никому не нужными книгами, где тетя Люба передала мне мои учебники на этот год: проще это сделать заранее, и потом просто передать сумку парню, чем тащить сюда его. Все равно они с Мезенцевым заберут свои книги в первый по-настоящему учебный день, то есть тогда, когда мы закончим повторять пройденный материал.

Только после этого, с рюкзаком на спине, я направилась к искомому кабинету. Дверь туда была приоткрыта, и я отчетливо видела Спайка, лениво облокотившегося на одну из уцелевших парт. Его друг стоял напротив, и они негромко о чем-то разговаривали. Мне показалось, что я услышала свое имя, и потому, повинуясь какому-то весьма странному инстинкту, я очень тихо подкралась к двери, вместо того, чтобы спокойно войти и сказать, что мне нужно. Зря я это сделала.

— Она мне уже надоела, Стас. До чертиков прям. Я знаю, мы хотели подождать до конца года, и потом уже донести до Каштанки светлую мысль, что я трахнул ее на спор, а в ее услугах мы больше не нуждаемся, но… Она меня бесит. Ходит, смотрит влюбленными глазами, того и гляди — в обморок от счастья рухнет.

Я замерла, не веря своим ушам. Это он… обо мне!? К горлу подкатил комок, на глаза навернулись слезы, но сдвинуться с места и заявить о себе у меня упорно не получалось. Я словно разрывалась напополам: часть меня хотела кричать от боли и ощущения предательства, ножа в спину, а другая — словно говорила: «Подождем. Послушаем, что еще скажет эта парочка подонков». И я ждала. Стояла, смотрела в приоткрытую дверь и слушала их разговор так, словно он относится не ко мне. Так, словно это кто-то другой надоел ему «до чертиков» просто тем, что имел глупость довериться, полюбить, быть рядом. Ублюдок!

— Я тебе говорил, не надо играть в такие игры и помогать нашей нищенке. Что делать-то теперь будешь? И, кстати, Макс, доказательства-то где? Я к тебе Маринку работать не отправлю, пока не докажешь что на самом деле ухитрился пересилить себя.

В ответ на это парень лишь лениво закатил глаза, уже совершенно не скрывая того раздражения что копилось в нем, должно быть, с самого начала празднования Дня Рождения. Я ведь видела это. Видела, что бешу его, и, тем не менее, предпочла поверить его словам, а не собственным глазам и здравому смыслу. Наивная дура! Так, спокойно. Вдох-выдох. Я должна сначала дослушать их разговор, а потом уже влетать в кабинет с обвинениями, а никак не наоборот.

— Стас, ты же знаешь, что я слов на ветер не бросаю. Доказательств у меня аж две разновидности.

— Это как? — Мезенцев удивленно уставился на него, вызывая во мне иррациональное, глупое желание выгородить Сп… Максима, обвинив во всем его. Да, определенно, никаких больше «Спайков». Этот человек мне теперь никто, в лучшем случае. А значит и «дружеских прозвищ» у него быть не может.

— Да легко. У нашей маленькой ботанички в моем обществе внимание рассеивается только так. Так что, во-первых, лови, — в сторону Мезенцева полетело мое «потерянное» белье, порванное тем, кто еще вчера рассказывал мне какая я замечательная, красивая и так далее…

По щекам непроизвольно потекли слезы, но к счастью, больше я себя ничем не выдавала. Даже дыхание было ровным, хоть и казалось, что я должна разучиться дышать с этого момента. Почему, когда тебя предают — это так больно? Все внутри как будто немеет… Н-да. Я превратилась в ванильную наивную дуру, которой очень и очень хуево. Прекрасно, просто прекрасно. Я в который раз напомнила себе, что должна дослушать, что он обо мне думает. Тем более что все тело будто онемело от боли, и я попросту не могла двинуться с места. До тех пор, пока своими ушами не услышу все, до последнего слова из того, что он почему-то не высказал мне в лицо.

— А во-вторых? — ни Мезенцев, ни Белоусов, не замечали ни меня, ни той бури, что бушевала у меня внутри. Впрочем, чему я удивляюсь?

На вопрос Стаса, Максим холодно усмехнулся, заставив меня еле слышно вздрогнуть от тихого ужаса.

— А во-вторых, смотри, мой дорогой друг.

Хотя я не все видела в щелке приоткрытой двери, но того куска, что был виден, было более чем достаточно. Максим достал из черного кожаного портфеля, который я раньше не замечала, свой нетбук, и развернул его к Стасу и, частично, ко мне. На небольшом экране разворачивалась очень знакомая мне сцена, тем более что камера, которой он все это записал, писала и звук тоже.

— Когда ты так себя ведешь — еще как демонизирую. Ты похож на инкуба, — донесся до меня мой собственный голос, слегка искаженный видеокамерой. Н-да. Я ведь тогда даже и не обратила внимания, что он не снимал рубашки. Не до того было. Да и откуда у него такие шпионские штучки? И, главное, зачем? Уж явно не для того, чтобы трахать одноклассниц и снимать это на камеру. Украл у отца, скорее всего… Хотя, какая разница? Мезенцев с интересом любовался на мое обнаженное тело, «вид сверху» и, временно, боль от предательства уступила место отвращению, которое я испытывала к этому лицемерному подонку. Теперь-то до меня, наконец, дошло, кто из них меня хотел, а кто воспринимал как «эту нищебродку». Все смешалось, вроде бы перевернувшись вверх дном, а на самом деле — встав на свои места.

— Да ты нереально крут, Макс! — заявил Мезенцев довольно. Скотская харя… — А как ты это провернул вообще?!

— Легко. Взял у отца одну из этих мелких камер и попросил Новика сделать такую же мне и вмонтировать в пуговицу на рубашке. Он мужик умный и умеет со всем этим обращаться. Не хотелось бы, правда, чтоб Вася узнал, зачем она мне: он-то эту шлюшку любит. За что только, не понимаю. Сосет она ему, что ли? — До чего же мерзко со всего этого. И со своей догадливости тоже. Держать себя в руках становилось все труднее, но если уж я решила, что дождусь, пока они закончат разговор, значит, так тому и быть. Я аккуратно переступила с одной ноги на другую и продолжила подслушивать.

— Ну, тогда Маришка теперь будет работать у тебя, а Роза — у меня, — констатировал Стас.

— Отлично. А то бы она мне весь мозг сожрала тем, что я «упустил такую прекрасную девушку». И так мечтает, чтоб я на Каштанке женился… А не захочет работать у тебя — пусть валит на все четыре стороны. А то возомнила, похоже, что может мне заменить мать. Можно подумать, это возможно вообще! — Максим ударил кулаком по старой парте с такой силой, что на ней, должно быть, осталась вмятина. Н-да. Страдаешь по мамочке, выходит? Не знала, что ты маменькин сынок, которому не хватает ее тепла. И ты считаешь, что это повод выкидывать пожилую женщину, работающую в твоей семье много лет? Это, и дебильный спор со Стасом?! Господи, что с людьми делают розовые очки?! Как я могла в тебя влюбиться вообще?! И ведь знаю, что злость пройдет и мне опять станет очень плохо… И что Роза периодически работала и у Мезенцевых тоже… Н-да. Вдох-выдох. Стой и слушай. Самоубеждение — мой конек.