Расскажи мне сказку на ночь, детка (СИ) - Абель Ава. Страница 7

Я стою в плюшевой пижаме посреди гостиной Чарли Осборна и мечтаю съездить ему по физиономии. Невыносимый человек! Что ему за радость – унижать других? А главное, смотрит снисходительно, словно одолжение делает.

У него вдоль ключицы – шрам, а на шее блестит тонкая серебряная цепочка. У меня тоже была такая же когда-то – вернее, у моего отца; я отдала ее мальчику, который мне понравился. Давно, сто лет назад. Но мальчик мне взаимностью, увы, не ответил. С тех пор я поумнела и тем, кому я не интересна, подарков не делаю.

Но времени на изучение врага нет, я должна что-то ответить. Чтобы без слов и наповал.

С вызовом смотрю на грубияна, подношу к своим губам средний палец, целую – и прикладываю поперек рта Чарли. Вот тебе, а не поцелуи.

Губы у него сухие, горячие, и я буквально отдергиваю руку. Но Осборн не дает мне гордо уйти. Он перехватывает мое запястье и делает нечто совершенно невообразимое: медленно, с явным удовольствием обводит языком мои пальцы, а потом прикусывает средний. И я от стыда забываю, как дышать.

– Сладкая, – тихо, искренне удивляется он, обдавая меня запахом алкоголя, а потом добавляет жестами: «Интересно, ты везде такая?»

Я бы его убила, если бы он спросил об этом вслух.

Горло перехватывает колючей болью внезапного желания, которое на выдохе стекает вниз, скручивая внутренности в узел – и я просто разворачиваюсь и сбегаю. Прочесываю первый этаж за минуту и нахожу Мэнди на садовых качелях на заднем дворе. Как она вообще сюда добралась? Наверное, вышла мне позвонить, а потом сразу уснула. Тормошу ее, а когда она отказывается очнуться, прошу знакомого парня помочь мне. Мы вдвоем дотаскиваем Аманду до моей машины, и я наконец расслабляюсь, хотя сердце продолжает заполошно биться.

Проклятый Осборн, нашел, с кем играть! Но я не азартная, пускай дразнит сколько влезет. Я просто проигнорирую, как обычно… Что я и делаю в пятницу, в колледже. После вечеринки все сонные, даже Чарли, так что проблема уходит сама собой.

Постепенно начинает казаться, что я все-таки не права и придумала чересчур мрачный и подлый образ Осборна. Стоит лишь поговорить с ним нормально, и мы будем общаться, как приличные люди. Как соседи.

Эта мысль живет во мне ровно до вечера субботы, когда слишком громкая музыка из окна напротив пробивает звукоизоляцию моей комнаты. Я резко отдергиваю шторы – и теряюсь в бредовой реальности, где Чарли Осборн, оглушая планету тяжелым металлом музыки, впивается губами в шею стройной брюнетки. Он сидит на краю кровати, развернувшись ко мне; я вижу его обнаженные руки на гибкой девичьей спине… Он удерживает партнершу за бедра, и она плавно двигается на нем верхом.

Окно соседа распахнуто настежь, и я чувствую, что эта вакханалия – для меня. Если у меня и есть сомнения, то их не остается, когда Осборн, будто почувствовав мое присутствие, крепко прижимает девушку к себе, заставляя спрятать лицо у него на плече – и смотрит прямо мне в глаза… И он не возмущается, не отворачивается, а будто проваливается в меня, гипнотизируя, утягивая за собой.

Тонкое стекло передо мной плавится, до того мне плохо – и физически, и морально. Есть что-то такое глубинное и темное в цепком горящем взгляде, что я точно знаю: сейчас Осборн представляет на месте той девушки меня. Может, поэтому он не позволяет ей больше вести, а берет ее, полностью лишая контроля, словно она безвольная кукла.

Я долго не могу разорвать нашу безмолвную странную связь, как прикованная. Движения Осборна становятся резче, быстрее, отзываясь набатом в моих венах, и я жмурюсь от тупой боли в висках. Через силу, дрожащей рукой отрезаю себя от чужого мира, но картинка запечатлелась в сознании, от нее никуда не деться. На негнущихся ногах отхожу от окна и падаю в кресло. Не помню, что собиралась делать, не помню, какой сегодня день. Губы так сильно пересохли, что начинают жечь.

Не понимаю. Как он умудряется играть со мной без моего согласия? Что он хочет доказать? Что похоть вырубит во мне свет, потому что я слабая? Он вообще способен вести себя, как нормальный человек, а не Люцифер?

Нет, где Осборн – а где нормальные. Я не по адресу.

Напряжение не отпускает, и я иду в душ, чтобы смыть увиденное. Но ночью во сне снова встречаюсь с парализующим, пожирающим меня взглядом… И утром мне еще хуже, чем накануне.

Если подумать, Чарли не сделал ничего особенного. Он просто показал мне очередное эротическое видео. Но ощущения совсем иные, чем при просмотре той ерунды, которую приносила Мэнди. От одного лишь взгляда на Осборна мне стало дурно, до сих пор в себя не приду.

Он и правда меня возбуждает, сильно. Не знаю почему, но все во мне откликается на него, и оттого страшно даже думать о нем: я пока еще в своем уме, чтобы связаться с кем-то, вроде этого циничного типа без тормозов.

Зачем он издевается надо мной? От скуки, конечно же. Да, ему скучно. Нашел себе игрушку и впивается в нее клыками бездумно, как доберман. Или, скорее, волк. Оборотень.

Но зачем?! И дважды два складывается в четыре: он хочет меня соблазнить. Нет, даже не так. Он хочет меня растлить. Разложить на свободные электроны мою душу, которую так презирает.

Подонок просто хочет доказать мне, что прав.

Потому что ему больше нечем заняться.

…Но его взгляд. Разве можно имитировать такое? Не обычное желание, а бездонную, всепоглощающую жажду… Впрочем, я уже убедилась, насколько хороший он актер. У него и роль ангела, и демона выходит отлично. Правда, с ролью человека проблема.

Плевать. Пускай включает музыку на полную мощность, бросает мне в окно камни и поджигает дом. Я проклятые шторы больше не трону никогда. Потому что чувство, которое я испытала, глядя на Осборна, далеко от простой похоти, нет смысла себе врать. Это нечто настолько глубинное, что лучше бы не нырять в эту бездну.

POV Чарли

Джио Россо, «Знаешь, Мэри…»

Знаешь, Мэри...

В моей голове звери,

Они бы тебя съели,

Если бы я разрешил.

Но я их гоню из прерии,

На ключ закрываю двери.

Сидят на цепях звери,

На ржавых цепях души.

А звери мои ночью

Рвут кожу и плоть в клочья,

И каждый их клык заточен,

Играют на струнах жил.

Но всё-таки, между прочим,

Пусть я и обесточен,

Ты вся до ресниц и точек

Причина того, что я жив.

[…]

Дни бесконечно долгие, как в тюрьме, даже хуже. Те две недели, что я провел за решеткой прошлой осенью, и то были не такими тягостными.

Джейсон сослал меня в этот бутафорный рай, чтобы помучить, и я действительно медленно схожу с ума, потому что телефон Лины заблокирован. Я не говорил с ней со дня отъезда и теперь не могу затушить ярость и страх за нее, за единственный смысл жизни, который у меня еще остался. Без Лины я давно бы сдох, прихватив с собой Джейсона.

На проклятом острове все настолько вежливые, что даже сцепиться не с кем. Хоть бы Джейсон приехал быстрее и дал мне повод спустить на нем пар.

До обеда субботы бесцельно хожу из одной комнаты в другую без связных мыслей, потом сижу в саду с сигаретой. Вокруг двухдневный бардак после вечеринки. Уборщица то ли не приходила, то ли я ее выгнал. Не помню.

Пытаюсь дочитать Юма, но буквы разбегаются. Пробую поработать, но сразу бросаю планшет, даже не создав шаблон для новой иллюстрации.

Джейсон любит давить на мои слабости. Знает, как я задыхаюсь от одиночества, впадая в тревожность, и не могу сосредоточиться ни на чем. Даже этот дом он выбрал на отшибе, как нарочно. Все мечтает отправить меня в психушку, но никак не дождется, чтобы хоть один нормальный врач нашел-таки у меня психическое отклонение. Не верит, что я здоров, что это он – больной.

Комкаю бумажный стакан, представляя, что это голова Джейсона, и долго таращусь на смятый картон.

Ненавижу. Видеть не могу, стоять рядом, слушать морали. Мой генетический отец – это худшее, что могло случиться с этой умирающей планетой. Он живет, а я и пальцем пошевелить не могу, как связанный, иначе пострадает Лина.