Тайны адептки Фрэй, или Попаданка против (СИ) - Цвик Катерина Александровна. Страница 37

При нашем появлении никто не начал оглядываться, тыкать пальцем и даже просто удивляться — все продолжили общаться как ни в чем не бывало. Разве что общий шум стал чуть сильнее.

Но самой главной деталью, которая выбивалась из обычности этого бала масок, были стальные клети странной конструкции — узкие и высокие, установленные около одной из стен. В них уже находились люди с такими же, как у меня, связанными спереди руками. И когда я поняла, кого именно там вижу, застыла на месте, не в силах сделать и шага. Лайзе пришлось сильно дернуть за веревку, чтобы стронуть меня с места и продолжить наше плавное шествие.

В душе вспыхнула надежда, что мне просто показалось, но чем ближе мы подходили, тем все меньше у меня оставалось сомнений — в клетках стояли Люц и Морис. Была и еще какая-то незнакомая конопатая девушка с перепуганными глазами. Но меня предупредили, что сегодня еще кто-то отдаст душу ненасытной Маранжи, и я подсознательно ожидала увидеть кого-то вроде этой девчонки. Но парни… Как они здесь оказались?

Лайза впихнула меня в одну из клеток, закрыла замок и позволила себе короткую злорадную улыбочку в сторону Мориса, который ее узнал даже под маской и сверлил полным ненависти взглядом.

Девушка с мачехой медленно направились к общающимся группкам, и я прошептала, стоявшему в соседней клетке Морису:

– Как вы сюда попали?!

– А ты? – горько усмехнулся он. – Нас привели сюда.

– Вам нельзя здесь быть! – в отчаянии зашептала я, заглядывая в глаза друзей.

Взгляд Мориса был мрачен, а у Люца полон тоски и обреченности.

– Тебе тоже.

– Нас всех убьют! – глядя на парней, которые успели стать мне друзьями, на меня начала накатывать паника.

Парень вздохнул, дотронулся до моих холодных пальцев — я и не заметила, как вцепилась в прутья — и посмотрел с дикой смесью жалости, сожаления, бессилия и злости.

– Мы знаем. Нас уже просветили, чтобы морально готовились расстаться с душой во славу Маранжи. – Он сжал мои пальцы сильнее. – Я до последнего надеялся, что ты здесь не появишься, но он предупредил, что ты тут обязательно будешь и… — парень явно кого-то передразнил, не скрывая горечи: – составишь нам компанию.

– Кто тебя предупредил? И почему здесь именно ты?

Вопросы были сумбурными, но откуда взяться другим, если такими были и мысли? Я уже сообразила, что Люц, скорее всего, и есть тот самый сильный лекарь, которого нашла Лайза, чтобы отдать его душу Маранжи, но кому понадобилась душа Мориса?! Есть же какая-то причина, почему его выбрали. Я вот, как мне сказали, почти сестра, с которой Лайза прожила рядом почти всю жизнь, и такие подношения Маранжи любит. Ей отдадут мою кровь, отдали бы и душу, но Лайза загнется без очередной дозы. Не понимаю только, на что они рассчитывают после моей смерти, если ей уже нечем будет постоянно подпитываться? Хотя душой Тэйлин она уже все равно никогда больше не закусит. Представляю степень разочарования «сестрички»… Интересно, почему магистр Сандар им об этом не рассказал? И где он сам?

– Сейчас сама все увидишь. Я не хочу даже имени его произносить, – скрипнув зубами, ответил Морис.

– А вы неплохо смотритесь вместе, – раздалось рядом с клетками, и я увидела… Рэйанара.

Его я бы узнала, даже если бы его лицо было закрыто не полумаской, а забралом — слишком долго Тэйлин любовалась им украдкой, подмечая мельчайшие детали.

– Ты?! – вырвалось из пересохшего горла.

– Да, мышка — улыбнулся он мне так, будто вокруг ничего такого не происходило. – Ты забавная. Мне нравилось наблюдать за твоей безответной немой влюбленностью. Потом что-то изменилось, – его глаза чуть сощурились, – я не сразу понял, что это Лайза перестала тобой кормиться, и ты немного пришла в себя, но тем интереснее было наблюдать за тобой дальше. Знаешь, меня даже немного задевало, что ты перестала смотреть на меня как раньше. Ты стала так смотреть на магистра. Это бесило. Сильно. Жаль, что твою душу выпью не я. Думаю, Маранжи бы понравилось. – Он протянул через прутья руку и попытался дотронуться до моей щеки, по которой внезапно скатилась слеза, но я так резко шарахнулась назад, что ударилась о противоположную сторону, и клеть лязгнула о пол.

Рэйнар криво усмехнулся, на миг в его глазах промелькнуло что-то живое и настоящее, но так же быстро исчезло. Как я могла не видеть этого расчётливого холодного блеска раньше?

– Ничего, ты ей отдашь душу своего лучшего друга, – с сарказмом, за которым крылась боль и злость, произнес Морис. Желваки его ходили ходуном.

– У адептов Маранжи нет друзей, – вздернул подбородок Рэйнар. – Но мне нравятся твои эмоции. Это как раз то, что нужно для ритуала. Не зря же я столько лет терпел тебя с твоими убогими представлениями о чести и достоинстве.

– Ага, растил себе, значит, скотинку на убой, гаденыш, – процедил сквозь зубы Морис, и я испугалась, что сейчас он кинется на Рэйнара, забыв, что сидит в клетке.

– Именно, – хмыкнул, гаденько улыбнувшись, парень. – И мои усилия не прошли даром. Ты станешь первоклассной жертвой. А с красоткой Миртой я зажгу вместо тебя.

Морис все-таки не выдержал и кинулся, стараясь достать гада, но ему мешали связанные на запястьях руки, и он ничего не добился. Рэйнар на это лишь презрительно усмехнулся и, окинув всех нас взглядом, удалился к стоявшему неподалеку мужчине, в котором я узнала его отца.

После ухода парня говорить не хотелось. На душе было гадко. В голове никак не умещалось, что кто-то может спокойно жить, осознавая, на что пошел ради… чего? Вечной жизни? Этим, что ли, Орден в свое время купил королей и продолжает привлекать все новых адептов? Но зачем нужна бесконечная жизнь, если плата за нее — любимые и близкие, друзья и родственники? Неужели адепты не понимают, что Маранжи не просто жрет чужие души, а медленно и со вкусом уничтожает их собственные, делая моральными уродами?

Я так сильно окунулась в невеселые мысли, что не сразу обратила внимание на незнакомую девицу. Она рассказывала конопатой девушке, сидящей в соседней клетке, как всегда использовала ее дружбу в своих целях, как делала за ее спиной гадости ее семье и настраивала ее против бедняжки, как уводила ее парней. Описание гадостей сыпалось, как из рога изобилия. Конопушка держалась недолго — разрыдалась, забилась в дальний угол и закрыла уши руками. Удовлетворенная мучительница победно отчалила, а я задумалась: зачем они это делают? Подходят, рассказывают все это, заставляют страдать…

Ведь не может это все происходить только ради собственного удовольствия. Не здесь, в зале полном людей, перед тем как убить. Или могут?

И тем не менее процесс нашего унижения продолжился.

Следующей к нам подошла Лайза. Одарила всех уничижительным взглядом и остановилась на Люце. И началось…

– Как же ты жалок, Люц. Или все же Мурзик? – она неприятно усмехнулась. – У нас так дворового кота звали. Очень он был похож на тебя — такой же тощий, лопоухий и доверчивый…

Она рассказала Люцу, как видела, что он в нее влюблен и как смеялась за спиной над ним и его убогим чувством. Как легко его было обмануть и настроить против такой дурочки — меня. Она втаптывала его в грязь методично и с чувством, как она умела. На Люца было больно смотреть. Он так ссутулился, что, казалось, стал чуть ли не вдвое ниже, но даже слова не сказал поперек.

– Хватит, Лайза, – не выдержала я. – Чего ты добиваешься? Чего вы все добиваетесь? Вы сейчас пустите нас под нож, зачем еще унижаете?! Люц, не слушай эту змею! Они все здесь ничто иное как клубок ядовитых змей, не способных ни на что, кроме как шипеть и жалить!

– О! У моей «сестрички» прорезался голос. Надо же! Столько лет я над тобой откровенно издевалась, забирала лучшее, отбирала то, что хоть немного становилось тебе дорого, и ты молчала. А тут на тебе! Решила заступиться за убогого?

– Ты сейчас это себе в плюс ставишь? Гордишься той мерзостью, которую безнаказанно творила? – Лайза хмыкнула и закатила глаза, показывая, какая я дурочка. Я покачала головой: – Мне жаль тебя. Твоя мать тебя калечит, а ты этого не замечаешь.