Аниран расправляет плечи (СИ) - Селютин Алексей Викторович. Страница 25

- Не понимаю, - пожал я плечами. - Тебя из-за этого изгнали? Из-за того, кем бы ты мог стать, если бы да кабы?

- Нет, изгнали по другой причине. И изгнали не меня, а нас с Мириам - мир её праху. Мы вдвоём совершили поступок, который кое-кто не захотел прощать.

- И-и-и этот кое-то...?

- Это был её отец. Первосвященник Обертона - Эоанит.

- Он пришёл освятить нашу трапезу своим присутствием! - Как гром среди ясного неба прозвучал голос обер-камергера. Он не последовал следом за королевской четой, а дежурил у порога. И он, наконец, дождался того, кого ждал. - Встречайте низкими поклонами и богобоязненным шёпотом! Обладатель церковной тиары Астризии, первый наместник Триединого Бога на греховной земле, Его Святейшество первосвященник Обертона - Эоанит!

<a name="TOC_id20242386"></a>Часть 4. Глава 9. Первосвященник Обертона.

От неожиданности я, наверное, подпрыгнул ещё выше, чем подпрыгнул Фелимид. Но подпрыгнули лишь мы, потому что все остальные, включая тех близких людей, кто нас окружал, моментально склонились в низких поклонах. Не ниже, думаю, чем кланялись королю.

В просторный зал начала втягиваться очередная многочисленная процессия. Двумя цепями зашли крепкие воины, одетые в знакомые белые одежды с треугольным знаком на груди. Зашли какие-то девушки с измученными лицами, не отрывающие глаз от пола. Они бросали под ноги лепестки белых цветков и что-то протяжно напевали. А затем появился ОН. Высокий, статный мужчина, закупоренный в широкие бело-золотые одежды. Мне даже сложно описать, что именно на нём было одето. Какая-то просторная туника, которая кулём висела, открывая для обзора лишь лицо и руки.

Но самый главный атрибут иерарха церковной власти я рассмотрел очень хорошо. Это была золотая тиара, инкрустированная множеством драгоценных камней. В драгоценных камнях я слабо разбирался, но был уверен, что увидел и бриллианты, и изумруды, и рубины. Даже, наверное, синие сапфиры. А в центральной части тиары вырастал обнажённый молящийся человек. Он скрещивал ноги, как будто, чтобы подчеркнуть бесполость, протягивал к небу просящие руки и словно ждал, что с небес, к которым он обращается, снизойдёт на него спасение. Как по мне, эта композиция немного портила тиару, ведь из-за неё казалось, что прямо изо лба Эоанита растёт рог. Но я точно помнил, что уже видел подобный символ. Я видел во дворце каменные статуи с человеком, протягивающим руки. Видел деревянную поделку на вершинах церквушек в деревнях. Видел даже в столице, когда во сне парил над ней на высоте птичьего полёта. И я резонно предположил, что этим протягивающим руки бесполым человеком, этим символом веры является аниран.

Эоанита окружала свита и он молча плыл к центру зала будто в коконе из живых людей. Он возвышался над всеми. Не только благодаря высокому росту, но и благодаря тому, что все опустились на колени, сложили руки и прятали взгляды.

Лишь двое остались стоять - я и Фелимид. И процессия, осторожно раздвигая ряды зрителей сильными руками храмовников, остановилась как раз напротив нас. Незнакомые святые отцы в белых монашеских клобуках, какой-то крепкий суровый храмовник со странным серебряным ожерельем на шее в виде сложенных в несколько рядов пластин и сам первосвященник одновременно посмотрели на нас. И хоть на их лицах я заметил несказанное удивление, никто не посмел раскрыть рта. Никто, кроме того, кто, как я понял, в этом месте обладал абсолютной властью.

- Ну что ж, - спокойно заговорил Эоанит. - Хоть я не знаю одного, но знаю второго, обоим неуместное поведение могу простить. Один - непутёвый муж моей непутёвой дочери. Второй, рискну предположить, и есть тот самый аниран? Тот самый, о котором за день разнеслось так много слухов?

Крепкий храмовник с ожерельем недобро прищурился, смотря на меня, и сделал шаг вперёд, как бы невзначай закрывая собой первосвященника. Но я не отреагировал не недружественный жест. Я во все глаза рассматривал того, кто стоял напротив, и искал сходство с той женщиной, которая когда-то меня впечатлила. И, надо признать, сходство я нашёл.

Эоанит не был столь старым, каким я его себе представлял. Тщательно выбритое лицо, явно покрытое каким-то защитным кремом, выглядело молодо. Я не заметил ни второго подбородка, ни седого волоска на ухоженной голове. Потому вряд ли бы мог дать Эоаниту больше пятидесяти лет. И это только ориентируясь на лицо, ведь его фигура скрывалась в бесформенных одеждах. Он был высок, а потому смотрел на меня свысока во всех смыслах этого слова. Он изучал меня столь же тщательно, как я его. Но моё лицо было для него в новинку. А черты его лица я узнал. Особенно длинный нос и губы, на мгновение сложившиеся в тонкую полоску. Я уже видел очень похожие губы. Они делали их несчастную обладательницу непривлекательной, но в тоже время подтверждали сходство. Ну и, конечно же, изгиб бровей. Такой неординарный изгиб. Грозно-привлекательный. Именно такой изгиб был на лице Мириам, когда она вспоминала об отце и неприятных временах.

- Ваша Святость, - первым отреагировал именно я, потому что Фелимид замер, зло сжав губы. Я даже успел испугаться, как бы он не набросился на тестя.

- Святейшество, - спокойно поправил меня Эоанит. - Лёгкая неловкость, несвойственная тем, кто имеет честь лицезреть меня, говорит о том, что для тебя всё происходящее в новинку. Ты не знаешь, как себя вести, а значит ты действительно родом не из этих мест. И незнание я тоже могу простить. Но ты, Фелимид... Тебе есть что мне сказать?

- Твоя дочь мертва, первосвященник Обертона, - рубанул словами Фелимид. Уважения в его голосе не было ни грамма.

В зале, как мне показалось, взорвалась молчаливая бомба. Сначала раздался всеобщий "а-а-ах!", а затем все заткнулись. И те, кто стоял на ногах, и те, кто сидел на коленях. Да даже я перепугался не на шутку, на мгновение представив, как прямо сейчас придётся рубиться с храмовниками, которые начнут тыкать пиками в брюхо Фелимида.

Но, опять же, всё оказалось совсем не так.

Эоанит лишь немного приподнял руку и знакомо щёлкнул пальцами. Ни дать ни взять - профессор Гуляев.

Стражи-храмовники и остальная свита засуетились. Они принялись не особо вежливо расталкивать окружающих. Вех тех, кто с ужасом смотрел на нас, отталкивали на безопасное для уха расстояние и практически прижимали к стенам просторного зала. И лишь когда на десяток метров вокруг не осталось ни единой живой души, первосвященник решил отреагировать словами.