Лучший друг моего парня (СИ) - Манич Мария. Страница 15
Что-то в его взгляде заставляет меня замереть на месте, а потом и вовсе прикрыть потяжелевшую грудь руками.
— Достаточно, — хрипло произносит парень, опуская руку. — Беру её.
Только эти слова слетают с губ незнакомца, Эдик подрывается на ноги и шикает мне:
— Одевайся. В гримерку её. Быстро. — Затем елейно-певуче добавляет: — Мы вас так рано не ждали… Гости собираются только через час.
Ответа парня я не слышу, но до сих пор ощущаю его липкий взгляд. Он ощупал и раздел, оставляя после себя неприятное покалывание в затвердевших сосках и странное томление между ног.
Ленка, вцепившись в мой локоть, тащит за собой в сторону какого-то плохо освещённого закутка. Проскользнув в потайной незаметный проход, мы оказываемся в длинном коридоре со множеством дверей.
— Комнаты гостей, — отвечает на мой немой вопрос Лена
Здесь, как и в клубе, преобладают полумрак, красный и чёрный цвет, кружева и бархат. Всё такое пошлое, развратное, создающее определённую атмосферу. На стенах висят анатомически подробные фотографии женских и мужских гениталий: по отдельности и вместе, прямо во время процесса.
Меня передёргивает то ли от отвращения, то ли от страха. Еле поспеваю переставлять ноги, они словно налились свинцом. Низ живота сводит судорогой, и я резко торможу, цепляясь каблуками босоножек за мягкий ковёр.
— Мне нужно в туалет.
— Почти дошли, — скалится Ленка. — Перетрухала? Если блевать будешь, там щётки одноразовые в верхнем ящике. И давай побыстрее.
— Всё случится сейчас? — зубы начинают стучать.
Стараюсь почти не открывать рта, когда произношу слова. Не хочу показывать свой страх. В волчьей стае тех, кто боится, загрызают первыми, так было и в детском доме. Самых маленьких и слабых гнобили больше всех, выстраивая за их счёт авторитет.
Ленка законы стаи знает и быстро меня раскусит, а мне необходимо воплотить в жизнь свой план.
— Передумала? — прищуривается «подруга». — Назад дороги уже нет. Тебя выбрал один из ВИП-клиентов. Эдик всё сделает, чтобы запихать тебя к нему в комнату. Если надо, и ноги тебе подержит, чтоб не свела, и голову во время минета толкать в нужном направлении будет. И денег не даст. Расслабься и получай удовольствие. Кент, что тебя выбрал, конечно, ещё тот извращенец. Но после него все девки уходили сытые и довольные. Никогда одну дважды не берёт.
— Сколько ему лет? Он вроде молод. Мне так показалось…
Ленка скрипуче, как будто не по-настоящему смеётся. Только сейчас, при этом неярком свете замечаю, что она стала выглядеть совсем иначе, и это всего за год, что здесь работает. Кожа больше не светится молодостью и здоровьем, на лице всегда тонна косметики, ногти длинные, заострённые, вульгарные, волосы наращённые, а губы искусственно увеличены. Должа выглядеть дорого, а смотрится как самая обыкновенная потасканная шлюха.
— Не знаю, лет двадцать пять. Мы тут биографию не спрашиваем, я даже имени его не знаю. А вот размер члена могу узнать.
— Спасибо, не надо.
— Сама скоро узнаешь. Иди уже.
Надолго уединиться мне не дают. Через несколько минут Ленка бесцеремонно стучит и поторапливает. В гримерке меня красит профессиональный визажист, парикмахер заставляет помыть при ней голову, вытягивает и укладывает волосы. Приносят тюлеподобное платье, босоножки на кошмарно высоких каблуках с застежками вокруг щиколотки, новое бельё и маску. Прозрачную, почти не скрывающую лица, маску.
— Это зачем?
— Ему так нравится.
Теперь меня готовят не как скаковую кобылу, на которую сделано меньше всего ставок, а как настоящую фарфоровую куклу. Заботливо укладывают волосок к волосинке на голове, красят ресницы и губы, чтобы продать покупателю подороже. Чтобы он остался доволен своей новой игрушкой и не разнёс к черту весь долбаный прилавок.
Мне страшно и одновременно любопытно, как всё пройдёт. Так, как хочется и нужно мне? Или сынок богатеньких родителей, которому наскучила его сказочная жизнь с золотой ложкой во рту, получит своё? Меня. Да, я сразу поставила на него клеймо мажористого извращенца. Что ещё он мог забыть в таком месте в свои двадцать пять?
Когда меня выводят в зал, людей значительно прибавляется. Играет тихая тягучая музыка, туда-сюда снуют обнажённые официанты. Округлив глаза, стараюсь смотреть им только в лицо. Основную часть публики составляют мужчины: взрослые пузатые дядьки с сальными взглядами и толстыми пальцами, унизанными золотыми кольцами.
На секунду в мозгу мелькает мысль облегчения. Меня сразу выбрал молодой парень. Будет не так противно. Интересно, целоваться с ним придётся? Не хотелось бы…
Снимаю с предложенного официантом подноса бокал с шампанским и с силой сдавливаю хрупкую ножку.
Кожей вновь ощущаю тот самый взгляд, оставляющий на моём теле после себя невидимые отметины. Прирастаю к месту и расправляю плечи. Соски превращаются в острые ноющие камушки. Тонкая ткань платья ничего не скрывает, а прикрываться руками нельзя. Это будет расценено как признак слабости.
Пытаюсь аккуратно осмотреться. Откуда наблюдает этот извращенец?
— Не вздумай напиться. Я не люблю трахать безвольное ватное тело, — раздаётся сзади.
Спины касаются пальцы незнакомца. Медленно пересчитывают позвонки и скользят вниз до самой кромки моих веревочных трусиков. Сердце начинает качать кровь быстрее. Он же не будет лапать меня в зале полном народу? Мы пойдём в комнату?
— Уже пробовали такое? Значит, вам не в первый раз, — говорю я и прижимаю холодное стекло бокала к сомкнутым губам.
— Будешь такой же смелой в постели? — пальцы двигаются обратно вверх, до тех пор пока не смыкаются на моей шее. — Люблю, когда кусаются.
Парень дёргает меня на себя, и я прижимаюсь спиной к его груди, ягодицами — к его бёдрам. Выгибаюсь, чтобы хоть немного отстраниться и вздрагиваю. Вторая его рука ложится на мою грудь, задевая острые пики возбуждённых сосков. Совсем не ласково сжимает.
Перед глазами на секунду темнеет, а следом я чувствую обжигающую волну, проходящую по телу и стекающую к низу живота. Она концентрируется там, отдавая потягиванием между сведённых ног.
Мне должно быть противно, мерзко, страшно и брезгливо. Вместо этого от остроты запретных ощущений, небрежных чужих рук и хриплого голоса незнакомца, моё тело становится мягким и податливым. Влажным. Я становлюсь влажной. Мысли из головы утекают как вода.
Пусть всё случится быстро.
— Я буду делать всё, что вы скажете, — говорю заплетающимся языком и прикрываю глаза.
Парень касается губами моей щеки, скользит к уху и глубоко вдохнув мой запах, касается мочки языком. Меня потряхивает. Ему это нравится. Он чувствует себя всесильным.
Вдруг у него маленький член, и я вообще ничего не почувствую?
— Идём.
Времени он терять не собирается. Крепко берёт меня за руку и тянет за собой.
Сердце отбивает чечётку.
Мы заходим в комнату с минимальным набором мебели и отсутствием окон. Огромная круглая кровать, заправленная чёрным покрывалом, напротив — глубокое кресло с высокой спинкой. Небольшой деревянный стол, на котором стоит несколько запечатанных бутылок и прозрачных, вычищенных до зеркального блеска бокалов.
Оглядываюсь, нервно теребя свое нелепое одеяние и вздрагиваю, когда за спиной щёлкает замок.
Дверь захлопнулась. Мышка угодила в мышеловку.
Парень вальяжно усаживается в кресло. Устраивается поудобнее, укладывая руки на подлокотники, и широко разводит колени.
Оглядывает меня с ног до головы и довольно скалится, почесывая языком зубы.
Я тоже его разглядываю.
Он похож на чёрта. Понятия не имею, почему у меня именно такая ассоциация. Но есть в этом незнакомце что-то демоническое, отталкивающее и одновременно манящее своим несовершенством.
Ни за что не дала бы ему двадцать пять лет, возможно, ему меньше.
— Что мне делать? — спрашиваю сипло.