Пират в любви - Картленд Барбара. Страница 4

Ресницы, как ни удивительно, темные, а взгляд, обращенный на лорда Сэйра, казался очень доверчивым.

Он невольно подумал, что, сиди с ним в экипаже наедине женщина постарше, она непременно принялась бы кокетничать.

Причем кокетство проявлялось бы не только в каждом сказанном ею слове, но и в выражении глаз, губ, во всех ее телодвижениях.

Но Бертилла держалась совершенно естественно и обращалась к нему так, словно ей и в голову не приходило, что он как-никак мужчина.

– Вы не в школьной форме, – помолчав, заметил он.

К его удивлению, она покраснела.

– Я выросла из нее год назад, – объяснила она. – Мама сказала, что не стоит больше тратить деньги на форму, и тетя купила мне в Бате нынешний мой наряд.

Ее платье и жакет из синей шерсти неяркого оттенка, с едва заметным турнюром, были, как подумал лорд Сэйр, именно того стиля, какой и должна была выбрать пожилая тетушка.

Это одеяние не украшало Бертиллу, но тем не менее придавало ей какой-то трогательный вид, впрочем, возможно, такое впечатление складывалось из-за ее больших глаз на все еще бледном после пережитого потрясения лице.

– Нога беспокоит вас? – спросил лорд Сэйр.

– Нет, она уже меньше болит, благодарю вас. Как это любезно с вашей стороны, что вы решили отвезти меня домой в своей карете. А лошадь у вас замечательная.

– Я очень горжусь своей конюшней.

– И вы не используете тугие вожжи? Задавая этот вопрос, она смотрела на лорда Сэйра обеспокоенно, словно боялась, что он возразит ей.

– Конечно, нет!

Девушка облегченно вздохнула.

– Я очень рада. Я считаю это жестоким. Мама уверяет, что таким образом можно лучше показать лошадей, а это лестно хозяевам.

Лорд Сэйр отлично знал, что светские модницы любили пользоваться тугими вожжами и поводьями, благодаря чему лошади красиво изгибали шеи, но это причиняло животным сильные мучения уже после часа езды.

Бертилла права: это была жестокость, и лорд Сэйр питал к ней отвращение, но он знал, что так полагают немногие в Лондоне, где знать соревновалась в красоте и роскоши выездов.

– Вы ездите верхом в парке? – спросила Бертилла.

– Почти каждое утро, если я в Лондоне, – ответил лорд Сэйр, – но боюсь, что мы не встретимся, потому что я вскоре уезжаю.

– Я вовсе не об этом думала, – быстро проговорила Бертилла. – Я просто решила, что вы знаете, в какой части парка не встретишь модных всадников и можно скакать галопом.

Лорд Сэйр, которому на мгновение показалось, что девушка хочет снова увидеться с ним, про себя даже позабавился, поняв, что ей и в голову не пришла бы подобная мысль.

– В парке не принято скакать галопом, – ответил он. – В самом деле, пронестись галопом по Роттенроу, с точки зрения высшего общества, – настоящий faux pas 4. Однако если вы переедете по мосту через Серпентайн, никто вас не увидит.

– Спасибо, что вы мне сказали, – поблагодарила Бертилла. – Только это я и хотела знать. Но мама может и не позволить мне ездить верхом.

Лорд Сэйр понял, насколько тягостным будет это запрещение для девушки, и попытался ее успокоить:

– Уверен, что она разрешит; если память мне не изменяет, леди Элвинстон сама великолепно выглядит на лошади.

– Мама выглядит великолепно, чем бы она ни занималась, – сказала Бертилла с явным восхищением, – но иногда ей бывало скучно ездить верхом, и тогда мы с папой отправлялись вдвоем.

Лорд Сэйр безошибочно почувствовал, насколько это было ей приятнее, и спросил:

– Вам очень не хватает отца?

– Он всегда радовался мне, – ответила Бертилла. – Ему нравилось бывать со мной.

Вывод напрашивался сам собой, и лорд Сэйр обдумывал, что ответить на это, когда увидел, что они подъехали к дому номер девяносто два на Парк-лейн.

– Вот я и доставил вас домой, – с улыбкой проговорил он, – и надеюсь, что ваша матушка рада будет видеть вас.

– Я тоже надеюсь, – сказала Бертилла. – Огромное спасибо вам за вашу доброту.

Когда лакей отворил дверь кареты, она добавила:

– Я назвала вам свое имя, но не знаю вашего. Я хотела бы написать вам и поблагодарить.

– Нет необходимости делать это, – ответил лорд Сэйр, – но меня зовут Сэйр, Тейдон Сэйр.

С этими словами он вышел из кареты и помог Бертилле спуститься. Это оказалось нелегко, девушке трудно было наступать на больную ногу. Когда дверь дома отворилась, Бертилла протянула руку.

– Спасибо еще раз, – сказала она. – Я вам очень, очень признательна.

– Мне это доставило удовольствие, – сказал лорд Сэйр, приподнимая цилиндр.

Он посмотрел, как Бертилла вошла в парадную дверь, потом вернулся к своему экипажу.

Он ехал и гадал, какая встреча ожидает девушку. И чувствовал, что, поскольку Бертиллу не встретили на вокзале, ее вряд ли ждет теплый прием в этом доме.

В холле Бертилла улыбнулась старому дворецкому, которого знала еще с детских лет.

– Как поживаете, Мэйдстон? – спросила она.

– Рад вас видеть, мисс Бертилла, но вас не ожидали.

– Не ожидали? – удивилась девушка. – Значит, мама не получила мое письмо. Она должна знать, что школы закрываются на рождественские каникулы, а я теперь уже не могу поехать к тете Маргарет.

– Нет, конечно же, нет, мисс, но мне кажется, что ее милость не получила ваше письмо. Она ничего нам не сказала.

– О Боже! – воскликнула Бертилла. – В таком случае мне надо немедленно подняться к ней. Она уже встала?

Бертилле было известно, что ее мать редко встает с постели раньше полудня.

– Ее милость позвонила час назад, мисс Бертилла, но ваше появление ее удивит.

В голосе Мэйдстона прозвучало предостережение – Бертилла распознала его, и когда пошла вверх по лестнице, глаза у девушки были испуганные.

Она видела: в доме многое изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз еще при жизни отца.

Ковер был новый, стены тоже отделаны заново; в холле и на лестничной площадке стояли в вазах оранжерейные цветы – к подобной экстравагантности отец относился отрицательно.

Бертилла миновала двери в гостиную и стала подниматься выше, на второй этаж. Шаги ее все больше замедлялись, а поврежденная нога болела все сильнее.

Она ощутила сильное сердцебиение и упрекнула себя: глупо в самом деле так бояться родной матери… Но она всегда боялась ее.

Когда Бертилла взялась за ручку двери в спальню матери, пальцы у нее задрожали, и ей вдруг захотелось прямо завтра вернуться в школу.

– Войдите! – прозвучал резкий голос леди Элвинстон.

Бертилла медленно отворила дверь.

Как она и ожидала, мать сидела в постели, опираясь на обшитые кружевами подушки, укрытая до пояса горностаевым покрывалом; на ней было отделанное кружевами неглиже из розового шифона, которое чрезвычайно шло к ее темным волосам и белой коже.

Она читала какое-то письмо, и целая груда еще не распечатанных писем лежала рядом с ней на постели. Когда Бертилла вошла в комнату, мать вначале дочитала страницу, а потом уже взглянула на дочь.

Увидев, кто стоит перед ней, леди Элвинстон выдержала небольшую паузу.

– А, это ты! – заговорила она с нескрываемым раздражением. – Я думала, ты приезжаешь завтра.

– Нет, сегодня, мама. Я писала вам.

– Я куда-то засунула письмо, и вообще у меня столько дел!

– Разумеется, мама.

Бертилла подошла к кровати, и леди Элвинстон спросила:

– Почему ты хромаешь?

– Меня сбили с ног на платформе, – ответила Бертилла. – Вышло так глупо с моей стороны. Я не заметила позади себя тележку с огромным количеством багажа.

– Неосторожность как раз в твоем духе! – отрезала леди Элвинстон. – Надеюсь, ты там не устроила сцену?

– Разумеется, нет, мама. Очень любезный джентльмен помог мне встать и отвез меня домой в своем бруме.

– Джентльмен? – Голос у леди Элвинстон сделался еще более резким.

– Да, мама.

– Кто это был?

– Он сказал, что его зовут Сэйр… Тейдон Сэйр.