Стигма ворона 4 (СИ) - Горина Юлия. Страница 14

Само собой, он и не ждал, что Руфин бросится к нему с объятиями — в конце концов, сейчас в Дарии он видел не просто родного брата, а отцеубийцу. И все равно это холодное презрение, исходившее от Руфина, причиняло ему жгучую боль.

Усилием воли Дарий не отвел глаза и не опустил голову.

Напротив, под тяжелым взглядом брата он только сильнее выпрямился и расправил плечи. Весь его вид — поза и выражение лица будто бы говорили: ну, вот он я. Каков есть.

— Господин Руфин, этот человек назвался Дарием из Гшананна, — сказал Руфину воин, подводя своего пленника поближе.

На эту фразу вся свита Руфина сразу обернулась.

Руфин, не произнося ни слова, задумчиво склонил голову вбок, словно размышляя, признавать ли ему на виду у всех сомнительное родство, или отказаться.

— Почему ты жив? — спросил, наконец, Руфин.

Дарий пожал плечами.

— Так сложилось, — ответил он. — В живом виде я оказался для них ценней.

— Ценней для чего? Для мятежа? — холодно спросил брат.

— Для вечной битвы против Иркаллы, — сдержанно возразил Дар.

— Ясно, — то ли устало, то ли разочарованно отозвался Руфин.

И, повернувшись к воину, державшему Дария на привязи, сказал:

— Закуйте ему все одержимые метки и заприте пока где-нибудь. С этим вопросом я буду разбираться завтра.

Завтра?

У Дара похолодело в груди.

Завтра коменданта может уже не оказаться в живых, как и многих других честных воинов!

— Постой, Руф!.. — выпалил он, тут же запнулся и поправился: — То есть, господин Руфин. Сначала я должен вам рассказать, что здесь творилось на самом деле. Человек, которого ваши люди притащили на площадь связанным, как разбойника — воин редкой доблести и он ни в чем не виновен!..

— Это ты сейчас не про себя, надеюсь? — холодно осведомился Руфин.

Дарий аж зубами скрипнул, пытаясь сдержать в себе вспышку негодования.

— Я говорю про коменданта!

— По этому вопросу твое мнение не требуется, — заявил Руфин, отвлекаясь от брата на спешный стук копыт, донесшийся со стороны въездных ворот. — Что там еще?..

Дарий невольно обернулся следом за ним.

И увидел, как на площадь влетел запыхавшийся гонец.

— Гарнизон крепости взбунтовался! — крикнул он рыцарям. — Они отбили приговоренных и сожгли виселицы!..

— Что значит отбили и сожгли? — с яростью в голосе спросил Руфин. — Как такое может быть?!

— Господин, среди воинов обнаружились какие-то воины-чужаки, и они подняли мятеж!..

Дарий удовлетворенно хмыкнул.

Ай да воронопоклонники. Дети Иркаллы, родившиеся и выросшие на проклятой земле, не имели ни капли священного трепета по отношению к акадам. И они бросили вызов акадоносцам. Браво!

— Как это могло случиться? Вы же стигматики!.. — гаркнул на гонца Руфин, белея от гнева.

— Но они ведь тоже, — не удержался Дарий.

Брат метнул на него злобный взгляд.

— Немедленно доложить о случившемся господину Арану! — скомандовал Руфин своим людям, разворачивая коня. — Мы

возвращаемся в крепость! А этого — под охрану! И если он у вас тоже взбунтуется, ответите головой!

Отряд Руфина рванулся из города, оставляя за собой золотистый шлейф.

А Дария поволокли в темницу.

Там, сидя в кромешной тьме, он вслушивался в звуки, доносившиеся через крошечное решетчатое окно под потолком.

Город стонал. По мостовым то и дело лязгали копыта разгоряченных коней. Издалека доносились крики и плач людей.

Дар прижимался воспаленным лбом к промерзшей шершавой стене и чувствовал, как каждый крик и каждый удар подковы о мостовую вонзаются ему в виски.

Если бы существовала стигма мести, то прямо сейчас она бы медленно расцветала у Дария напротив сердца кровавой отметиной.

И ее уже не заковать в зеленый нагрудник, не прикрыть сдерживающим металлом и не вырезать из тела.

Женский плач... Вот кто это? Айя? Или булочница, у которой Дар покупал хлеб? Или ее пятнадцатилетняя дочь, которая так мило краснела, когда Дарий заглядывал к ним за лепешками?

Пронзительный юношеский вопль... Рычание зрелого мужчины...

Святые акады, да что там с ними со всеми делают?!

Дар стоял, с трудом выдерживая на своих плечах тяжесть этой ночи и думал о том, что кое в чем тот красногрудый был прав.

Потому что он, Дарий из Гашананны, и в самом деле мыслил, как раб.

Как раб двенадцати золотых колен.

Ему казалось, что переговоры с носителями акад смогут защитить Уршу. И он добровольно сдался в плен.

Потому что противостоять власти и силе двенадцати — немыслимо и невозможно. Эту истину много лет вбивали ему в голову, и она крепко пустила корни в его сознании.

Дикая гвардия воронопоклонников о непобедимости золотых колен ничего не знала. Поэтому они и сумели взбунтоваться — эти люди мыслили не как рабы, а как свободные воины.

И за свою свободу они бросились в бой, не гадая, каковы шансы выйти из него живыми.

Получилось ли у них уйти в Иркаллу, Дарий не знал. Но сейчас он бы многое отдал, чтоб очутиться рядом с ними в том бою. И даже неважно, закончился бы он победой или нет. Это был доблестный шаг свободных людей. Закончить свою жизнь в таком бою — честь, которая выпадает не каждому воину.

Через пару часов Дарий понял, что замерзает.

Помочь себе с помощью энергии духов он не мог из-за зеленого доспеха, в который его заковали. Выдувая пар изо рта, Дар попытался согреть хотя бы руки, но ничего не получалось. Холод пролез в самое его нутро, и так просто от него было не избавиться. Чтобы хоть как-то разогнать по телу кровь, Дарий принялся ходить из угла в угол, и это движение очень походило на метание тигра в клетке — четыре шага в одну сторону, четыре — в другую.

«Закон, служение, справедливость».

Эти слова были вышиты на его родовом стяге. Но только сейчас он в полной мере осознал, что закон и справедливость — совсем не одно и то же.

По крайней мере, тот закон, которому служили его предки.

Он вслушивался в звуки за стеной, и единственное, чего ему сейчас непреодолимо хотелось — это вонзить меч в грудь, защищенную красным доспехом. И еще в одну. И еще.

А когда начало заниматься утро, снаружи все наконец-то стихло. Только кроваво-красное небо, проглядывающее в решетчатую щель, невольно напоминало о карательной ночи.

Пошатываясь от усталости, Дарий медленно сполз по стене на пол и закрыл воспаленные глаза.

Темница, утро, Уршу, кровавая ночь — все в один миг погасло, провалилось...

Дарий не услышал, как отпирали двери темницы.

Он смог открыть глаза только после очередного тычка древком копья.

Над ним склонился один из красногрудых воинов — еще совсем молодой, с веснушками на носу и светлыми волосами. Юноша изо всех сил пытался придать своему лицу как можно больше значимости и серьезности, но получалось плохо.

Воин явно нервничал.

— Господин Руфин требует вас к себе, — сказал он.

— Ну, раз требует — надо сходить, — с усмешкой проговорил Дар, поднимаясь на онемевшие ноги с промерзшего каменного пола.

— А вы... Вы меня не узнаете? — нерешительно спросил вдруг юноша.

— Нет, — ответил Дар, растирая ладони. — А должен?

— Я — Рус. Вы меня не помните?..

— Рус?.. — удивленно отозвался Дарий, уставившись на юношу во все глаза. — Конечно помню!.. Ну ничего себе!

Мальчишка Рус был бедным родственником по линии матери, которого отец сначала привез в замок из жалости, а потом будто бы вовсе забыл о нем. И в итоге паренек рос, как дикое дерево, где-то между статусом члена семьи и прислугой — не раб, но и не господин.

— Да, это я, — растерянно улыбнулся юноша.

— Подумать только...

— Много лет прошло, господин... — Рус запнулся, чувствуя, что говорит что-то не то. Но быстро сообразить, как же ему называть теперь Дария, он никак не мог.

— Лучше на «ты» и просто по имени, — с улыбкой подсказал Дарий. — И мне кажется, именно так ты должен был называть меня с самого начала. Без всех этих «господинов».