Плененное сердце - Картленд Барбара. Страница 9

Сабина резко отвернулась от окна, ощутив, что волшебство происходящего куда-то бесследно исчезло. Неожиданно девушка почувствовала себя глубоко несчастной. Она подумала, что это потому, что пропала мамина брошь и рано или поздно ей придется сообщить о том, что маленькая звездочка, которую мама так любила, исчезла. Но в глубине души Сабина понимала: это не единственная причина. Ее ранило крушение иллюзий, о которых она теперь не хотела напоминать даже себе самой.

Сабина спрятала лицо в подушку. Она пыталась уверить себя, что ее плохое настроение вызвано усталостью. Но по щекам невольно покатились слезы. И это в ее первую ночь в Монте-Карло!

У юности, к счастью, есть замечательная способность утром забывать печаль минувшей ночи. Когда Сабина проснулась, она обнаружила, что солнце заливает ее комнату, окрасив и стены, и мебель, и ковер в золотой цвет.

Она выпрыгнула из кровати и подбежала к окну, почувствовав тепло солнечных лучей на своих щеках и теле сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Ей захотелось закричать от восторга.

Вокруг царило такое богатое разнообразие красок! Она и не подозревала, что такое можно увидеть где-нибудь еще, кроме палитры художника. Чистый голубой цвет неба, чуть более насыщенные тона моря. Зелень деревьев, золотистые и желтые фрукты внизу в саду, на клумбах пурпурные и розовые петунии, карабкающиеся по стенам ограды и дома. Это было похоже на мечту. Сабина не знала, смеяться ей или плакать от всего этого великолепия.

Она посмотрела на часы Было восемь часов. Она никогда так поздно не вставала. Дома все обычно поднимались в семь часов утра, и Сабина до завтрака ездила верхом. Девушка поколебалась немного, прежде чем позвонить и вызвать служанку, как ей велела леди Тетфорд.

Ей всегда было трудно приказывать слугам. В доме викария их было очень мало. Старая няня, живущая в их доме со времени появления на свет Гарри, первого ребенка леди Эвелин, которая потом осталась приглядывать и за остальными детьми, а теперь занималась приготовлением пищи. Еще была Глэдис, девушка, которую приходилось постоянно инструктировать и напоминать, что надо сделать и как.

Таких глэдис в доме перебывало очень много, насколько Сабина могла судить.

— Все бесполезно, Адольфус, — говорила леди Эвелин, когда ее муж начинал возражать против их ухода. — Как только девушки научатся все делать, у них появляется возможность заработать больше денег, и они знают это. До тех пор, пока мы не будем платить им больше, они постоянно будут искать себе лучшие места.

— Мне кажется это несправедливым, после того как ты их всему научила, — однажды сказал преподобный Адольфус Вэнтедж.

— Мой дорогой, было бы несправедливо держать их тут.

Тех жалких грошей, что мы им платим, хватает только на шпильки для волос.

Леди Эвелин говорила весело, и Сабина, присутствующая при разговоре, ожидала, что отец рассмеется. Вместо этого он встал из-за стола, подошел к жене и, наклонившись к ней, посмотрел прямо в глаза.

— Я тебе уже говорил, что не следовало выходить замуж за безденежного пастора, — сказал он.

В голосе отца прозвучала такая нотка, какой раньше Сабине не приходилось слышать, и она, почти не дыша, ждала, что Же ответит мама.

— Неужели ты думаешь, что я сожалею об этом? — мягко спросила леди Эвелин. — Дорогой мой, я самая богатая женщина в мире!

Отец наклонился и поцеловал маму в лоб, но Сабина видела его лицо, когда он выходил из комнаты. В его глазах отражалась боль, а губы были крепко сжаты.

Папу было очень легко обидеть. Он расстраивался, когда дети капризничали, или люди жаловались на них, или если у мамы не хватило денег, чтобы расплатиться с торговцами, или конюх, ухаживающий за лошадьми, предупреждал об уходе, потому что у него слишком много работы.

— Папа мог бы быть святым, — как-то сказала Гарриет. — Но святые должны жить на небесах и не пытаться небесные порядки переносить на землю.

Гарриет была в ярости, когда произносила эти слова, потому что отец ей что-то не разрешил сделать, но Сабина часто думала, что в них было немало правды. Быть святым значило приносить неудобства в жизнь, потому что папа не понимал трудностей привычного земного существования.

Сабина думала о том, как это прекрасно — иметь много денег, чтобы содержать достаточное количество слуг! Они готовы в любой момент прибежать наверх и принести вкусно приготовленный завтрак, забрать и выгладить платье, которое она надевала вчера, терпеливо ждать внизу, пока их позовут, чтобы сделать прическу, принести те туфли, которые надо, носовой платок, поясок или воротничок — все, что может потребоваться в тот или иной момент.

Прежде чем леди Тетфорд послала за ней, прошел час, и Сабина успела принять ванну, позавтракать, одеться и в тот момент обследовала сад. Она разволновалась, получив приглашение, и последовала за служанкой, одетой в шуршащее шелковое платье с крохотным шелковым передничком, в спальню, где леди Тетфорд все еще лежала в постели.

Войдя в комнату, Сабина замерла от восхищения. Комната была великолепна, с высоким сводчатым потолком, серебряной кроватью, сделанной в виде огромной морской раковины с перламутровым орнаментом. С серебряным зеркалом на туалетном столике, украшенном двумя купидонами, держащими на вытянутых руках корону. И ковер, и портьеры были мягкого голубого цвета, как Сабина поняла, под цвет глаз хозяйки.

— Ты хорошо спала, детка? — поинтересовалась леди Тетфорд.

Мягкие муслиновые занавески были задернуты, чтобы смягчить солнечный свет, поэтому освещение в комнате было слегка приглушенным по сравнению со слепящим сверканием за окном. Но все равно даже при таком свете Сабина заметила морщинки возле глаз леди Тетфорд, красные пятна на шее, опущенные уголки губ и желтоватый оттенок кожи, когда она была не подкрашена и не напудрена.

Прежде чем Сабина успела ответить, женщина добавила:

— Какая ты молоденькая! У тебя слишком белая кожа, надо быть осторожной, чтобы не обгореть на солнце.

— Я никогда не обгораю, — сказала Сабина. — А Гарриет моментально покрывается веснушками. Мама всегда ей говорит, чтобы она старалась не выставлять лицо на солнце, когда выходит на улицу, а моя кожа всегда остается бледной. Боюсь, что вы правы, слишком бледной.

— Да, немножко румян значительно улучшат твой вид, — критически заметила леди Тетфорд.

Сабина почувствовала себя очень неудобно.

— Боюсь, что папа…

Леди Тетфорд рассмеялась.

— Я точно знаю, что сказал бы твой папа! — воскликнула она. — Не пугайся, детка. Мария наложит тебе их так искусно, что даже самый придирчивый критик не сможет догадаться, что это не твой природный румянец. Ты не будешь выглядеть накрашенной, как я. Обещаю.

Сабина покраснела, как будто сама сказала что-то обидное, но леди Тетфорд опять рассмеялась.

— Я видела твое лицо прошлой ночью, когда ты первый раз посмотрела на меня, — сказала она. — Я совсем забыла, ведь в Англии считается, что леди должна выглядеть естественно В Париже все совсем по-другому, да и в Монте-Карло тоже.

Мне пришлось прожить за границей так долго, что я почти забыла притворство английского общества и весь набор их условностей.

— Вам нравится жить за границей? — спросила Сабина.

— Большую часть времени я счастлива, как могла бы быть везде, — ответила леди Тетфорд. — Но иногда очень скучаю.

Да-да, очень скучаю по Англии, по серому небу, по шуму машин вдоль Парк-лейн, по своим друзьям, сидящим в парке и сплетничающим друг о друге.

— Вы никогда не возвращались? — спросила Сабина.

— Нет, никогда, — ответила леди Тетфорд.

Ответ был таким твердым, что Сабина замолчала. После минутного молчания мама Артура сказала:

— А теперь давай поговорим о тебе. Мария! — Она повысила голос и хлопнула в ладоши. — Мария! Где ты?

В дверь поспешно вошла темноволосая француженка, которая провожала Сабину в спальню леди Тетфорд.

— Слушаю, мадам.

— Принеси одежду, Мария. Одежду мадемуазель. Надо посмотреть, подходит ли она ей. Если нет, то тебе придется потрудиться.