Наивность (СИ) - "Vi_Stormborn". Страница 25

Кусок в горло больше не лезет.

— Зачем вы проявляете неуместную вежливость к домовику?

Северус все же решается на вопрос. Делает шаг навстречу. Решает попробовать понять ее. Гермиона поднимает жесткий взгляд, хотя слезы уже пару раз пытаются вырваться наружу. Девушка сжимает вилку сильнее, прекращая делать из вареного картофеля пюре.

— Потому что это живое существо, — едва сдерживает злость она. — Как вы. Как я.

Северус сводит на переносице брови, оборачиваясь к ней.

— Вы ставите на одну ступень волшебников и прислугу?

Гермиона вспыхивает и, сжимая вилку так сильно, что белеют пальцы, смотрит на супруга.

— Я — магглорожденная, как вы помните. Если вам станет от этого легче, я могу сама встать с эльфом на одну ступень, — четко произносит она, повысив голос. — Вы, кажется, знаете, кто я такая. Или мне вам напомнить?!

Гермиона чувствует, как злость горит в ней, побуждая сделать то, что она бы не сделала, если бы владела собой. Это все равно происходит. Выставив левую руку, Гермиона с грохотом кладет ее на стол так, что звенят столовые приборы, а стенки бокалов дребезжат друг об друга.

На светлой коже все еще виднеется белый шрам, корявые буквы которого рассказывают о чистоте ее крови. Бессмертный подарок смертной темной волшебницы все еще иногда зудит, когда случаются резкие перемены погоды.

Северус бросает взгляд на ее руку, смотрит какое-то время на белых призраков прошлого, а после поднимает взгляд на Гермиону. Он лишь смотрит на нее, смотрит в глаза, в ее распахнутое карее море, не представляя себе, что ему сказать.

Если бы она могла прочесть его мысли, было бы проще. Он хочет сказать, что пытается понять ее, что ему сложно, но он старается. Ему жаль, что теперь этот шрам с ней до конца жизни. Ему жаль, что он не может сказать ей об этом.

Его глаза ничего не выражают.

Гермиона теряет весь свой внезапный запал злости и опускает взгляд, убирая руку под стол. Должно быть, он считает меня импульсивной и наивной? Он совсем ничего не сказал. Наверное, он не выносит меня. Ох, это взаимно, но… Надо хоть как-то попробовать понять его поступки.

В столовой звенит тишина. Слышится лишь дыхание двух людей, касание вилки по дну тарелки и шелест страниц газеты. Гермионе непонятно, зачем он читает ее. Обычно люди узнают свежие новости за завтраком, чтобы затем обсуждать их в течение дня. Северус читает газеты вечером.

Почему он так делает? Да и вообще…

Гермиона сразу вспоминает о том, что хочет обсудить с Северусом. Статья. Не такой сложный вопрос. Довольно простой ответ. Лишний повод попробовать поговорить. Гермиона решается.

— Почему вы не сказали мне? — поднимает она взгляд.

Северус читает газету и не отвлекается, лишь держит ее так, чтобы Гермиона видела его лицо.

— О чем именно?

— Сегодняшняя статья на первой полосе, — решает сразу все вывалить Гермиона, чтобы не анализировать собственные слова. — Почему вы не сказали?

Северус все еще смотрит в газету, неторопливо бегая глазами по строчкам.

— Дискуссия имела место быть? — спокойно спрашивает он.

Гермиона прерывисто вздыхает. Что еще за вопрос такой?!

— Разумеется, — розовеют ее щеки. — Это же, это…

Это был и мой выбор тоже! Наша свадьба — результат выбора нас обоих! Следовало посоветоваться со мной или хотя бы поставить в известность заранее, а не ставить меня перед фактом, вынуждая краснеть перед другими!

Именно это она и думает.

А вот сказать вслух ничего не может.

— Все утихает, — спокойно замечает Северус и наконец смотрит на девушку, — я прав?

Несмотря на то, что из своего нового офиса она высовывает нос всего раз за понедельник, она может с уверенностью сказать, что, если ее старый отдел сейчас лопается от сплетен, то само Министерство гудит уже не так сильно. По крайней мере, смотрят на нее теперь иначе.

Во второй половине дня Гермиона получает сову от миссис Уизли, но не решается открыть письмо. Двумя часами позднее к ней приходят еще два письма. Оба от Джинни. Сегодня она себя не может заставить их открыть. Мужества выйти замуж ей хватает, а открыть письмо от лучшей подруги нет.

Гермиону раздражает менталитет общества. Почему девушка обязана выходить замуж? Почему, если она остается одна, это воспринимают так, словно она подхватывает смертельную заразу? Одиночество — не бремя. Это возможность научиться понимать себя.

Девушка ждет того дня, когда общество будет думать также, как она.

— Да, правы, — коротко отвечает она.

Северус смотрит на то, как она безучастно копается в тарелке. Ему хочется спросить, чувствует ли она себя защищенной? Ощущает ли она безопасность, которую он ей пообещал? Понимает ли она, почему он это делает? О чем ты думаешь? Расскажи мне хоть что-то.

Время идет, а она все молчит. Моди уже приносит чай и уносит пустые тарелки. Гермиона по-прежнему не говорит ни слова. Северус снова на нее смотрит. Она о чем-то думает. Думает так громко, что складывается ощущение, если прислушаться, то можно услышать, как крутятся шестеренки у нее в сознании.

Она ставит чашку на блюдце.

— Почему Дейзи не ужинает с нами?

Северус делает глоток крепкого чая и снова смотрит в газету. Последние десять минут он просто смотрит на одну из живых фотографий, не стараясь читать и вникать в текст. Все его мысли крутятся вокруг Гермионы.

А вот ее мысли его поражают. Они затрагивают все, кроме него. Северус не понимает, что посредством других Гермиона пытается узнать его самого.

— Потому что не доросла еще до обеденного стола, — старается смягчить ответ Северус.

Не станет же он говорить ей, что хочет как можно меньше времени проводить с дочерью.

— Она ест на кухне с Моди.

Гермиона понимает, что доходит до точки кипения за долю секунды. Она со смешком выдыхает и, отодвинув от себя чашку, качает головой.

— И при всем этом вы с полным неуважением относитесь к домашнему эльфу, который проводит большую часть времени с вашей дочерью? — в сердцах выдает она.

И вздрагивает, когда он резко опускает кулак на стол. Приборы дребезжат, чашки с чаем звякают, чай выливается из одной, заливает блюдце и скатерть рядом. Гермиона вжимает голову в плечи, смотрит куда-то в сторону и редко дышит.

— Прошу прощения за это, — негромко произносит Северус, когда берет себя в руки с завидной быстротой.

Он прикрывает пятно на скатерти сложенной газетой и опускает на стол руки. Гермиона расправляет плечи и смотрит на Северуса, нахмурив брови.

— В этом доме есть определенные правила и порядки, Гермиона, — глядя ей в глаза, сдержанно произносит он. — Вам необходимо принять их как можно скорее, чтобы всем нам стало проще, — он делает небольшую паузу, — жить…

Гермиона вздыхает и обессиленно, почти истерично улыбается. За этой улыбкой скрывается все то, что она глушит в себе последнее время. Девушка облизывает пересохшие губы.

— Проще жить? — переспрашивает она, покачав головой, и поднимается с места. — Проще жить…

Гермиона идет в сторону кухни, потому что больше не может выдерживать его общества. Это слишком сложно. Почему никто никогда не рассказывает о том, какая совместная жизнь сложная? Хотя, тут немного другое. В отношениях у тебя есть возможность уйти.

Из брака выйти куда сложнее, общество заклюет тебя и съест без соли. К тому же, пока ей некуда идти. Она уже собирается толкнуть дверь, но…

— Ожидаю вас сегодня, как будете готовы, — прилетает ей в спину.

Гермиона на мгновение останавливается, безучастно глядя перед собой. Она сжимает губы и сглатывает. Хорошее напоминание о том, чтобы сварить еще порцию зелья, которое всегда было с ней еще во время отношений с Роном.

Маленький мамин помощник. Так его называет Гермиона. Более противоречивое название еще стоит поискать.

Девушка толкает дверь и уходит из столовой.

***

Неделя превращается в рутину. Неинтересную, обыденную рутину. Здорово, конечно, что она работает в новом отделе вдали от людей и не видит никого, кто бы стал досаждать ей, но в общении она постепенно начинает нуждаться. Блейз снова уезжает в командировку, и всю неделю она в офисе одна.