Жокей в маске - Сувестр Пьер. Страница 48
– Да, до гильотины еще есть время, мсье Владимир, – процедил он. – Но, уверяю вас, вы идете к ней кратчайшим путем. А до тех пор мы позаботимся, чтобы ваша голова находилась на положенном месте. Вы ведь не собираетесь покончить с собой?
Подобный вопрос в любом случае неуместен. Если Владимир и обладал дерзостью и наглостью своего отца, то ему не хватало его смелости. Для самоубийства же необходимо немалое мужество. Немного найдется таких людей, которые предпочтут лишить себя жизни, но не потерпеть поражение.
В этот момент в кабинет вошел посыльный и что-то прошептал на ухо следователю. Встретив вопросительный взгляд Мишеля, Мантуа кивнул. Полицейский удовлетворенно улыбнулся.
– Так что о вашей голове мы позаботимся, – закончил он, обращаясь к арестованному. – И о теле тоже. Только что прокурор санкционировал ваш арест. И отправим мы вас прямо в тюрьму Санте. Хотите сбежать оттуда – попробуйте.
И он подтолкнул князя к двери.
Через десять минут они вышли во внутренний двор. Арестованного заперли в тюремной машине, и фургон тронулся в направлении тюрьмы Санте. Когда он сворачивал на мостовую, от тротуара отделилось такси и двинулось следом. В нем, прикрыв лицо шляпой, сидел Жюв.
Не то чтобы инспектор не доверял своим людям. Но он не без оснований полагал, что только он один полностью представляет себе возможности Фантомаса. Знаменитый преступник не сделал попытки отбить сына по дороге с ипподрома, так как знал, что его сопровождает достойный противник. Теперь же, действуя неофициально, инспектор ждал встречи с врагом. И настроен был весьма решительно.
Однако ожидание оказалось напрасным. То ли Фантомас потерял след своего сына, то ли счел момент неблагоприятным для нападения, но дорога до тюрьмы прошла без неожиданностей. Тюремная машина въехала во двор и остановилась у главного входа. Леон с Мишелем вывели пленника.
Конечно, опять не обошлось без формальностей. Заполнение бумаг заняло добрых полчаса. Наконец Леон с Мишелем сдали Владимира четырем охранникам. Взамен те выдали квитанцию, как будто речь шла о почтовом багаже.
Увидев эту бумажку, Владимир скрипнул зубами. Будничность происходящего только подчеркивала, в какую безвыходную ситуацию он попал. Убежать из тюрьмы Санте практически невозможно, а для него и вовсе нереально. Уж если кого и будут стеречь пуще глаза, так это, конечно, сына Фантомаса.
Тем не менее, Владимир держался надменно и заносчиво.
– Господа! – крикнул он полицейским. – Я не прощаюсь!
Мишель ухмыльнулся:
– До свидания, до свидания. Мы действительно еще встретимся. На суде. А в скором будущем – и на бульваре Араго.
Мишель имел в виду место, где недавно установили гильотину. Владимир передернул плечами:
– Не дождетесь!
– Поживем – увидим, – вмешался Леон. – А пока прощайте. До встречи на следствии. Кстати, там будет и Жюв.
– Сомневаюсь, – зловеще улыбнулся Владимир. – Очень сомневаюсь.
– В чем? – удивился Леон.
Владимир хотел что-то ответить, но промолчал. Подошел старший надзиратель.
– Уведите заключенного! – приказал он.
Охранники подтолкнули князя, и дверь за ним захлопнулась. Теперь обратно дороги не было. Сын Фантомаса двинулся вперед. В его ушах еще звучал зловещий скрип тюремной двери, отрезающей путь к свободе. Этот звук не может забыть никто из тех, кто побывал в тюрьме.
Наконец процессия остановилась перед дверью камеры. Надзиратель позвенел ключами, замок щелкнул, и заключенного втолкнули в узкое помещение с низким потолком. Бригадир, бывший солдат с боевой медалью на груди, проговорил:
– Соседей у вас не будет. Приказано содержать вас в одиночке. Разговаривать на отвлеченные темы со мной или с охранниками запрещается. Исключение будет сделано только в том случае, если вы захотите сделать признание.
Владимир вскинул голову, но бригадир жестом остановил его:
– Возражения оставьте для следователя. Я вам говорю только то, что меня уполномочили сказать. Режим у нас строгий. Подъем в четыре утра, отбой в семь вечера. Едой вас обеспечат. Если занеможете, нажмите эту кнопку. Но предупреждаю – не следует звонить без серьезной причины. Вы рискуете навлечь на себя суровое наказание. Кричать и устраивать скандалы бесполезно. Здесь прекрасная звукоизоляция, соседи вас не услышат. А мы люди привычные.
Владимир горько усмехнулся.
– Далее, – бесстрастно продолжал надзиратель. – Там, под потолком, маленькое окошечко. Если станет душно, поверните вот эту ручку, оно откроется. А теперь раздевайтесь.
Владимир возмущенно отпрянул:
– Это еще зачем?!
– Приказ начальника тюрьмы, – спокойно сказал бригадир. – Вас обыщут.
Скрипнув зубами, заключенный подчинился. Надзиратель тщательно осмотрел его одежду. Все, что он счел пригодным для попытки бегства или самоубийства – авторучка, пилка для ногтей и тому подобное, было изъято. Помимо галстука и шнурков для ботинок у Владимира отобрали даже часы, так как, разбив стекло, можно вскрыть себе вены осколком. Все это тюремщик проделывал автоматически, как буржуа набивает трубку перед ужином. Наконец обыск закончился, и заключенному вернули его одежду.
– Доброй ночи, – сказал бригадир, стоя в дверях. – И хочу дать вам совет. Если есть в чем сознаваться, лучше сделать это по своей воле. Это смягчит приговор.
Владимир ничего не ответил. Бригадир покачал головой и закрыл за собой дверь. Ключ повернулся в замочной скважине. Оставшись в одиночестве, заключенный медленно огляделся.
– Н-да, солидное заведение, – пробормотал он сквозь зубы.
Потом встал и начал мерить шагами камеру. Это обычное занятие узников, томящихся в одиночках. Таким образом они пытаются расширить стены своей камеры, удовлетворить извечную потребность в движении, которая делает жизнь в тюрьме невыносимой.
Расхаживая от стены до двери, Владимир внимательно оглядывал помещение. В нем, впрочем, не было ничего необычного – типовая камера тюрьмы Санте. В длину она имела около четырех метров, в ширину – около двух с половиной. Под потолком на стене виднелась маленькая форточка. Стекло ее было настолько грязным, что не различался цвет неба. Однако толстые прутья решетки, вмурованной в стену, просматривались вполне отчетливо.
Обстановка была убогой, как и положено в тюрьме. У стены стояла жесткая койка, накрытая грубым солдатским покрывалом. Рядом с ней – маленький столик с миской и кружкой, а в углу – бак с водой, что для заведений подобного типа можно считать уже некоторой роскошью. Рядом со столом стоял круглый табурет. Вся утварь была накрепко привинчена к полу, чтобы ей не смогли воспользоваться в качестве орудия нападения или защиты.
Больше в камере ничего не было. Стол, стул и кровать составляли минимум, необходимый и достаточный заключенному.
Машинальными движениями, свойственными всем, впервые попадающим за решетку, князь Владимир подергал дверь и постучал по стенам. Естественно, эти предметы оказались выполненными добросовестно и из отменного материала.
Сын Фантомаса глубоко вздохнул и удрученно опустился на койку. Никто сейчас не признал бы в нем бравирующего своей смелостью тренера Бриджа, осмелившегося разговаривать презрительным тоном с полицейским и следователем. Это был просто одинокий человек, потерявший надежду на спасение.
– Я пропал, – чуть слышно прошептал Владимир. – Охранники знают, что говорят. Из тюрьмы Санте еще никто не убегал. Никто… И я тоже закончу жизнь на гильотине.
Мужество, казалось, покинуло пленника. Тюремщик через глазок в камеру видел, как заключенный сидит на кровати с убитым видом, раскачиваясь взад-вперед. Но у молодого человека остались еще силы. Внезапно он поднял голову, и огонек надежды блеснул в его глазах. Он топнул ногой:
– Нет, черт побери! Такого отца, как у меня, нет ни у кого в мире! Пусть он считает меня бездарным учеником, но он не оставит меня в беде. Он придумает, как вытащить меня отсюда!
Тем же вечером, около пяти часов, в мрачноватое кафе, расположенное в самом центре пользующегося дурной славой района между Сен-Мишель и Пти-Пон, на улице Ушетт, вошел человек, закутанный в длинный плащ. Он раздраженно взглянул на дремлющего в углу официанта и скомандовал: