Пленница любви - Картленд Барбара. Страница 21

Вновь ее голос дрогнул. Она отвернулась от графа и пошла к двери.

Он заторопился следом за ней. Сорильда услышала их голоса из холла.

Только через несколько минут она сумела заставить себя подняться, так она была потрясена и огорчена случившимся.

Никогда еще она не видела, чтобы женщина совершенно потеряла самообладание, как это произошло с леди Алисон, и говорила с исступлением и злостью, отчего производила впечатление пошлое и вульгарное, точно женщина из низов.

Сердце Сорильды болезненно сжалось. Она не представляла, как сумеет справиться, если в будущем ей предстоит сталкиваться с подобными ситуациями. Но тут она глубоко вздохнула и сказала себе, что это вина графа.

Как он мог ухаживать и встречаться со множеством женщин? С леди Алисон, с тетушкой и, вероятно, еще со многими, умудряясь вскружить им голову до такой степени, что они могли повести себя недостойно и унизительно.

«Если это и есть любовь, — думала Сорильда, — остается только молиться о том, чтобы мне не пришлось ее испытать». Однако вслед за этим она вспомнила, как мать любила отца, как у них все было по-другому. Они были так ослепительно счастливы, так близки — казалось, они даже думали одинаково.

Девушка подивилась такому различию и пришла к заключению: в любви, которую питают к графу герцогиня и эта другая женщина, нет ничего духовного. Это лишь физическое желание обладать. Сорильда была очень невинна и не ведала, что происходит, когда граф остается наедине с женщиной — с той же герцогиней — и они вместе ложатся в постель. Она знала только, что одна лишь мысль об этом заставила ее внутренне сжаться, как от чего-то нечистого и неприятного.

В этот момент она поняла, что никогда не будет графу настоящей женой.

«Если он захочет, чтобы мы стали ближе, — в отчаянии думала она, — если он пожелает, чтобы я подарила ему наследника, о котором он говорил, тогда я уеду!»

Она не представляла, когда и как это осуществит, но сказала себе, что пока у нее есть возможность пожить здесь, в доме графа, и лучше , понять, что ждет впереди.

Сорильда решила, что леди Алисон уже должна была уехать и она сможет уйти к себе прежде, чем вернется граф. Но только она собралась уходить, как он вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Мне остается лишь извиниться за эту совершенно излишнюю и мелодраматичную сцену, — сказал граф. — Леди Алисой просто ворвалась в дом, иначе бы этого не случилось.

Сорильда холодно взглянула на него.

— Полагаю, она бы все равно страдала, даже если бы не увидела вас.

— Вам что, жаль ее? — спросил граф. Высокомерный тон, каким был задан этот вопрос, и выражение его глаз неожиданно рассердили Сорильду.

— У меня нет желания устраивать еще одну мелодраматичную сцену, — произнесла она ледяным тоном. — Скажу лишь с полной искренностью, что мне чрезвычайно жаль любую женщину, которая связалась с вами! Не ожидая ответа, она пошла от него к двери, сама открыла ее и вышла в холл.

Опасаясь, что он может последовать за ней, Сорильда торопливо поднялась к себе, заперла дверь, выходящую в коридор, и вторую, ведущую, как она подозревала, в спальню графа.

После этого она уселась в кресло и сидела до тех пор, пока не успокоилось бешено стучавшее сердце. Только после этого она вызвала служанку.

Сорильда вошла в дом. Следом за нею два лакея внесли коробки с платьями. Она жила в Лондоне уже больше недели и все свое время тратила на покупки. Раньше ей была неведома радость покупать удивительно элегантные платья. Они придавали ей новую уверенность в себе и подчеркивали ее красоту, о которой прежде Сорильда и не догадывалась.

Комплименты модисток, а затем и друзей графа, которых она встречала каждый вечер, действовали на нее как шампанское.

Словно не желая оставаться наедине с ней, каждый вечер граф приглашал к обеду гостей, многие из которых — Сорильда понимала это — приезжали из любопытства, посмотреть, что она собой представляет.

За ленчем она сидела одна. От секретаря графа, мистера Бернема, приходившего к ней каждое утро, она знала, что граф или у принца Альберта, или на заседании палаты лордов.

Если бы не неприязнь Сорильды к графу, она бы пришла в восхищение, узнав, что он участвует во множестве комитетов, ряд из которых занимался проектами, близкими ее сердцу.

Оттого, что он вызывал в ней такое возмущение, каждый раз при упоминании его имени в груди ее что-то сжималось, а при разговоре с ним в ее голосе появлялся ледяной холод, хотя она держалась чрезвычайно вежливо, как, впрочем, и он.

В то же время, когда она видела его за обедом во главе стола в окружении очаровательных женщин, Сорильда не могла не признать, что он красив и что никто другой из присутствующих в комнате мужчин не может сравниться с ним по элегантности и умению держаться.

«Могу же я восхищаться лошадью и при этом считать ее трудным, непредсказуемым животным!»— оправдывала себя Сорильда.

Граф явно обладал и тем, и другим качеством. Доносившиеся до нее разговоры между его наиболее степенными и респектабельными приятелями не оставляли никаких сомнений в том, что весь лондонский свет изумлен самим фактом его женитьбы, а тем более на особе, никому не известной и столь юной. Вспоминая услышанные обрывки разговоров и соединяя их друг с другом, словно мозаику, до тех пор, пока у нее не сложилась полная картина происходящего, Сорильда уяснила, что для любовных связей граф всегда выбирал женщин или замужних, вроде ее тетушки, или овдовевших, вроде леди Алисон.

Она с возмущением подумала, что ведет он себя просто как какой-то Казанова, а женщин, любви которых ему удалось добиться, скоро будет столько, что ему и не сосчитать! Входила ли она в комнату или переходила от одной группы гостей к другой, до нее доносились фразы, говорившие ей о муже многое.

— Сердце Шарлотты разбито…

— Аделаида была уверена, что он никогда не женится, и страшно задета…

— Джорджина говорит, что не примет молодую графиню, что бы там ни…

Как только говорившие замечали, что их слушает Сорильда, они умолкали на полуслове. Но она успевала услышать достаточно; губы ее кривились в презрительной усмешке, и она бросала на графа взгляд, в котором он должен был прочитать осуждение.

После первого вечера он вел себя чрезвычайно вежливо, так что жаловаться ей было не на что. Таких сцен, как с леди Алисон, больше не повторялось. Однако Сорильда замечала, что на каждом балу или приеме, где они присутствовали, находились красивые женщины, смотревшие на нее с ненавистью; будь их воля, они бы охотно вонзили в нее кинжал — Сорильда в этом не сомневалась.

Первые два-три бала прошли для нее значительно успешнее, чем она смела надеяться, и это доставило ей огромное удовлетворение.

Она знала, что во многом своим успехом обязана новым платьям и тому, что по приказу графа, о чем ей сообщил мистер Бернем, в ее распоряжение были предоставлены фамильные драгоценности Уинсфордов.

Сорильда и вообразить себе не могла существование такого великолепного подбора драгоценных камней, разве что в сказочной пещере Аладдина.

Здесь были самые разнообразные украшения: от диадем до пряжек на туфли, жемчужные ожерелья самой разной длины, украшенные драгоценностями несессеры, ручки для зонтов и замочки, прикреплявшиеся на сумочку, чтобы гармонировать с надетым платьем.

Сорильда начала чувствовать себя точно ребенок, попавший в лавку со сладостями. Она часто заходила в рабочий кабинет мистера Бернема, где стоял сейф, и обсуждала с ним, какая диадема подойдет к ее платью и какие драгоценности ей надеть, чтобы блистать на званом обеде или балу, куда они с графом отправлялись в этот вечер.

После однообразного, тоскливого существования в замке произошедшая перемена казалась просто невероятной; порою Сорильду охватывал страх, что вот сейчас она проснется и вновь увидит на себе отвратительное тускло-коричневое платье, подвергнется нападкам герцогини, доводившим ее до слез. Теперь она не лила слез, а была готова, если придется, бороться и добиться всего, чего ей хотелось.