Третья Сила (СИ) - Чернышева Марина. Страница 39

***

Впрочем, едва Волюнд начал свой рассказ, как все посторонние мысли у меня вылетели, как сдутые сквозняком! Афера вокруг Лилли закрутилась нешуточная. Впрочем, княжна была лишь пешкой. И если уж совсем переходить на шахматную терминологию, то ее собирались вывести в королевы. Причем — абсолютно в прямом смысле! Только ведь вот в чем беда — это звучит заманчиво, но если по сути ты остаешься только бесправной фигурой, которую по собственному усмотрению так и сяк двигает игрок, то понятие «королева», обесценивается до полного нуля! А в основе всего лежал банальный заговор против нынешнего короля, только вот к цели, заговорщики шли отнюдь не банальными путями.

На данный момент на троне был сильный, жесткий и рациональный правитель. Войнами не увлекался, развивал торговлю, знати особой воли не давал и, внимание, начал прижимать духовенство! Последний его указ вообще перешел все границы! Его Величество посмел урезать монастырские наделы!!! И наплевать, что «наделами» эти земли, уже давно не назвал бы даже самый склонный к приуменьшению человек: язык бы не повернулся!

Правдами, а чаще неправдами, монастыри подгребали под себя все больше и больше земель, крестьян при этом они с их участков не сгоняли, однако происходило то, что на Земле называлось «закрепощение». То есть крестьяне как бы переходили в собственность монастырей, на чьих землях жили и работали. Как результат: в казну переставали идти налоги, поскольку «Церковь» или иначе «Духовная власть» никому не подчинялась и соответственно никаких налогов не платила. Изначально монастырям выделялась государственная земля «в кормление», подразумевалось, что на ней станут работать монахи и послушники и, тем самым, кормить себя, а продавая излишки — содержать монастырь.

Надо ли говорить, что сейчас на землях монастырей трудились отнюдь не монахи? Крестьяне не только платили оброк продуктами, но находясь в полной зависимости от собственника земли, были обязаны продавать излишки продукции монастырю, по той цене, которую назначал игумен. Надо ли говорить, кому такая торговля была выгоднее? Как результат: в города продукты шли уже по той цене, какую «просили» монахи, что опять таки было выгодно отнюдь не горожанам. Постепенно сформировалась настолько сильная монополия духовенства, что Его Величество почувствовал угрозу своей власти. Только вот паровозы легко давить пока они чайники, а когда вырастут, то давят уже они!

Если «пастырь» слишком уж озабочивается набиванием карманов, то о какой духовности можно говорить? А если он перестает быть духовным лидером, то зачем тогда он нужен? На шее сидеть? Так на это место всегда полно желающих, только вот не все могут доказать на него свое право. «Отцы церкви» думали, что им ничего доказывать не надо, а король посчитал свое мнение важнее, вот и зашла коса на камень!

При чем здесь княжна? А просто: она была с рождения помолвлена с младшим принцем, тем, у кого шансов на престол… Да не имел почти никаких шансов! Брат был здоров, силен, умен, образован именно «под должность», более того — имел даже магический дар, не сильный правда, но достаточный, чтобы уберечь хозяина от разных мелких трагических случайностей. А от крупных, старшего принца вполне уберегали телохранители. Младшему нужно было какая-то уж совсем фантастическая удача, чтобы брат освободил для него трон.

И нет — наследный принц на троне церковную власть не устраивал. А вот младший… Мало того, что юноша пошел характером отнюдь не в отца, так еще был здорово внушаем. Пока он никто на политической арене, то вроде и пусть себе, но вот если бы он занял трон, да еще женился на подходящей, благонравной, кроткой и глубоко верующей, (в идеале — своему духовнику), девушке, которая стала бы при муже эдаким проводником воли духовенства, то королем он стал бы идеальным! Для узкого круга заинтересованных лиц, разумеется.

Вот тут как раз и возвращаемся к княжне. Мало того, что она повышенной религиозностью не страдала и не стала бы перед мужем защищать интересы церкви, так эта сумасбродка пошла вообще на неслыханное: после личного знакомства с женихом, собралась вернуть ему обручальные регалии королевского рода! Вот тогда и было решено пойти на экстренные меры. И были эти «меры» тем более предпочтительны, что попавшая в полное подчинения княжна становилась настолько легкой в управлении, что любой кукловод из балагана марионеток позавидовал бы! Но!

Для того, чтобы добиться такого эффекта, требовалось участие высшего вампира. Вот тут-то род Волюнда и попал под раздачу! До того, как падет последний член клана, пленить его главу практически невозможно, ибо сражаются вампиры в этом случае, не жалея ни противника, ни себя, в буквальном смысле — до последней капли крови. Ну а захватив такого пленника, провернуть порабощение княжны, уже становилось делом техники.

И вот тут всплыла одна… гхем-гхем… деталь, из-за которой я едва опять не впал в бешенство! Эти ублюдки пошли на изнасилование! Опоили девчонку и спровоцировали половой акт с обездвиженным фон Тирдом! Видите ли простого вампирского обращения для обряда «Полного Подчинения» не достаточно! Так что Лилли теперь все равно что вещь Волюнда, оттого и его пренебрежительное отношение к девушке. И да — после его смерти, заговорщики вполне могли перекинуть эту зависимость на кого-нибудь из своих «братьев», что наверняка и планировали сделать. Да и верно, зачем им вампир в посредниках? Внушит еще что-нибудь не то.

***

— А в замке за всей этой мерзостью стоит духовник Лилли, верно? — вспомнил я рожу священника, который мне еще при первой встрече здорово не понравился.

Фон Тирд хмыкнул как-то многозначительно и протянул каким-то провокационным тоном:

— Да-а ну-у-у, неужели ты поднял бы руку на священника? А как же вера? Бог ведь разгневается..?

— Ты — неисправим! — в утрированном отчаянии я уткнулся лбом в ладонь, — ну вот зачем тебе это?! Зачем нужно постоянно играть со мной?!

Вампир невинно захлопал ресницами в своем стиле:

— А что такого я сказал?! Ну, правда? Может я просто хочу разобраться?

Я с тоской взглянул в окно на совсем уже разгоревшийся восход, который теперь ощущался даже за этими мрачными стенами и пришел к выводу, что ложиться в постель уже нет никакого смысла, а значит можно скоротать время и за философской беседой с вампиром, раз уж он так на нее напрашивается.

— Уверен? — с ироничной усмешкой дал мужику последний шанс передумать, ведь это только российскому интеллигенту в хрен знает каком поколении, только повод дай потрепаться на философскую тему, а неподготовленному вампиру, с менталитетом средневековой Европы, такое может оказаться не по плечу.

Однако Волюнд с энтузиазмом кивнул несколько раз, глядя на меня честными глазами:

— Конечно уверен!

— Ню-ню, тогда пеняй на себя…

И в течении следующих двух часов, я ему подробно объяснял, почему разделяю понятия «религия» и «вера», «Господь Бог» и «Церковь». Почему глубоко верю в Бога, которого зову «Отец мой Небесный» и почитаю его, и почему не могу верить тем, кто называет себя «Его посредниками» на земле, но почему-то упорно считает нас «рабами Божьими», а себя нашими «пастырями», то есть пастухами! И почему не испытываю к ним почтения. Нет, ни ко всем. Я еще достаточно наивен, чтобы верить, будто среди… э-э… «работников церкви», то есть людей, которые живут за счет прихожан и делают на их духовной потребности деньги, есть глубоко и искренне верующие люди, но увы, с каждым годом эта моя вера тает, как снег весной.

Право же, сложно почитать людей, которые презрев догматы собственной религии, освящают однополые браки или благословляют на дальнейшее стяжательство олигархов и бывших воров в законе… И ладно бы, если бы все это осталось в моем мире, однако шагнув в «Зазеркалье» я столкнулся с теми же духовными язвами. Слава Богу, что моя вера не зависит от религии, а то ведь так можно и в Боге разочароваться!

Глава двадцать пятая, в которой герой открывает княжне глаза на подоплеку происходящего

Утро как таковое, в смысле пробуждения замка с его содержимым, началось с милого «колокольчика» под дверью моей спальни, который был бы еще милее, если бы только что-то не требовал от меня и при этом не колотил в нее, (в дверь, то есть), не исключено, что пяткой туфельки!