Цветок забвения. Часть 2 (СИ) - Мари Явь. Страница 15

Хотелось бы верить, что все эти жертвы были не напрасны и знания, которыми с нами делилась Мята, были уникальны, ценны и недоступны даже дочери Метрессы.

Однажды наставница привела нас к себе домой, чтобы показать станок, на котором ткался так называемый туманный шёлк. Платья, сшитые из этого привередливого материала, считались лучшими в нашем клане, и, естественно, нам всем хотелось облачиться в такое, когда подойдёт Время Песни и Танца. Благословенная, желанная пора, которую предваряло мучительное Время Обретения Гармонии.

Вопреки красивому названию этот период в жизни юных Дев был настоящей пыткой. Никакого личного пространства, эгоистичных желаний, физического комфорта. Приходилось ко всему привыкать заново, даже к ходьбе. То, что волосы у всех девочек к этому моменту были очень длинными, а соединяли лишь концы кос, было иллюзией свободы, и позволяло разве что не покалечиться.

Тем не менее, этого времени ждали с нетерпением все, и мы с Чили завидовали сёстрам, когда пришёл их черёд объединяться в пары. Невероятно трепетный, судьбоносный момент, за которым мы следили со стороны, пока Мята заплетала ритуальные косы своим воспитанницам, давая персональные наставления. Начиная с этого дня, девочки должны были учиться входить в особое состояние, которое и являлось основой нашего мастерства. Сон. В одиночку освоить эту практику было невозможно, каждой Деве приходилось тренироваться на своей партнёрше, сосредотачиваясь только на ней, прислушиваясь и изучая. Друг для друга единые должны стать проводниками живительной энергии мира. А для этого сердцебиение, дыхание, даже неуловимые колебания эмоции — всё должно быть синхронным.

Этого трудно добиться. Поначалу кажется, что и вовсе невозможно. Но главное условие обретения гармонии — время. Только с течением времени ты привыкаешь к своей паре настолько, что начинаешь воспринимать её как неотъемлемую часть себя. Как если бы изменения, происходящие в быстро формирующемся теле, просто зашли дальше, чем у обычных людей.

— Посмотри на них, Чили! Волнительно, правда? — прошептала я, следя за тем, как девочки, чьи волосы уже были сплетены, достают драгоценные косточки и прячут их под язык или за щёку. — Скоро они посадят их и будут растить вместе. Это объединит их не хуже кос. Разве во Внешнем мире есть что-то подобное?

— Да, — бросила она, не разделяя моего восторга. Даже раздражённая им. — Там люди выращивают детей. А это просто красивая аллегория.

— У нас полно красивых аллегорий. Для рождения и для смерти. Это и возвышает наш мир над Внешним, где первое и второе сопровождается грязью и болью.

— Грязь и боль? Тебя-то это точно не должно смущать. Ты всю жизнь возилась в земле, закапывая мёртвое. Теперь придётся закопать живое. Уверена, что справишься?

— Похоже, оскорблять меня, находясь под этим деревом, вошло в привычку у тебя, — ответила я, упрямо на неё не глядя. — Одной плакучей ивы здесь недостаточно?

— Похоже на то, раз ты готова разрыдаться от умиления. Какой чудесный праздник, на который ты опять пришла голой, дабы сделать аллегорию зачатия совсем уж явной.

Понимаю, по сравнению с ней, закутанной с ног до головы, я выглядела более чем обнажённой, хотя на мне была та самая полупрозрачная туника, которую я украсила вышивкой. По моему мнению, она добавляла скромности наряду. По мнению Чили, акцентировала внимание на моей округлившейся груди и бёдрах. А она не любила, когда на мои грудь и бёдра кто-то смотрел. Почти так же, как когда я сама смотрела на Мяту.

— Хватит на неё пялиться.

— В прошлый раз ты запрещала мне пялиться именно на тебя, — напомнила я.

— Так ты решила, что здесь и сейчас всё должно быть «как в прошлый раз»? Может тогда, поползёшь к ней на коленях? Попросишь снова дать тебе второй шанс? Учитывая, что она с радостью предоставила тебе с сотню семян взамен одного потерянного, она даст тебе сотню лучших Дев взамен меня. Её любовь к тебе не имеет границ.

— Успокойся, Чили, тут нечему завидовать. Ведь совсем скоро тебе будут прислуживать цари, а их жёны искать твоей благосклонности… не уверена, что именно это значит, но, наверное, это даже лучше простого служения. О чести, которую тебе будут оказывать, никто здесь и мечтать не смеет.

Чили наклонилась к моему уху. Её шёпот обжёг кожу.

— Смеёшься надо мной?

— Нет…

Что-то происходило с её голосом в последнее время. Он менялся, приобретая совершенно непривычное звучание. Глубокое, низкое, такое отличное ото всех, отчего она стыдилась петь, но когда дело доходило до допросов или угроз, ей не было равных. Как такое возможно? Слыша её, я хотела подчиниться.

— Тебе смешно, точно, — повторила Чили. — Ты ведь не веришь, что такое возможно. Никто из вас не верит. Вы хотите, чтобы мужчина пресмыкался перед вами, не смея поднять взгляд. Чтобы почитал вас, а вы бы говорили, что даже его покорность оскорбляет вас. Чтобы он обожал вас за вашу ненависть к нему. — Я почувствовала, как Чили обманчиво нежно поглаживает мою шею. Запускает пальцы в волосы. — Вы отрабатываете на мне своё презрение ко всему мужскому роду. Да, вы оставили меня здесь не из-за милосердия, а совсем наоборот. Я — тренировочная мишень. Вы можете делать со мной что угодно, и я не сломаюсь и не дам сдачи. Вот чему учит тебя Мята. Ненавидеть меня. Кстати, безумно интересно: когда ты сказала ей, что собираешься объединиться с мужчиной, она умоляла тебя одуматься?

— Ты не мужчина, Чили.

— Да какая к чёрту разница? — Её пальцы сжались в кулак, удерживая меня за волосы, не больно, но жёстко. Намекая на то, какой будет наша связь в дальнейшем. — Я — твоя пара. Мы уже сплелись. Чувствуешь? Пожалуйста, не жалей об этом так явно, когда я рядом. А я буду рядом всегда, как мне и положено. Советую и тебе выполнять свои обязанности как следует. Не надейся, что я спущу предательство ещё одной Девы. Думаете, раз вы женщины, вам всё дозволено, особенно, если дело касается меня? Что наличие щели между ног оправдает любое преступление? Вы ведь для этого её используете? Здесь это просто символ власти, ваша регалия, в ином смысле она бесполезны. Вы кичитесь своей женственностью, но сами не реализуете её. Отрицаете её главное предназначение.

Ого… Похоже, Метресса уже успела рассказать ей больше, чем я когда-либо смогу узнать от наставницы.

— Нам и нельзя её реализовывать, Чили. И оправдывать предназначение тоже, — прошептала я.

— Тогда, чем вы лучше меня? Вы сильнее? Физически? Ментально? Что вы можете противопоставить и вменить мне в вину, кроме того, что мы разного пола?

— Я ни в чём тебя никогда не обвиняла. Что ты пытаешься мне доказать?

— Что я ничем не хуже твоей обожаемой Мяты, быть может?!

— Я и не говорю, что ты хуже.

— Но то, что она — лучше, говоришь постоянно.

— Ты пугаешь меня. Отпусти.

— Уже? А ведь мы только репетируем.

Понимаю, Чили было нелегко, и вспыльчивый нрав совсем не помогал. А боль, которую ей причинили сёстры? Или сам смысл этого обряда, который был для кого-то символом перерождения, а для неё — казнью? Девы позволили ей пройти обучение, лишь за тем, чтобы испытание стихией сделало всю грязную работу за них. Они жаждали её смерти и даже не стеснялись говорить об этом прямо.

То, что Чили решила кому-то довериться — чудо, но навязчивый страх предательства трансформировался в злость. Любое слово, жест, улыбку, взгляд, предназначенные не ей, она считала изменой, но никогда прежде она не говорила об этом прямо. Похоже, сегодня нервы у неё были на пределе. Достаточно лишь намёка на сожаление с моей стороны, чтобы сорваться.

Чего не хватало этой ситуации? Внимания Мяты, конечно. Закончив благословлять последнюю пару, она подошла к нам и, заметив мои слёзы, нахмурилась.

— Никуда не годится. Этот светлый праздник противоположен Времени Скорби. — Она протянула ко мне руку… которую тут же перехватила Чили. Она сжала пальцы на запястье наставницы так, что это можно было бы трактовать как нападение при желании. Но Чили было всё равно.