Однажды ты пожалеешь (СИ) - Шолохова Елена. Страница 46

– Мне поговорить с тобой надо, – без всяких предисловий выпалил я. – Тогда, весной, тебе Яр что-нибудь сделал? Плохое?

– Яр? – сморгнула она растерянно.

– Ну тот пацан… в очках… с собакой. Помнишь, мы как-то шли ко мне и его встретили?

Но я уже и так видел – Майя его вспомнила. Ещё как вспомнила. И там определенно что-то было. Потому как она сразу же заметно напряглась.

– Я очень рада, что ты поправился, но мне надо делать уроки, – засуетилась она.

– Я долго не задержу, – невольно начал я раздражаться. – Но мне надо знать, что он тебе сделал.

– Ничего он мне не сделал, – не глядя на меня, неживым голосом возразила Майя. Но я видел – врет она.

– Если он тебя как-то напугал или обидел, то лучше скажи. Поверь, сейчас он уже тебе ничего не сделает.

Она еще упиралась, но слабо и недолго, а потом вдруг разрыдалась.

– Ты думаешь, что я предала тебя? – надрывно спросила она. – Ну да, предала. Но что мне еще было делать? Этот твой друг… Яр? Он сказал, чтобы я больше с тобой не общалась. Он запретил к тебе приходить, запретил с тобой разговаривать...

– Все равно надо было рассказать!

– Легко тебе говорить! А ты знаешь, каково это, когда ты идешь себе, ничего не подозреваешь, а на тебя вдруг бросается собака?

– На тебя напала собака? Его Джесс на тебя напал? – догадался я.

– Да! Может, для тебя это ерунда, а я из дома выйти боялась! Меня в первом классе искусал пес, вот, полюбуйся! – Она задрала рукав кофты на правой руке, обнажив выше запястья бугристые шрамы. – Я даже пишу теперь левой. И боюсь всех собак до смерти. Даже маленьких. А тут… У меня такая истерика была! Я неделю из дома не выходила!

– Но ты точно знаешь, что это был Джесс?

Она посмотрела на меня так, будто я обвинил ее во вранье.

– Я приходила к тебе в больницу. Ваши мне всё рассказали, ну из хоккейного клуба. Сказали, что случилось, где ты лежишь. Я в тот же день побежала к тебе, а встретила этого… он в палате у тебя сидел. Когда я зашла, ты спал. А он поднялся и вывел меня в коридор. Я думала, он мне хочет что-то про тебя рассказать. А он сказал, чтобы я больше к тебе не приходила. Пригрозил. Я поплакала, но все равно пришла на следующий день… ты опять спал… или без сознания был, не знаю. А вот он…

– Что он?

– Ну, тогда ничего. Только посмотрел так жутко... Я сразу убежала. Но на другой день я шла из ледового на остановку, через дворы, ну там, где гастроном, знаешь же? И из кустов вдруг вылетела эта овчарка… она сбила меня с ног и не давала встать. Так страшно рычала… И никого кругом. Даже сейчас вспоминать ужасно. Потом подошёл он и отозвал свою собаку. И сказал, что в другой раз он не остановится… – Майя закрыла лицо ладонями и снова заплакала. – Прости меня, пожалуйста. Я тогда просто струсила.

– Да брось. Это ты прости, ведь если б не я, с тобой бы ничего такого не случилось… Но что ж ты никому не рассказала? – я приобнял ее за плечи, пытаясь успокоить. – Хотя бы мне. Или родителям?

– Он сказал, что если расскажу кому-нибудь… я боялась. Он совсем не похож на обычных хулиганов. Он такой жуткий был… и эта его овчарка… я видела, что он не врет…

Я возвращался от Майи раздавленный полностью. Может, Яр и брал Майю на понт, а, может, и нет. Может, и с Дашей он только блефует. Но проверять не хотелось. Да, конечно, это надо быть совсем отбитым, чтобы реально что-то плохое сотворить, но разве он в себе? Нормальный чел не сделал бы и того, что он уже сделал.

Сорваться бы и уехать отсюда подальше. Хоть в самую дыру мира. Пропасть со всех радаров. Но куда денешься от родителей, особенно от матери? Она не поймет, разнервничается, а ей нельзя, особенно сейчас.

По дороге домой я зашел к Рыжему. Он как раз собирался на свою подработку. Каждую третью ночь он сторожил какой-то склад за городом. Рыжий почему-то стеснялся этого и скрывал ото всех в классе. Даже при мне немного конфузился поначалу и почти ничего не рассказывал про работу. Правда, я не видел ничего в ней стремного и не понимал его стыда, но не лез ему в душу. Зачем? У всех свои бзики.

– Хочешь чаю? – предложил он мне, укладывая себе бутеры в пластиковый контейнер. – Я тут наделал с колбасой, все не влезут.

– Нет, спасибо, – меня и без еды тошнило.

– Слушай, ты чего в последние дни такой загруженный ходишь? Это из-за тети Оли?

Я не хотел ничего ему говорить, но вдруг не выдержал и выложил Рыжему почти всё. Рыжий присел на табурет, глядя на меня с открытым ртом.

Минуту-другую он переваривал услышанное, повторяя полушепотом: «Хренасе… какая жесть... капец»

– Вот падлы! Давай их раскатаем, а? И этот Ярик, сучонок, кто бы мог подумать, а? А ты еще за него впрягался… Но, слушай, если ничего не случилось, то кто ему поверит? Его слово против твоего. Из вас двоих слушать станут уж точно не его…

– Гарик, ты просто то видео не видел… там… – Слова встали комом в горле. – Короче, там всё что угодно можно подумать.

– Ну ничего же не было?

– Не было.

– Это главное. Ну хотя бы для себя, да? А то как жить, если б опустили… Ну, мрази они… И Лиддерман этот гнида. И чего он хочет?

– Чтобы я Дашу шуганул.

– А она-то ему что сделала? Я думал, он, наоборот, с ней снюхался… стоп, а, может, он ее спецом так хочет от тебя отвадить, ну чтоб она с ним была? В смысле, может, он сам на нее запал?

– Да я всякое уже думал. Но что творится у него в башке, я даже представить не могу. Там вообще, по ходу, дурка по нему плачет. Только… понимаешь, если он реально сделает то, что обещает… мне просто выпилиться останется и всё.

– Да брось, ты чего, Андрюха! – испугался Рыжий. – Ты давай, соберись. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

– Да что тут придумаешь? Я не знаю, где он хранит эту запись. Может, в каком-то облаке, может, еще где. Я не знаю, что он может сделать Даше. Понял лишь, что он ловко играет на страхах. Знает, что я боюсь… ну… унижения, всего такого… Про Майю знал, что она безумно боится собак. Я не в курсе, какие там страхи у Даши, но он с ней общается…

– А сам Ярик чего боится?

– Да хрен его знает. Психи вообще боятся чего-нибудь?

– Думаешь, он прямо реально псих? Хотя... он же всегда был с приветом. Правда, я думал, просто пацан странный, а тут вон оно что… Слушай, ну надо как-то его… ну, типа прощупать. Псих он или не псих, а у всех есть слабые места, по идее.

– Пока мы будем его щупать, он еще что-нибудь выкинет. Он входит во вкус, понимаешь? Вот он сказал, чтоб завтра я Дашу прессанул так, чтоб она ко мне и подходить боялась. А если нет, то он сольет меня и ей навредит.

– Как, например?

– Да без понятия! Но после Майи я как-то не хочу проверять…

– Ну, охренеть он мегамозг. Слушай, ну ты пока потяни время. Типа, да, согласен. И мы что-нибудь придумаем. Так, с ходу, конечно, ничего на ум не приходит…

– А завтра-то что делать? Я не могу сделать то, что он просит. Понимаешь, я не могу её даже послать, не то что обидеть.

– Пацанам скажи, чтоб шуганули, ну так, без фанатизма. Просто чтоб отвалила от тебя. Я, если что, прослежу, чтобы ее не тронули.

От Рыжего мы вышли вместе, я побрел к себе, а он помчался на маршрутку.

За ночь я и глаз не сомкнул, думал, ломал голову, но только еще больше чувствовал себя загнанным в угол.

Вся моя жизнь прежде была простая, понятная, ровная. Школа, хоккей, дом, друзья, родители. Ну были какие-то мелкие стычки и разборки с пацанами, но и то не у меня. Я лишь присутствовал, вступался или разнимал. Блин, да у меня даже ни с кем конфликтов особых не возникало, так все гладко было. Самое большее зло, которое я видел до всей этой фигни, – это уроки английского и придирки англичанки. И теперь оставалось признать, что я попросту оказался не готов к таким вот поворотам, к такой немыслимой дикости.

А утром в школу шел как на расстрел. Ни о чем не мог думать, кроме как об угрозах Ярика. Даже Дашин бред по поводу того, что я подрезал ее телефон, не вызвал у меня ничего, ни единой мысли. Хотя ко мне, наверное, каждый второй подошел и сказал: