Спасение - Гамильтон Питер Ф.. Страница 2

Экспертная группа

Я всегда недолюбливал Нью–Йорк. Местные столько шумят про не знающий сна город, провозглашая его чуть ли не центром человеческого мира! Надо же им как–то оправдать свою жизнь в тесных и непомерно дорогих квартирках — и это нынче, когда можно поселиться в любой точке планеты, благо дюжина хабов «Связи» доставит куда угодно. Ньюйоркцы славят шумную, яркую, волнующую жизнь города. Богема твердит: «Переживания, дру–уг мой!» — без них им не создать шедевров, а пешки корпораций, годами потеющие на низших должностях, доказывают тем свою преданность корпорации. На самом же деле работникам сервиса просто удобнее жить близко, а настоящим беднякам переезд не по карману. И, да, виновен, я живу в Сохо. Нет, я не из младшего персонала. Вот у меня на столе табличка: «Феритон Кейн, заместитель директора, отдел безопасности хаба „Экссолар–связи“. И если вы, прочитав ее, поняли, чем я на самом деле занимаюсь, вы умнее большинства людей.

Кабинет у меня на семьдесят седьмом этаже принадлежащей «Связи» высотки. Энсли Зангари пожелал иметь штаб–квартиру своей всемирной сети на Манхэттене и еще пожелал, чтобы все об этом знали. Не так много среди живущих таких, кто мог бы заполучить участок земли за Западной 59‑й, совсем рядом с площадью Колумба. Фасад старого отеля пришлось сохранить, превратив его в основание стадвадцатиэтажного чудища из стекла и карбона — не знаю, с какой стати: на мой вкус, его архитектура гроша не стоит, но городской совет внес отель в список достопримечательностей. Так что имейте в виду. Даже Энсли Зангари, богаче которого нет и не было, не переспорит городской совет по части «наследия».

Я не жалуюсь. Из моего кабинета открывается лучший вид на город и Центральный парк — такого не могут себе позволить простые сверхбогачи с Парк–авеню. Я даже развернул рабочий стол так, чтобы сидеть спиной к окну во всю стену. Чтобы не отвлекаться. Однако, обратите внимание, кресло у меня вращающееся.

В тот ясный июньский денек я стоял, как всегда завороженный видом — из тех, что испускают небесное сияние с полотен семнадцатого века.

Кандару Мартинес ввел в кабинет секретарь. Наемница корпорации одевалась в простое черное мини с пиджаком от какого–то среднего пошиба модного салона. Но держалась так, что наряд выглядел военной формой. Полагаю, она никак не могла расстаться с прошлым.

Мой альтэго, Санджи, подкинул мне фактов, а мои контактные линзы превратили их в красно–зеленую таблицу. Файл открыл мне не много такого, чего я не знал бы сам. В девятнадцать она поступила в военный колледж Героев в Мехико. После окончания участвовала в активных боевых действиях в составе гражданских Сил быстрого подавления. Затем ее родители погибли от взрыва бомбы–дрона, сброшенной какими–то борцами с империализмом и поклонниками анархии на вопиющий символ чужеземного экономического гнета — говоря по–английски: на итальянскую фабрику по производству дистанционного управления дронами, где работал ее отец. После этого уровень смертности ее противников при операциях вырос настолько, что «вызвал озабоченность» начальства. Ее отправили в почетную отставку в 2187 году. И с тех пор она работала как фрилансер на корпоративные службы безопасности — мрачное ремесло.

Во плоти она оказалась ста семидесяти сантиметров ростом, с короткими каштановыми волосами и серыми глазами. Не знаю, от природы серыми или генмодами — они не вязались с прочим наследством ее мексиканских предков. Тело–то явно было подправлено.

Она блюла фигуру — при ее роде занятий это необходимое условие выживания, — но стройность не относилась к толщине конечностей: руки и ноги имели основательную мускулатуру. Генмод или К-клетки, досье не сообщало. Мисс Мартинес оставила очень мало следов в Солнете.

— Благодарю, что отозвались на приглашение, — начал я. — Мне намного спокойнее, когда вы с нами.

Частично мои слова соответствовали истине. Мне было неуютно в ее присутствии, но ведь я знал, кого она ликвидировала за время службы.

— Из любопытства, — ответила она. — Ведь всем известно, как мало сотрудников в отделе безопасности «Экссолар–связи».

— И то верно. Нам бы, возможно, не помешали люди, не числящиеся в платежной ведомости.

— Вы меня заинтересовали, Феритон.

— Мой босс нуждается в защите — в серьезной защите. Мы здесь имеем дело с неведомым. Эта экспедиция… необычна. Найденный артефакт принадлежит чужим.

— Вы уже говорили. Оликсам?

— Не могу в это поверить.

Ее губы тронула легкая улыбка.

— Не стану скрывать, я весьма заинтересована. И польщена. Почему я?

— Из–за репутации, — солгал я. — Вы лучшая.

— Чушь.

— Серьезно. Мы вынуждены вести дело тихо: трое людей, отправляющихся с нами, представляют серьезные политические силы. И потому я искал человека с чистым досье.

— Опасаетесь, что соперники узнают, куда вы собрались? И что нашли?

— Больше, чем уже сказано, я смогу сообщить вам только в пути.

— И вы вычислили источник технологии? Потому и опасаетесь соперников?

— Дело не в новых технологиях и не в борьбе за рынок. Проблемы серьезнее.

— Вот как? — Она удивленно приподняла бровь.

— Вас полностью введут в курс дела после отправления. Как всех.

— Что ж, неплохая стратегия против утечек. Но я должна знать: находка проявляет враждебность?

— Нет. Пока нет. Затем вы и понадобились. Нам нужна большая сила в малом объеме. На всякий случай.

— Вы всё сильнее мне льстите.

— И последнее, для чего потребовалась наша встреча с глазу на глаз до того, как я представлю вас остальным…

— А вот это звучит угрожающе.

— Существуют протоколы первого контакта — весьма строгие. На них настаивает Оборона Альфа. На всем протяжении миссии мы будем отрезаны от мира — а никто из нас к такому не привык. В наше время, какая беда где ни приключись, можно позвать на помощь. Все рассчитывают, что спасатели прибудут в течение двух минут. Это каждому известно. Я считаю такую уверенность слабостью, особенно в данной ситуации. Случись беда — серьезная беда, — в действие вступят установленные Обороной Альфа протоколы первого контакта.

Кандара мигом ухватила суть. Я отметил легкую перемену в осанке. Шутки кончились, мышцы чуть напряглись…

— Если они враждебны, то не должны о нас знать, — сказала она.

— В плен не сдаваться. Никаких данных не загружать.

— Кроме шуток? — В ней снова прорезался юмор. — Боитесь вторжения пришельцев? Право, странно. На что, по мнению Энсли Зангари, они посягнут? На наше золото и наших женщин?

— Мы не узнаем, что они из себя представляют, пока не…

— С оликсами все оказалось в порядке. А у них на «Спасении жизни» была уйма антиматерии. Никакой другой конвенционный источник энергии не мог бы разогнать судно такого размера до приличной доли световой.

— С оликсами нам повезло, — осторожно заметил я. — Их религия внушила им совершенно отличные от наших приоритеты. Они только и хотят, что плыть в своем ковчеге по космосу до Конца Времен, где, как они верят, их ждет Господь. Они не стремятся к экспансии в новые звездные системы и биоформированию планет под себя: у них совершенно иные, чем наши, ценности. Думаю, мы по–настоящему поняли, что такое «чужие», только после их появления в системе Сол. Но, Кандара, вы в самом деле готовы поставить на кон выживание человечества, уповая на то, что все расы столь же благодушны, как оликсы? С их появления прошло шестьдесят лет, и торговля пока что была выгодна обеим расам. Превосходно, но мы обязаны учитывать, что рано или поздно можем встретить не столь милых пришельцев.

— Звездные войны — фантастика. В них нет смысла. Экономика, ресурсы, территории — все фуфло. Это теперь даже в гонконгских игровых сценариях не проходит.

— Однако такую возможность, как бы мала она ни была, следует учитывать. Мой отдел разработал сценарии, которые публике не представляют, — признался я. — Среди них есть и… тревожащие.