Женский роман (СИ) - Светлая Марина. Страница 37

Подстриглась. Ее явление в школу после зимних каникул произвело фурор. Вересов пропал. И одновременно возненавидел эту дурацкую стрижку. Потому что из-за нее Марина Николаевна перестала походить на учительницу. И не спалиться раньше времени стало гораздо сложнее.

О том, что догадывается, кто шлет анонимки, ни разу не намекнула. Кирилл старался во всю. Расписывал в этих письмах такие мизансцены, что Камасутра отдыхает! Она молчала.

Раздевал ее взглядом на уроке. Она что-то строчила в своем блокноте.

Особых сдвигов не наблюдалось. Дрон ржал.

Фантазии воплощались с Кудиновой, хоть пока и не до конца. Четверг должен был стать часом Хэ.

Притащившись в школу ко второму уроку, еле-еле высидел французский, историю и литературу, потом выяснилось, что географичка заболела. Дали замену, но на любые замены Кирилл традиционно забивал. А последним уроком черт знает какой недоумок поставил физ-ру. Четверг вообще был самым простым днем в расписании.

Потому сразу после литературы он подкатил к Кудиновой.

— Ну что? Едем? — легко спросил Кир, зная, что она понимает, куда и для чего он ее зовет.

— Ну едем, — напустив на себя легкомысленный вид, ответила девица.

Вопросов о том, куда везти, даже не возникало. У него остался бабушкин комплект ключей от дачи в Зазимье. Отец туда своих баб таскал, чтоб не домой. Потому никаких более идей у Вересова-младшего родиться не могло из банального чувства лени.

Время было удобное, не час пик. Добирались быстро. До одури целовались на эскалаторе, спускаясь в метро. Потом в полупустой маршрутке на заднем сиденье. Потом немного пришлось пройтись пешком по поселку до коттеджа.

— Видишь ту красную крышу? — спросил он Кудинову. — Наш фамильный замок!

— Нифига себе! — заявила она со знанием дела. — Что? Вот прям фамильный?

— Нет, блин. Экспроприированный.

— Мммм, — протянула Кудинова. Промолчать, чтобы показаться умнее, чем есть на самом деле, она умела.

Они свернули за угол, и дом за забором предстал почти во всей свой красе.

Кирилл открыл калитку сбоку от ворот и обалдевшим взглядом воззрился на обнаруженный там… отцовский Прадо.

— Твою ж мать…

Такой подставы от отца Кирилл Максимович не ожидал. Сложный процесс, называется? Загружен на работе, называется? Алла Эдуардовна интересовалась, что ты хочешь на ужин, называется? А он пятничный секс заменил четверговым в продолжение того, что по-любому был в среду, и обломал все собственному сыну!

— Тоже фамильная? — кивнула Кудинова на машину.

— Нет. Я немецкие люблю, — ровно ответил Кирилл. — Стой здесь, я сейчас.

С этими словами он ломанулся к дому, чуть дернул ручку, но дверь не поддалась. Достал, было, ключи, но тут же передумал. Не хватало еще нарваться.

Вместо этого быстро сошел с крыльца и пошел вдоль первого этажа, заглядывая в окна. Отец обнаружился в гостиной, за ноутбуком. В спортивках, взъерошенный и в совершенном одиночестве.

«И не работалось тебе дома!» — рассерженно подумал Кирилл. А ведь надеялся, что последняя загадочная пассия, о которой он догадывался уже некоторое время, у отца серьезно, а не «дачная». И что завис он у нее, а не здесь!

Но, как оказалось, вывод был преждевременным. Едва он повернулся к Кудиновой сообщить, что придется либо все отменять, либо искать другую локацию, как боковым зрением уловил движение в комнате. И с этой минуты прилип к окну.

Разумеется, женщина. Разумеется, не до совсем одета. Или не совсем раздета. В одной отцовской рубашке, в которой он обычно по даче рассекал. Вошла бочком, лица он сразу не разглядел. Темненькая. Стройненькая. Они у него всегда хоть на обложку. А тут одну Кудинову никак не оприходуешь.

Потом женщина повернулась. И Кирилл протяжно выдохнул.

Будто наяву увидел один из собственных снов.

Стрельникова.

Стрельникова?

Мать твою, Стрельникова!!!

На мгновение ему показалось, что он задыхается. Потом понял — ни черта! Это сердце выпрыгивает.

Стрельникова в отцовской рубашке с подносом с чашками у него на даче.

Взъерошенная не меньше, чем отец.

Медленно подходит к столу. Ставит поднос. Одну чашку придвигает к папане и устраивается рядом, на соседнем стуле. Пачка исписанных листов. Методичка по En avant la musique-3. Тесты, которые они на втором уроке писали? На втором уроке она была в черном брючном костюме и голубой блузке, тех же, что и накануне. С идеальной укладкой. С идеальной, мать твою, укладкой!

И вот, к кому он сорвался вчера посреди круглого стола с матерью!

Вот к кому!

Кир выдохнул.

Он что? Не мог осмотрительнее подстилку себе выбирать?!

За каким хреном он трахает француженку!

Между тем, отец, словно бы непроизвольно, вытянул вдоль стола руку раскрытой ладонью вверх. И Марина Николаевна, даже не поднимая головы от проверки листочков, в ответ протянула свою и обхватила его пальцы. Кирилл вздрогнул — в груди шевельнулось мерзкое чувство, будто их прикосновение ощущает сам.

Теперь она сидела к нему спиной. Он видел только ее волосы, тонкую шею, рубашку и край белья.

Сердце снова пустилось вскачь. Кирилл привалился к стене, не глядя больше в окно. И подумал о том, что должен бы ревновать. Бред какой-то! К собственному отцу! Но это было еще хуже. Его ненавидел. Ее презирал.

Потом он отлепился от стены и поплелся к Кудиновой. Смертельно бледный посмотрел на нее так, будто не видел. Неудивительно — глаза щипало.

— Пошли, — тихо сказал он. — Занято.

Как добирались до Киева, почти не помнил. Как спровадил Кудинову — тоже. В себя начал приходить уже в квартире.

Матери дома не было. Устроила себе шопинг на целый день и встречу со старыми подружками. Заявилась поздно и почти сразу ушла к себе.

Ночью Кирилл прислушивался. Отец приехал во втором часу и завалился спать. Прикидывал, как давно это началось. И в ужасе осознавал, что не знает. Не помнит. Слишком был занят. Стрельниковой, учебой, Кудиновой. Преуспел только в учебе, хотя все было относительно в свете того, в чем преуспел отец.

Утром пятницы за завтраком отмалчивался. Делал вид, что читает учебник. На отцово «Ты не заболел? С утра за книгой!» ответил просто: «Контрольная». Отец больше не приставал. Отвез в школу и уехал. Уехал сразу.

На уроках ничего примечательного не было, если не считать того, что у Кирилла зрел примерный план того, что делать дальше.

Он успокоился. Неожиданно для самого себя.

Чувство азарта было хорошо ему знакомо. Он мог поставить все на один-единственный шанс. И за шаг до этого становился спокоен и умиротворен.

«Если между мной и им ты выберешь его, то очень скоро увидишь мои мозги на асфальте».

Левой рукой он писал почти так же хорошо, как и правой. Только почерк был совершенно другой. На зеленую пасту уже не заморачивался. Всего-то и хотелось, что пощекотать ей нервы.

«Я не шучу. Моя жизнь в твоих руках».

Удовлетворенно выдохнул.

А вечером, чувствуя себя идиотом, наблюдал из-за деревьев за тем, как Марина Николаевна выбежала из школы во двор с небольшой дорожной сумкой в руках и стала оглядываться по сторонам, одновременно разговаривая по телефону. Из-за угла выехал Прадо. Она помахала рукой водителю.

Потом Кирилл не выдержал, спрятался за елью.

Потрясающе! У него теперь не диета. У него теперь обжираловка. За четверговым сексом — пятничный, плавно перерастающий в секс выходного дня.

Уже добравшись до дома, Кирилл получил смс: «На выходные уезжаю из города. Не забудь иногда учить уроки».

* * *

Поездка в Умань не сильно тянула на романтический уик-енд. Но для разнообразия и это сойдет. Впрочем, необходимость этой поездки подчеркивалась наличием в квартире бывшей жены. И усугублялась тем, что Маре наверняка не очень спокойно по этому поводу, хотя виду она не подавала. Петр Данилович, к огромному удивлению Вересова, отпустил ее до воскресного вечера, и Макс чувствовал себя пионером-отличником, получившим похвальную грамоту. Как есть идиотизм!