Фармацевт (СИ) - Санфиров Александр. Страница 29

Но больше всего меня беспокоила непонятная способность усиливать действие лекарственных препаратов. Представляя, сколько проблем она может доставить, я пытался забыть о ней, сделать вид, что её не существует. И все равно периодически её использовал. Как сделал это сегодня. И, конечно, по полной программе раскрыл себя перед мамой. Она ведь только делает вид, что верит моим словам. Остается только надеяться, что она будет держать язык за зубами и не начнет распространяться о способностях сына.

А мне надоаккуратней себя вести, иначе проведу большую часть жизни в каком-нибудь закрытом институте при КГБ СССР, где будут изучать мой организм и заодно давать спецзаказы на изготовление лекарственных препаратов для нужных людей. Никаких иллюзий в этом отношении у меня не имелось.

– Пожалуй, придется с мамой серьёзно поговорить, – подумал я. – Если пойдет слух, что её сын может улучшать свечи для лечения геморроя, жизни от больных нам обоим не будет. Так, что пусть молчит, как партизанка.

С другой стороны, чего мне быть недовольным? Неизвестно кто, подарил старику вторую жизнь, сохранив память о первой. Что может быть лучше? Разве плохо зная будущее постараться избежать ошибок сделанных когда-то. Ведь свои ошибки запоминаются намного лучше, чем события в жизни страны. Нет, конечно, я помнил, когда полетел в космос Гагарин, иные известные даты. Но неудачные моменты, когда мне нужно было выбрать по какому пути идти дальше, я помнил практически все.

Когда мы, получив среднее образование, выходим во взрослую жизнь, перед нами открывается масса жизненных путей. Однако, уже первый выбор профессии закрывает их большую часть. И с каждым прожитым годом понимаешь, что выбор становится все более ограниченным. Да, выйдя на пенсию, ты можешь заняться живописью, или научится играть на рояле. Но настоящей профессией это уже не будет, разве, что такое может получиться только у отдельных гениев.

Все-таки травма головы сыграла свою роль. Я не смог сразу продумать, чем заняться в новой жизни и поплыл по течению, поступив в медучилище. Хотя, не исключено, что в моем решении стать фармацевтом сыграла та неведомая сила, подарившая мне непонятные способности, которые я использую, не понимая, как они работают. А ведь вариантов чем заняться вполне хватало.

– Надо, пожалуй, поискать по этому поводу что-нибудь в сети, – подумал я и приподнялся, чтобы сесть к компьютеру.

И наверно в тысячный раз мысленно выругался, вспомнив, что с компьютерами нынче не особо хорошо, вернее, вообще никак.

– Давно пора записаться в публичную библиотеку, – подумал я. – Все же лучше чем ничего. Возможно, почитать что-нибудь возьму, а то дома кроме учебников никакой литературы не имеется кроме газет. И надо бы подумать, наконец, где найти место для работы с моими странными способностями. Не дома же этим заниматься.

С такими положительными мыслями я и заснул.

Утром восьмого ноября самое то подольше поспать. Увы, ничего из этого не вышло. В десятом часу, когда я только пытался открыть глаза, в дверь начали стучать.

Поеживаясь от холода, я оделся и направился к двери, стук в которую, между тем, не прекращался.

У двери я столкнулся с мамой, та тоже имела заспанный вид. Открыв дверь, мы увидели пьяного в хлам маминого двоюродного брата, дядю Лёню.

Перегаром от него несло за версту.

– Валя, здравствуй, поздравляю тебя с днем Октябрьской революции, – сообщил он заикаясь. Потом перевел взгляд на меня и добавил:

– И тебя Витька тоже поздравляю.

Затем, понизив голос, сказал:

– Валька, я знаю, у тебя всегда бутылочка в запасе лежит, давай выпьем за праздник, грех в такой день не выпить.

– Лёнька! Алкаш несчастный, иди домой немедленно, – довольно тихо отвечала мама, видимо, чтобы не привлечь внимание соседей.

– Ну, Валя, будь человеком, клапана горят, так выпить охота, – сообщил дядя Лёня.

– Ну, так иди домой, тебе Людка нальёт ради праздника.

– Не нальёт, – вздохнул Лёня, – она жестокая женщина, не то, что ты.

В это время снизу с первого этажа донесся не менее пьяный мужской голос.

– Лёнька, ты там долго еще телиться будешь? бери бутылку и спускайся, мы ждем.

Мама со злостью хлопнула дверью перед носом дяди Лёни так, что затряслась стена дома. Из-за двери донесся дядин возглас.

– Не дала ведь, сука, бутылку, ну погоди, ты у меня еще что-нибудь попросишь.

Он начал спускаться по лестнице, стуча каблуками и громко говоря.

– Мужики, на Фрунзе магазин сегодня закрыт, пошли к гастроному, до одиннадцати часоввсего сорок минут осталось.

Когда хлопнула дверь подъезда, мы с мамой глянули друг на друга и засмеялись.

– Не дал ведь, паршивец, поспать, – сказала она. – Не понимаю чего он к нам приперся?

– Наверно, всю ночь отмечал праздник с мужиками, неподалеку, – предположил я. – В магазин идти дальше, чем к нам.

– Наверно, – вздохнула мама. – Ладно, раз уж встали, давай чайковского заварим.

– Со слонами? – попытался я уточнить.

– Ради праздника со слонами, – ответила мама и направилась к буфету, где у нее в жестяной банке лежал пересыпанный из бумажной пачки индийский чай, который мне брать было категорически запрещено.

Тридцать шестой чай – смесь грузинского и индийского чая мы пили чаще, но его тоже можно было купить не всегда, поэтому грузинский чай у нас заваривался каждый день.

Заварив чай, мы уселись за стол и приступили к чаепитию. К чаю сегодня у нас имелся подовый черный хлеб, масло и грибная икра нашего домашнего производства, принесенная вчера мамой из кладовки в подвале.

Мама молча наблюдала, как я отрезал кусок хлеба, намазал его маслом и сверху положил толстый слой грибной икры.

Когда же я намерился его откусить, она вдруг спросила:

– Может, ты грибную икру в осетровую сможешь превратить?

Я чуть не подавился откушенным куском и закашлялся. Прокашлявшись, укоризненно сказал:

– Мама, другого времени для вопросов не нашла.

– Ну, а что? – скупо улыбнулась та. – Я вчера еще, когда свечу в руки взяла, сразу обратила внимание, что она совсем не такая, как раньше. А когда через час мне стало лучше, сразу поняла, что это твоя работа.

Так, что не ври, признавайся, как ты это делаешь?

Я тяжело вздохнул.

– Мама, ты понимаешь, что будет, если разойдутся слухи о моих способностях.

– Да ничего плохого не случится, – простодушно заявила та. – Наоборот, здорово, что ты можешь помочь больным людям.

– Все-таки, недостаток образования не всегда мешает жить. Моя родительница просто не могла оценить в полной мере того, чему была свидетельницей. Полет в космос, к примеру, удивлял её гораздо сильней.

Я поставил кружку с чаем на стол, и пристально глядя маме в глаза, сказал:

– Мама, ты просто не понимаешь всех возможных последствий, если мой секрет станет общеизвестным.

Могу рассказать по пунктам.

Во-первых, для начала к нам начнётся паломничество больных, жаждущих быстрого излечения.

Во-вторых, на это сразу обратят внимание органы власти.

В-третьих, меня через какое-то время заберут на обследование.

И, наконец, четвертое, если на обследовании поймут, что я действительно могу улучшать лекарства, ты меня больше никогда не увидишь. Меня просто не выпустят на свободу, и всю жизнь я проведу взаперти.

– Ну живут же у нас в городе бабки – ведуньи, порчу снимают, грыжи заговаривают, настойки разные продает, – их ведь никто не трогает, – ответила мама, глаза у неё уже были на мокром месте. – Почему тебя сразу должны посадить в тюрьму.

– Мам, всякие бабки-ведуньи могут заговаривать грыжи, снимать порчу и живут на свободе, только потому, что власти прекрасно знают, что на самом деле эти бабки ничего вылечить не могут, и от их настоек никакого толка нет. Конечно, никто меня в тюрьму не посадит, но жить придется в изоляции и под охраной. А мне это на фиг не нужно, да и тебе тоже. Так, что, мама, давай договоримся. Если хочешь, чтобы у твоего сына было все хорошо, никогда, никому не говори ни единого слова о его необычных способностях. Тем более, что я сам в них ни черта еще не разобрался, и не знаю, получится ли разобраться вообще.