Двойной генерал (СИ) - Чернов Сергей. Страница 92

— Ты с той стороны хоть раз наши самолёты видел? — вопрос Владика отметает последние сомнения, да и не сомнения это были, а так, повод поговорить. Никто не видел самолётов с востока так, чтобы они нападали, а не удирали от немцев или не падали на землю горящими комками.

— Павлов-то, видать, держится, — басит один из красноармейцев, — вон как его орлы гансам перцу под хвост подсыпали.

Все дружно начинают галдеть, заново переживая яростный воздушный бой. К чувству кипящего ликования, вновь охватившему красноармейцев, добавляется чуть не до спазмов в горле гордость за героев-лётчиков. И под покровом этих раскалённых до степени свечения чувств исподволь рождается ещё одно. «Мы тоже. Мы в небе и мы здесь на земле — одно целое», — так неуклюжими словесными формами можно определить прежде незнакомое, впервые зарождающееся в душах пехотинцев чувство победителя.

И если это тоже ресурс, за который отчаянно бьются друг с другом противоборствующие армии, то в этот момент у солдат вермахта этого чувства стало немного меньше.

— Нажмём, славяне! — сержант Семён своих обязанностей не забывает. Владик смотрит одобрительно. На своего товарища одобрительно, на кружащие в небе Миги с беспокойством. Случись что, они могут помочь, но и внимание привлекают. Так и так, надо спешить.

Сержант будто подслушивает его мысли. Выбирает тройку бойцов покрепче, — те кладут раненого на плечи, ноги на плече третьего, — и велит бежать. Всем остальным тоже. Марш-бросок дело привычное и без полной укладки нетрудное. Но только не после суточного голодания. Снабжение военнопленных провиантом для вермахта задача не приоритетная.

И всё-таки все бегут. Первые три километра довольно бодро, затем появляются сильно отстающие. Семён выбирает десяток самых быстрых и выносливых с парой автоматчиков и отправляет дальше. Остальные переходят на шаг.

До кажущихся совсем близкими самолётами пришлось бежать, идти и чуть ли не ползти, шесть километров, не меньше. И Миги-то давно улетели, их меняют похожие на них Яки. Никто бы и не отличил, если бы не Владик.

Но настаёт момент, когда все двести бойцов, могут увидеть вблизи один из тех Мигов, так поразивших их своим уверенным боевым искусством. Со сломанным шасси и разорванным от столкновения с землёй крылом, но вполне узнаваемый.

Весело улыбающийся лётчик навсегда врезался в память Семёну и Владику, да и всем, наверное, как образ лихого советского аса, что годится, куда угодно. На первую полосу газеты «Правда», на агитационный плакат или обложку любого журнала, которая потом украсит стены, альбомы и дневники миллионов советских девчонок, начиная от двенадцати лет. Сероглазый красавец славянско-европейского стиля, конкурент Алену Делону, если бы его здесь знали.

— Ну, что, пехота? Вы тут тоже веселитесь? — под жизнерадостный всеобщий гогот спрашивает красавец-старлей, сидя на носу самолёта ногами в уцелевшее крыло.

Веселье перетекает в хлопоты после вызова лётчика по радио. После разговора весёлая улыбка не исчезает, а будто прячется внутри.

— Так, пехота, давайте быстро! — начинает распоряжатся лётчик. Через пять минут общих усилий и матерных призывов пехотинцы убирают стойку шасси. Изломанный самолёт выравнивается, затем разворачивается в нужную сторону.

— Подлые немецко-фашисткие захватчики подгоняют пару броневиков с зенитными пулемётами. Парни сверху их пугнут, но и мы своё слово скажем.

Всех безоружных отгоняет подальше, автоматчики быстро оборудуют позиции. Полную ячейку не выкопаешь, но небольшой бруствер соорудить можно. Помогало то, что они находились на свекольном поле, и нападение ожидали не точно вдоль пашни. На паханом поле соорудить простую лёжку для стрелка — пара пустяков.

Сам лётчик запрыгивает в кабину. Тут же выпрыгивает и вместе с Владиком, и ещё одним парнишкой, — где приподнять и упереть, где прикопать, куда развернуть, — устанавливает самолёт в боевую наземную позицию.

Дорога давно превратилась в тонкую незаметную ниточку, но где и как она проходила, все знали. И сверху старлею, видно, дали наводку. Так что с направлением, откуда приближается опасность, вопросов не было.

Старлей оказался круче двух генералов из сказки Салтыкова-Щедрина. Те не сразу сообразили и не сразу своего мужика отыскали. Старлей выудил взглядом Владика мгновенно. С ним-то ладно, за него голубые петлицы всё сказали. Но как он выбрал второго, тут же проявившего себя толковым, ловящим команды на лету, кадром? С обычными петлицами пехотинца. Внешне ведь просто наугад пальцем ткнул!

К тому времени, когда в полутора километров показываются два бронетранспортёра, над которыми всполошёнными суетливыми чайками кружили два Яка, почти всё было готово. Владик с помощью какой-то матери предосудительного поведения и на скорую руку сооружённого инструмента из шомпола побеждал последний крепёж радиостанции. Кабель отсоединить проще.

— Молодец! — хвалит старлей Воронцов. — Мне эта бандура, словно свет в родном окошке. Не знаю, как я раньше обходился. Когда не работает, сиротой себя чувствую.

Старлей снимает с линии обороны двоих и велит доставить важное устройство…

— …в расположение основных сил, — немного подумав, добавляет, — нашего случайного, но доблестного подразделения. Вперёд, мои славные воины!

«Балабол!», — одобрительно думает Владик, потряхивая головой, пытаясь избавиться от лёгкого очумления. Пара бойцов, один, сгибаясь под тяжестью аппарата, а второй — за компанию, бросаются к лесу. Бежать им предстоит недолго, но если немцы будут настигать, то ещё и не скучно.

Им тоже стало не скучно, когда прилетели два мессера и сцепились с Яками. Быстрый обмен любезностями завершается ничейным счётом. Як берёт мессера на таран, подрубает винтом хвост и планирует в сторону востока. Мессер, выронив лётчика, валится на землю к западу. Немецкий ас успевает раскрыть парашют. Оставшиеся в одиночестве противники расходятся в стороны. Каждый в свою.

Наблюдать некогда, только краем глаза. На земле свой бой. Тихо сидящий в кабине старлей ждёт, не стреляет. Меж тем броневики, избавившись от угрозы с воздуха, нацеливаются на их позиции.

— Парни! — старлей обращается к своему безоружному техперсоналу, быстро инструктирует.

Владик и Санёк подлезают к самолёту и начинают изображать суетню около него. Затем Санёк картинно ахает и показывает рукой на приближающихся немцев. Оба на мгновенье замирают, затем срываются с места и бегут к лесу. Время от времени оглядываются, стараясь бежать так, чтобы самолёт оставался строго между ними. Так приказал балабол, ой, товарищ старший лейтенант ВВС.

Броневики подходят на триста метров, и не снижая скорости, прут дальше. Бойцы нервничают, немецкими гранатами пользоваться никто не умеет. Их всего четыре. Только два из числа их ныне покойных охранников не поленились таскать с собой парочку толкушек. От неожиданности кто-то из бойцов вздрагивает. Старлей нажал на все гашетки сразу, тройной рокот пулемётов враз отсекают возможность паники среди бойцов. Линия трассеров заканчивается на левом бронетранспортёре, высекает из него искры. Шкасы калибра 7,62 против брони бессильны, а вот 12,7 мм пулемёта Березина убедительны. Броневик натыкается на невидимое, но непреодолимое препятствие и разочарованно останавливается. Второй шарахается вправо. Шкасы разгоняют в стороны четверых солдат, успевших вывалится из бронетраспортёра.

— Парни! — азартно орёт старлей ближайшим бойцам. — Занесите хвост влево! Ещё, ещё! Хватит!

Треск немецких автоматов отзывается хлёстким градом пуль по самолёту. Со стоном валится один из автоматчиков, не успевший залечь. Опять рокочут авиационные пулемёты, останавливается второй бронированный перевозчик пехоты.

— Прикройте меня! — орёт старлей и сразу после усиления автоматного треска вываливается из кабины. Подползает к свисающей и воняющей бензином ленте, — кто-то пожертвовал своими обмотками, — достаёт спички.

Вовремя! Когда с хлопком загорается бензобак, все бойцы отползают под прикрытие горящего самолёта. И в это время оживает первый броневик, вернее, его пулемёт. «Страдивари»* второй мировой войны циркулярной пилой запевает свою бьющую по нервам песню (пулемёт МГ-34 выдавал звук циркулярной пилы, «Страдивари» его окрестили солдаты вермахта).