Твоя жизнь в моих руках (СИ) - Рахманина Елена. Страница 33

К моему удивлению, она поддаётся. Распахивается, и я босиком вылетаю на лестничную площадку. Слышу, как за спиной раздаются шаги. Быстро перебирая ногами, спускаюсь по лестнице.

– Вера, остановись, – доносится голос дяди. Совсем близко. И это заставляет меня бежать ещё быстрее.

Перед глазами всё расплывается от слёз, превращая окружающий мир в одну серую кляксу. Наверное, поэтому я не рассчитала количество ступенек. Нога подвернулась, и я улетела вперёд, стесав кожу с коленей. Подобного со мной не случалось лет с десяти.

Что за ужасный день! Ягодицы горят. Теперь ещё и ссадины заработала.

Отползаю спиной к стене, пробуя подняться. Но рана слишком сильно саднит. Ладони красные, разбитые.

Дядя нагнал меня через пару секунд. Вижу его тяжёлые ботинки рядом. Он опускается на корточки передо мной, изучая ошалевшим взглядом. Словно не ожидал ничего подобного сегодня вечером.

Поднимаю к нему глаза. По щекам текут слёзы. И мне больно от них. Везде больно. Внутри и снаружи. Потому что зревшая во мне рана загноилась и вдруг прорвалась. Скопившиеся чувства такие сильные, такие колючие, что, если не поделюсь ими с кем-то, меня разорвёт на части.

– Думаешь, я не понимаю, что не нужна тебе? – срываясь, произношу, не узнавая свой осипший, сдавленный голос. – Что я здесь из-за грёбаных денег моего недоделанного папаши?

Мы смотрим друг другу в глаза слишком долго. Может быть, мне просто хочется в это верить, но я вижу брешь. Броня трещит по швам.

Дядя без спроса прикасается ко мне, убирая прядку от лица. Стирая костяшками пальцев соль со щёк. Хмурится. Не недовольно, а задумчиво. После чего подхватывает меня под коленки и берёт на руки.

И как бы мне ни было противно от собственной слабости, я прижимаюсь к нему, обнимая за шею. Горячие губы вдруг прикасаются к моему виску, вызывая внутри атомный взрыв. Против воли поднимаю к нему ошарашенные глаза.

– Ты нужна мне, Ромашка, – улыбка трогает губы. Настоящая, почти человеческая.

Смотрю на его рот широко распахнутыми глазами. Не представляя, можно ли верить этим словам.

– И зачем же?

– Сам не знаю.

Лев преодолевает лестничные пролёты широкими шагами. И через пару минут мы вновь оказываемся в его квартире. Я вдруг понимаю, что меня даже в детстве столько на руках не носили, сколько это делает он.

Должно быть, это неправильно. Но внутри себя я не ощущаю никакого отторжения. Наоборот, его близость заполняет какие-то бреши в моей душе. И я снова позволяю ему это, даже понимая, насколько происходящее губительно и опасно для меня. Открываюсь ему.

Дядя опускает меня на пол в ванной. Густая капля крови скатывается к щиколотке.

– Сядь на бортик, – отдаёт короткий приказ. И я вновь наблюдаю уже знакомую картину. Как тогда, после бега по лесу.

Лев берёт кипенное полотенце, мочит под струёй холодной воды и, опускаясь передо мной на корточки, прикладывает к разбитому колену. Не знаю почему, но мне дико нравится видеть его у своих ног. Это вызывает улыбку. Должно быть, стресс и усталость ударили в голову. И я тянусь пальчиками к его волосам. Мне хочется узнать, какие они на ощупь.

Питон вздрагивает от этого жеста, но не отстраняется. «Надо же, у него такие шелковистые волосы», – отмечаю с лёгкой завистью. Смотрит на меня. И я вдруг понимаю, что сижу, расставив ноги, и он видит мои трусики. Которые ещё не успели высохнуть на мне. Свожу коленки и отвожу ноги в сторону, что не укрывается от внимания хозяина этой квартиры. Обработав ранки и заклеив их хирургическим пластырем, поднимается.

– Если ты так этого хочешь. Я дам тебе больше свободы.

Глава 19

Глава 19

Усталость навалилась так резко, что я не заметила, как уснула. В его постели. Обнимая его подушку. Вдыхая его запах. И думая о том, что щека Питона касалась наволочки в том же месте, что и моя сейчас.

Может быть, именно поэтому я так хорошо спала. И кажется, даже не меняя положения во сне.

Пробуждение оказалось не таким сладким. Голова гудела, задница отдавала болезненным зудом при соприкосновении с тканью. Правда, спала я голой. Хоть и совершенно не помнила, как раздевалась. На моменте в ванной комнате мои воспоминания оборвались.

Присела на краю кровати, едва касаясь ногами мягкого ковра. Пытаясь анализировать ситуацию. Докопаться до воспоминаний. Но ничего не выходило.

Одно я знала точно: Лев спал в другой комнате. И знание это основано не столько на памяти, сколько на эмоциях.

Вчерашнее платье я обнаружила висящим на стуле. Поутру синтетическую ткань надевать не хотелось. А вот увидеть дядю – очень.

Я вымылась в его ванной. Высушила волосы полотенцем, достала из его гардероба белую рубашку, надев её как платье. Но вместо Льва обнаружила в гостиной одного из своих охранников.

При виде меня на его лице не отразилось ни единой эмоции. И я поразилась тому, до какой степени этот человек вымуштрован. Потому что выглядела я весьма провокационно. О чем может думать работник, зная, что я провела ночь в постели собственного дяди и выхожу из неё в его одежде?

– Доброе утро, – нерешительно поздоровалась, топчась на месте.

– Здравствуйте, Вера, – опомнился мужчина, словно до этой минуты спал с открытыми глазами, резко поднялся и передал мне тёплый стаканчик с кофе и какую-то булочку в крафтовом пакете, – мне велено отвезти вас домой.

– А где дядя? – хмурясь спрашиваю, ощущая досаду, забирая завтрак из его рук.

Мне почему-то казалось, что после вчерашнего признания Питона для нас двоих должно что-то измениться. Всё измениться. Ведь, если он не врал, я для него что-то значу.

И это знание обволакивало меня, как пуховое одеяло в морозную зимнюю ночь. Делая пространство вокруг уютным и безопасным.

– Лев Григорьевич уехал за границу. По работе. Когда приедет, неизвестно, – к моему удивлению, получаю развёрнутый ответ. А потом догадываюсь, что охранник просто передал то, что ему было поручено.

Значит, дядя от меня сбежал. Пожалел о невольно слетевшем с губ признании?

Затолкала злость подальше. Может, рано делаю выводы?

Но дни сменялись неделями, а ничего не происходило. Дядя не появлялся.

А я ждала с таким нетерпением, что каждый минувший день без Питона вычёркивался из календаря как прожитый зря. Тоска давила и мучила. В сердце вновь разверзлась огромная дыра. И я не знала, куда себя деть, с трудом отдавая отчёт своей странной зависимости от дяди.

Ходила на лекции, отвечала на семинарах. Общалась с Саней. Чувствовала, что подаренная Питоном свобода скорее мнимая, чем реальная. Он всего лишь немного приспустил поводок, но не избавил от ошейника. Но это не имело для меня особого значения. Ведь дяди рядом нет. А значит, и выкаблучиваться не перед кем.

Я могла посещать по вечерам клубы, ходить в кафе. Но всё это под неусыпным контролем охраны.

К концу второй недели мне хотелось выть. Лезть на стену от скуки. Жизнь окончательно окрасилась в чёрно-белый цвет.

– Сань, я думаю, получится выбраться ночью в «Рай», – слова слетают с губ легко. Словно так и должно быть. Хотя я едва понимала, что последует за моим решением. Но подозревала, что именно это вызовет у Питона цепную реакцию. И он вновь появится в моей жизни.

Подруга, уже не чаявшая получить ответ на своё предложение, резко оборачивается. Вглядывается в моё лицо. Хищно щурится, изучая. А затем довольно улыбается.

– Сможешь ночью из дома слинять? – пододвигается ко мне ближе.

А я киваю. Смогу.

Флирт с тем молодым охранником должен был дать результаты. Я видела, как он на меня смотрел. Ведь я для него запретный плод. А значит, не важно, насколько я привлекательна. У меня есть фора – я недоступна.

Ночью выбиралась из особняка в своей обычной одежде. Свитер, джинсы, сверху пальто. На улице уже заметно похолодало. Саня сказала, что всё необходимое выдадут в «Рае».