Прекрасная монашка - Картленд Барбара. Страница 37

— Сегодня вечером мы все такие элегантные, — сказала Аме, когда они уже сели в карету и тронулись в путь. — Ваш камзол, монсеньор, не такой нарядный, как тот, что был расшит золотом, но я не уверена, что вы выглядели лучше, чем в этом.

— Аме, если вы будете говорить мне столько комплиментов, я неминуемо превращусь в самодовольного фата, — шутливо предостерег девушку герцог.

— И все-таки, как мне хотелось бы ехать сейчас не на очередной прием, а в лес, — продолжала девушка, — в наш маленький дом в самой чаще леса. Вы ведь обещали, монсеньор, что в субботу мы отправимся туда.

— Да, обещал, — согласился герцог.

— Тогда мне остается только предположить, что вы, Себастьян, совершенно забыли о приглашении на пикник к принцессе де Полиньяк, — упрекнула герцога леди Изабелла.

— Нет, — возразил ей его светлость, — я отлично помню о нем; и тем не менее мы отправимся в наш лесной дом.

— Себастьян, вы безнадежны, — воскликнула леди Изабелла. — Что касается этого домика в лесу, могу представить себе, сколько сплетен поползет на сей счет.

— С какой стати? О чем они могли бы сплетничать? — удивилась девушка. — Что можно вменить в вину человеку, пожелавшему иметь дом, в котором он имел бы возможность спокойно уединиться и провести время в умиротворении?

Герцог обменялся взглядами с леди Изабеллой, и та подчинилась команде, переданной взглядом.

— И в самом деле, им нечего будет сказать, — проговорила леди Изабелла, — кроме того, что вы пренебрегаете своими обязанностями перед обществом. Но на самом деле это ведь не имеет никакого значения для нас.

— Разумеется, не имеет, — согласилась девушка. — Думаю, что в глубине души у меня, скорее всего, нет ни малейшей склонности вести светский образ жизни. Ведь каждый следующий бал практически ничем не отличается от всех предыдущих. Если признаться честно, чего я в действительности с нетерпением жду на всех этих балах, так это обратной поездки домой вместе с вами, монсеньор.

Герцог ничего не сказал, но удивительнее всего было то, что леди Изабелла не стала выговаривать Аме за то, что она игнорирует ее и Хьюго, которые тоже присутствовали в карете во время всех этих поездок.

Для разговоров уже не было времени, так как до особняка принца де Фремона было рукой подать, и их экипаж уже въезжал во двор. Дом оказался весьма внушительной постройки, а на дворе выстроилось множество лакеев, которые должны были помогать гостям выходить из экипажей.

Войдя в парадную дверь, увидели перед собой широкую лестницу, изгибом поднимающуюся вверх, к залам для приемов на втором этаже. Там уже находились гости, которые приехали несколько раньше. Дамы, Хьюго и герцог Мелинкортский поднялись по лестнице, где, сверкая бриллиантами, стояла принцесса де Фремон, приветствующая приглашенных на званый вечер.

Герцог полагал, что хозяйка дома окажется много старше, но, увидев ее, пришел к выводу, что она выглядит намного моложе своего супруга. Принцесса была изысканно одета; причесывал ее подлинный художник, но, когда его светлость целовал хозяйке руку, ему показалось, что у нее болезненный вид.

Она была очень худа, под глазами — морщинки. Тем не менее принцесса одарила герцога очаровательной улыбкой и учтиво приветствовала его:

— Рада встретить вас в своем доме, ваша светлость.

Муж рассказывал мне о вас.

В этой женщине было что-то знакомое, отчего герцог Мелинкортский испытал смущение, будто она напоминает ему кого-то, с кем он уже встречался раньше, но в первый момент его светлость так и не смог вспомнить, кого именно.

— С вашей стороны было очень любезно пригласить нас сюда сегодня вечером, мадам, — произнес он официальную благодарность за приглашение. — Разрешите, Ваше Высочество, представить вам мою кузину, леди Изабеллу Беррингтон, мою подопечную, мисс Корт, и моего кузена, господина Хьюго Уолтхема.

— Я восхищаюсь леди Изабеллой уже долгое время, — сказала принцесса, — а эта девушка, конечно же, та красавица, о которой говорит весь Париж.

Леди Изабелла и Аме присели в глубоком реверансе;

Хьюго поцеловал принцессе руку, а затем они все вместе двинулись в глубь комнаты, чтобы приветствовать принца, у которого в этот вечер вид был еще более сардоническим, чем накануне, — казалось, что его нависшие брови окончательно сомкнулись над крючковатым носом.

Но герцог решил для себя быть в этот вечер подчеркнуто дружественным, и буквально через несколько минут беседы с принцем де Фремоном лицо у того приняло гораздо более добродушное выражение. Принц даже посмеялся какому-то остроумному замечанию и сказал комплимент леди Изабелле.

Каждый вопрос, который герцог выяснял у принца, подтверждал то, что он уже слышал вчера, а именно: принц де Фремон определяет всю внешнюю политику Франции. Он и его супруга лишь недавно заняли видное положение в придворных кругах. Но в отличие от подавляющего большинства остальных придворных фаворитов, эту чету король представлял королеве, а не наоборот, как бывало раньше. Как утверждали слухи, Мария-Антуанетта прониклась внезапной симпатией к принцессе де Фремон и выделила ее из остальной массы придворных, уделяя внимание и выказывая особые знаки расположения.

Чета де Фремон извлекла максимальную пользу из того выгодного положения, которое им посчастливилось занять. Едва ли кто-либо успел понять, что же происходит при дворе, как принцесса была назначена придворной дамой, а принц заседал в Совете по внешней политике.

Людовик XVI назначил принца советником по внешней политике, и хотя многие потом говорили, что граф де Вержне испытывает зависть, однако ни у кого не было сомнений в том, что у министра иностранных дел не хватало власти, чтобы убрать принца с поста, которого тот добился.

Пока герцог Мелинкортский разговаривал с принцем де Фремоном, Аме попыталась осмотреть этот чудеснейший зал для приемов. Обитый бледно-голубой парчой, украшенный огромными вазами из севрского фарфора, установленными на инкрустированные подставки, он превосходно декорировал шелка и атласы присутствующих здесь дам, ордена и драгоценные украшения кавалеров.

Драгоценности принцессы де Фремон по красоте соперничали, если не превосходили, с украшениями других присутствующих дам, и Аме вдруг подумала о том, что у нее драгоценностей почти нет, и поэтому она так выделяется и выглядит словно юная нимфа, явившаяся с неведомой лесной поляны, на фоне рюшей и оборок в нарядах других дам.

С обедом опаздывали примерно на час, и герцог Мелинкортский удивился, что же могло задержать хозяев дома. Он даже посмотрел на часы, когда услышал, как Аме, которая стояла неподалеку от него, вдруг судорожно вздохнула.

Он обернулся, чтобы выяснить причину ее беспокойства, и увидел, как по лестнице поднимается кардинал де Роган, разговаривая о чем-то с хозяином дома и его супругой. Кардинал был одет в алую сутану, и лицо его со следами беспутной жизни казалось достаточно веселым.

Аме почувствовала, что ее вновь охватила дрожь при виде этого человека, и лишь быстрый взгляд, брошенный на нее герцогом, придал девушке силы, и она оказалась способной сказать что-то приятное одному из приглашенных гостей, которому в ту минуту ее представляла леди Изабелла.

Однако когда через несколько секунд принц де Конде предложил девушке руку и они медленно двинулись в столовую, где гостей ждал обед, Аме чувствовала в сердце опустошение. По обе стороны от девушки за столом сидели незнакомые ей люди, и хотя она пыталась как-то отвечать на их усилия понравиться ей и развлечь разговорами о чем-нибудь занятном, глаза девушки слишком часто смотрели в ту сторону стола, где сидел герцог Мелинкортский, словно один вид этого человека вселял в нее дополнительные силы.

Изабелла Беррингтон и Хьюго Уолтхем выглядели достаточно спокойными, в то время как Аме никак не могла отделаться от чувства страха, постоянно ощущая, что кончики ее пальцев стали буквально ледяными, а щеки ярко пылали румянцем.

Обед оказался не настолько уж многолюдным: за столом сидело около тридцати приглашенных. Приготовленные блюда были отменнейшего качества и подавались исключительно в золотой посуде. За стулом каждого из гостей стоял лакей; беседа была остроумной и непринужденной. Девушка чувствовала, как ужас постепенно проходил. Она неустанно убеждала себя, что нет никаких причин опасаться чего-либо. Когда ее представляли его преосвященству в Версале, тот не узнал Аме. Да как он мог узнать девушку, если никогда прежде не видел ее?