Прекрасная монашка - Картленд Барбара. Страница 60

Должна сказать вам, что меня всегда охватывал жуткий страх от одного вида крыс, но тогда, наверное, впервые в жизни, они, казалось, не имели для меня ни малейшего значения — эти крысы будут здесь и завтра, а я должна буду в самом скором времени умереть.

Когда я сталкивалась со смертью, живя в монастыре, — вспоминала девушка, — это всегда вызывало во мне какое-то трепетное чувство, удивление, может быть. Монахини обычно говорили об умерших так, словно смерть открывала тем двери в более счастливую, достойную жизнь. И мне казалось тогда, что и я сама никогда не испугалась бы смерти. Да и покойные монахини выглядели такими умиротворенными и прекрасными. Поэтому я никогда не боялась, как некоторые послушницы, ходить на обряды погребения их тел на монастырском кладбище.

Я всегда думала, — продолжала Аме, — что если когда-нибудь умру, то буду выглядеть так же, как те монахини.

Но, находясь в той лачуге в ожидании скорого конца, я отнюдь не испытывала ни счастья, ни умиротворения.

В тот момент мне безумно хотелось жить. И еще мне хотелось хотя бы раз увидеть вас, монсеньор. Я не могла допустить даже мысли о том, что вы останетесь в полном неведении о моих всех злоключениях, если не считать того, что вам принесут выловленное из Сены мое обезображенное, изменившееся до неузнаваемости тело.

Сказав это, девушка протянула руку, и его светлость крепко сжал ее в своих ладонях. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, потом Аме продолжила свой рассказ.

— Почти парализованная от страха перед тем, что должно было случиться со мной в самом скором будущем, я никак не могла собраться с мыслями, а потом вдруг осознала, что молюсь. Когда я жила в монастыре, то часто слышала о том, что у господа нельзя просить благ для себя лично, кроме помощи указать путь истинный — в этом случае на молящегося обязательно снизойдет благодать божья.

Поэтому я молилась не о том, чтобы убежать, — объяснила девушка, — не о том, чтобы меня кто-нибудь спас, а лишь о том, чтобы вести себя подобающим образом, когда наступит время испытания, о том, чтобы умереть с честью и достоинством. Молилась я долго — не могу сказать сколько, но очень долго, может быть, несколько часов, а потом я неожиданно услышала какой-то странный звук. Сначала я подумала, что это снова крысы, но потом поняла, что слышу скрип перекладин приставной лестницы, а затем до меня долетел звук чьих-то шагов, приближавшихся ко мне.

У меня появилось желание закричать, и я подавила его, чтобы не показаться трусихой в собственных глазах, и прижала ладони к губам. Кто-то приближался ко мне.

И я поняла, что близится час моей кончины. Вот сейчас, через секунду-другую, я почувствую у себя на горле огромные грубые лапы Франсуа… Господи Иисусе, молилась я, будь милостив ко мне.

Должно быть, я уже молилась вслух, — продолжала рассказывать Аме, — потому что кто-то шикнул на меня и приказал молчать… Это была Рене. Рука ее нащупала мою лодыжку. И как только женщина нашла ее в темноте, я услышала поворот ключа в замке кандалов. Очень осторожно она открыла замок, после чего сняла с меня кандалы.

Я услышала, как она положила цепь с кандалами на пол, потом ее пальцы нащупали мою руку, и женщина подняла меня на ноги. На цыпочках мы осторожно двинулись к двери. Дощатый пол тихо поскрипывал под нашими шагами, и крысы разбегались, заслышав этот скрип. Но, слава богу, никаких других звуков мы не слышали. Наконец мы добрались до двери. Женщина осторожно открыла ее, и я почувствовала, как лица моего коснулся порыв ночного воздуха.

Она прошептала мне: «Удирайте отсюда поскорее», и тут в отблесках света, идущего с лестницы, я увидела ее лицо, — продолжала девушка. — «Спасибо, спасибо вам», — прошептала я в ответ. «Вы были добры к моему маленькому Жану», — лишь сказала она. После этого дверь закрылась, и я осталась на улице совершенно одна.

У меня не было ни малейшего понятия, где я находилась в тот момент, — рассказывала Аме. — Я помчалась бегом по улице и через некоторое время обнаружила, что стою на набережной. Передо мной текла река, широкая и серебристая, — та река, в которую должны были бросить мое бездыханное тело! Я решила бежать вдоль набережной Сены, но потом вдруг увидела каких-то подозрительных людей; это были мужчины, они испугали меня, когда неожиданно возникали из тени домов, слоняясь по набережной, и тут я вспомнила о том, как была одета в эту минуту и насколько странным показался мой вид этим людям.

Внезапно эта река стала вселять в меня ужас — один толчок, и я могла бы оказаться в воде, и тогда Франсуа будет совершенно неповинен в том, что я утонула, — объяснила девушка. — Я метнулась в какую-то боковую улочку. Дома здесь были неказистые и грязные, поэтому я предположила, что внутри они, скорее всего, похожи на ту лачугу, в которой жили Франсуа и Рене.

Вспомнив о Франсуа, — продолжала свой рассказ Аме, — я вновь побежала. Ведь если бы он внезапно проснулся среди ночи и понял, что совершила Рене, то немедленно выбежал бы из дома и отправился на поиски.

Булыжники мостовой больно ранили мои ноги через тонкие подошвы моих бальных туфелек, поэтому мне было очень трудно передвигаться еще быстрее, и все-таки мне удалось это сделать. Должно быть, я пробежала не меньше полумили, у меня перехватило дыхание, да так, что я .никак не могла заставить себя идти дальше. Вдруг я увидела, что за мной погнался какой-то мужчина, я свернула в узкую темную улочку, и через некоторое время он потерял меня из виду. Я выбралась на улицу, где стояли уже более внушительные дома. Да, эти улицы были намного чище, чем те, что в трущобах. У меня мелькнула мысль, что я, должно быть, добралась уже до более приличной части города, но, пройдя еще некоторое расстояние, уперлась в городскую стену и поняла, что выбрала не правильное направление.

Я вновь двинулась в путь, — продолжала свой рассказ девушка, — и потом, когда прошло уже много времени, — а может быть, мне просто показалось — ночь стала постепенно уходить, наступал рассвет! Тогда меня вновь стал терзать страх, но уже совершенно по другой причине.

Я подумала, что если буду и дальше бродить по улицам в таком виде, то, вполне вероятно, могу быть арестована.

Вполне возможно, что это была довольно глупая мысль, да к тому же я очень устала к тому времени, но я очень испугалась, что меня могут посадить в Бастилию или, что еще хуже, в сумасшедший дом. Наверное, это был чистый идиотизм с моей стороны, вы не находите, монсеньор?

— Пожалуй, этого не случилось бы, — согласился с ней герцог Мелинкортский.

Аме улыбнулась ему.

— И я тоже умом тогда понимала, что этого не может быть, — проговорила девушка, — но все равно очень боялась и поэтому соблюдала большую осторожность. Я решила, что могла бы прятаться в дверных нишах, а когда увижу, что улица совершенно пуста, можно будет продолжить свой путь. В это время на улицах уже стали появляться со своими корзинками женщины, спешащие на рынок за покупками. Поэтому мне было далеко не так легко выполнить свой план. Потом у меня появилась мысль попытаться нанять какой-нибудь экипаж, но когда я вспомнила о том, в каком состоянии нахожусь, то сразу поняла, что мне вряд ли кто-нибудь поверит, ни говоря уже о том, чтобы везти в долг в карете. Поэтому мне оставалось только одно — идти пешком.

Мне потребовалось несколько часов, — .продолжала рассказ девушка, — чтобы наконец-то добраться до одной из улиц, которая показалась мне относительно знакомой.

Я раньше никогда и представить себе не могла, что Париж — такой огромный город; потом вдруг я увидела буквально в сотне ярдов от себя здание Оперы и тут же определила свое местонахождение. На улице было уже много людей, и все они с большим удивлением осматривали меня. Я перебиралась от одной дверной ниши к другой. При этом все время старалась избегать бульваров, быстро двигалась по маленьким улочкам до тех пор, пока наконец не оказалась в нескольких ярдах от этого дома, перед нашей парадной дверью.