Остров отложенной гибели (СИ) - Возный Сергей. Страница 7
— К-как, жрут?!
— Зубами, кретин! Гнилыми, погаными зубами! Мы с тобой здесь деликатес, мы пришлые… эти крысы верят, что можно забрать нашу силу, и проход откроется.
— Какой проход?
— О, матерь Божья! — безногий зажмурился надолго, потряс головой. — Ты откуда явился такой тупой?
— Издалека. У вас в Америке все такие хамы?!
— А у вас в России все идиоты, драть их туда-сюда?! Или ты из Сибири, где даже читать никто не умеет?!
— Слушай, калека, а не пошел бы ты?! — прорвалось у меня, наконец. С инвалидами надо быть терпеливым и понимающим, но я вам не волонтер на полставки. Хватит того, что башка болит, и в горле пересохло!
— Не можешь общаться по-человечески, болтайся дальше, бренчи своим «Пурпурным сердцем»!
— Стой! — вскинулся Роджерс, даже про шепот забыл. — Подожди, парень, не горячись. Мне настолько хреново, что… две недели здесь, или два месяца… как в бреду. Эти «крысы», они себя так зовут… они пляшут, отпиливают куски… прижигают железом, чтобы кровь не текла. Почему я не сдох до сих пор?!
— Не судьба еще, — ответил я глупо, но хоть как-то. Не привык утешать людей, наполовину съеденных. А на крыс мне везет сегодня, во всех смыслах.
— Вы… ты тоже сюда из моря вылез, капрал? Что это за место, вообще?!
— Из моря? Ну, нет! Там меня бы давно уже съели, там такое водится… похлеще акул, мать их за ногу! «Крысы» мечтают свалить, пока это всё не явилось оттуда… за стену, там жизнь, там спасение… дай воды, парень.
— Без проблем, — огляделся, но ни кувшинов, ни бочек рядом. Только грязные лежаки из неведомого хлама.
— Где ее набрать?
— Откуда ж я знаю, кретин… прости, снова вырвалось. Вся вода и жратва у них там. Меня иногда выносят, вижу окрестности. Скальную стену вижу. Там другие, высшие… стреляют, а «крысы» туда рвутся. Все туда хотят! Подальше от моря, от ужаса. Чего бы мне сюда с Окинавы не провалиться… с винтовкой и гранатами?!
— С винтовкой? А в каком году это было?
— В сорок пятом, конечно! — вытаращил глаза Роджерс. — Еще скажи, что не слышал про наш «Стальной тайфун»! Надрали япсам задницу, без всякой атомной бомбы! Это потом уже Трумэн решился… войне конец, мне медальку в зубы и на улицу. В Сиэтле работу нашел, девчонку… и провалился. В сраном подвале каком-то! Думал, бред, веришь?! Думал, лежу на войне, дырявый, душа отходит, вот и мерещится, а потом опять эти… режут, жгут… лучше бы япсы мечами кишки выпустили…
— Не торопись умирать, — вырвалось у меня привычное, «манагерское». — Всё еще поправимо, люди без ног тоже живут, а я доберусь и приведу помощь…
Не закончил, стыдно вдруг стало. Будто убалтываю клиента, потерявшего сотню тысяч в рублях, обещаю неслыханные бонусы и бесподобные скидки, чтобы самому зарплату не урезали! Капрал на это даже не выругался, лишь задышал сильнее, изобразил подобие улыбки. Страшной как оскал черепа.
— Помощь? Это вряд ли. Ищи орлов, они тебя могут спрятать… «крысы» их боятся. Там, где проход. Колдуны и шаманы. Творят чудеса, только ноги не вырастят, кх-хе! К скале не суйся, высшим всё равно, для них ты тоже крыса…
Взгляд Роджерса скользнул мне за спину, лишь потом я учуял чужое присутствие. Оглянулся.
Ребенок! Мальчишка лет десяти, чумазый, глядит с изумлением.
— Привет, — улыбнулся я, как сумел. — Тс-с, не кричи, ладно? Я сейчас ухожу, а ты…
— Чжой! — ответил пацан на смеси русского с китайским. — Чжой, пришлый, мяско-мяско-мяско!
Сорвался с места, лишь пятки замелькали, а голос оказался громким и звонким, блин! На всю деревню завопил!
— Вот теперь беги, — подмигнул капрал. — Вдвоем бы тут веселее было, но жаль кретина… хоть и комми!
Повторять ему не пришлось — из хижины я вылетел с позабытой уже и несолидной скоростью. Со стороны костра бегут детишки и женщины, а вот в дальнем конце селения мужики объявились! Те самые, грабители парусника. Несут поклажу, ничего еще не поняли, но это дело считанных минут!
Рванул не вправо, и не влево — поперек. Между хижинами, по камням. Впереди поднимается серый скальный массив, параллельно морю, но других направлений нет!
— А-а-а! Атуй, атуй, дгня-ай! — завопили сзади хриплые мужские глотки, перекрыли азартный визг детей и баб. Увидели, значит! Ну, и хрен на вас! Добежать хоть куда-нибудь, схватить булыжник, или палку — лучше пусть сразу копьем проткнут, чем подвесят как этого америкоса!
— Дгняй, спрва, спрва быр-ря! — какофония звуков, будто попугай пытается людей дразнить, но не смешно. Целая стая попугаев-людоедов. Легкие давно превратились в сгусток боли, кишки свело, ноги ватные. Не останавливаться! До скальной стены не больше сотни метров, наверху видны строения, вроде будок с бойницами. Голоса всё ближе, хрен-то там они боятся этих самых «высших»! Бегут не по прямой, с боков охватывают, самый шустрый вырвался вперед — швырнет копье, и приехали. Ускориться бы!
Не успел.
Шустряга прыгнул, загородил дорогу, бежать стало некуда. Ростом с меня, но поджарый, мускулистый, даже под лохмотьями видно, чумазая харя сияет счастьем, рот ощерился гнилыми зубами. Такими меня самого будут жрать, если сдамся.
— Мммммя-а-а-ско! — протянул гнилозубый рот, а древко копья метнулось неуловимо, ткнуло меня под дых. Твою же мать, больно как! Рухнул на спину, перевернулся, еще получил. Спешить ему некуда, ублюдку, наслаждается процессом! Мне бы камень побольше, а тут лишь песок — его и кинул грязнуле в лицо. Снизу вверх. Чуть самому глаза не запорошило, но врагу досталось по полной программе. Копье оборванец не выронил, лишь зарычал и схватил меня свободной рукой, потянул к себе. Мой кулак лупанул ему в зубы, но бестолку, а стальные пальцы нашли моё горло, сдавили.
— Мяс-с-ко… ухр-р-р!!!
Последний звук прозвучал диссонансом ко всем предыдущим — слишком жалобно, что ли. Глаза врага раскрылись в изумлении, руки ослабли. Начал заваливаться на меня — только теперь стало видно три оперенных прутика, торчащих из спины. Заодно прояснилось, почему меня до сих пор не рвут толпой — некому! Самые шустрые бегуны обнаружились в нескольких метрах, утыканные стрелами как подушка-игольница, остальные бегут к своим хижинам. Со скальной стены на нас смотрят люди с длинными, в человеческий рост луками, всё серьезно! Не похоже на костюмированную киношку! Спасителей надо благодарить, потому я махнул рукой и успел даже крикнуть.
Потом меня ударило в плечо.
Глянул на что-то лишнее, торчащее прямо из мышцы — очередная стрела, разумеется — боли пока не почувствовал, зато очень сильно захотелось блевануть. Так, от стресса. От осознания самого факта: меня пробили грязной деревяшкой с железом на конце, и вряд ли в этом странном мире существуют антибиотики!
Последняя разумная мысль — потом я рухнул на спину и замер. На инстинктах. Как жук, который притворяется дохлым, чтобы никто не сожрал. Гордость — штука хорошая, но стрелы выглядят убедительнее!
Добивать меня не стали, да и следить поленились. Стена, наконец, опустела, а я пополз прямо к ней, в «мертвую зону» под самой скалой. Метров двадцать, показавшихся марафонской дистанцией. Адреналина хватило как раз до финиша, потом стало вовсе плохо. Легкие разорвало кашлем, башка закружилась, попробовал встать и сразу упал. Кирдык мне, похоже. Плечо превратилось в очаг боли — кость, вроде, не задета, но мышцу прошило насквозь. Набрался решимости, заломил здоровую руку за спину, потрогал. Нормальный такой наконечник, классический! С двумя зубьями! Вытянуть невозможно, а сломать древко, как делают киношные воины… ну, не знаю! Тем, кто это снимает, самим бы вогнать полметра древесины толщиною в палец — пусть переломят одной рукой, прямо в собственном мясе!
Еще идея, совсем дурацкая: америкосу сейчас гораздо хуже, чем мне, и неплохо бы его вытащить. Хоть козел, но свой, практически! Отлежаться, вынуть стрелу, дождаться ночи…
На этой фантазии шторка упала — опять темнота…
***
…Темнота и свет впереди. Костяная труха под ногами, знакомое место, где много бутылок. Человек, которого тоже много. Во всех, блин, смыслах!