Золото: деньги прошлого и будущего - Нейтан Льюис. Страница 58
Классическая экономика, в сложившемся в 1920-е годы понимании, достигла небывалых высот в сфере денежной политики, рыночной экономики и торговли, однако она предъявляла очень жесткие требования к бюджетной политике, особенно к налогообложению. В 1930-е годы весь мир страдал от депрессии в экономике из-за ошибок в бюджетной политике, которые по большей своей части были навязаны руководству экономистами-консерваторами. Первой ошиблась Республиканская партия, вставшая на защиту бизнеса. В 1920-е годы республиканское правительство снизило налоги, чтобы повысить производительность экономики. Оно справилось с поставленной задачей. Однако республиканцы продолжали цепляться за мысль, что протекционистские тарифы, введенные в интересах большой группы предпринимателей, помогут бизнесу в целом, хотя, по сути, высокие ввозные пошлины равносильны высоким налогам.
Первый спад в экономике в 1929-1930-е годы произошел из-за принятия в Америке закона Смута-Хоули о тарифах, на который другие страны немедленно ответили столь же резким повышением ввозных пошлин. Тарифы Смута-Хоули в США и их аналоги в других; странах сыграли свою роль в сокращении мировой экономики, но не они вызвали депрессию. Тем не менее, в результате некоторого спада в экономике правительства недосчитались налоговых поступлений и столкнулись с дефицитом бюджета. Согласно бытовавшим тогда представлениям, не чуждым и нынешним неолибералам, дефицит считался отдельной проблемой, решать которую следовало повышением налоговых ставок.
Правительства США, Великобритании и Германии резко повысили налоги, чтобы покончить с бюджетным дефицитом. В результате последовало дальнейшее сокращение экономики и уменьшение налоговых поступлений. В сентябре 1931 года новое британское правительство, призванное защищать золотой стандарт, объявило о повышении налогов для покрытия бюджетного дефицита. Данный шаг, по мысли правительства, должен был усилить доверие к фунту стерлингов. Естественно, что давление на британскую валюту усилилось, и неделей позже Лондон объявил об отказе от золотого стандарта. Фунт был девальвирован и отпущен в свободное плавание, а поскольку в то время он был главной мировой валютой, другие страны последовали примеру Великобритании и девальвировали свои валюты, включая Японию в 1931 году. К мировому экономическому кризису прибавился монетарный хаос. Соединенные Штаты девальвировали доллар в 1933–1934 годах.
Более тысячи американских экономистов подписались под петицией против закона Смута-Хоули, на который пожаловались правительства тридцати стран. В конце концов, Адама Смита помнят прежде всего за то, что он отстаивал принцип свободной торговли. Но после того как закон был принят, вызвав сокращение объемов торговли, экономисты не сделали надлежащих выводов. Они не ведали о том, к какой катастрофе ведет неправильная бюджетная политика, и спокойно ждали возобновления экономического роста: отличная монетарная выучка подсказывала им, что экономике ничего не угрожает, если кризиса ликвидности не наблюдается, а валюта прочно привязана к золоту. Их предсказания не оправдались, их советы в области экономической политики не сработали, и на смену им пришли кейнсианцы. Кейнсианство в интеллектуальном плане было крайне запутанным учением (с «Общей теорией» Кейнса невозможно спорить ввиду ее непродуманности). Тем не менее кейнсианство санкционировало дефициты, выступало против повышения налогов во время рецессии (по крайней мере теоретически) и оправдывало рост расходов на социальное обеспечение, что в ту пору было крайне своевременным.
По сути, кейнсианство было возвращением к меркантилизму. Кейнс прекрасно понимал, что он создал. Целая глава в его «Общей теории» посвящена восхвалению меркантилистов. В предисловии к немецкому переводу «Общей теории», опубликованному в гитлеровской Германии, Кейнс пишет, что его предложения больше подошли тоталитарным государствам, чем странам с рыночной экономикой.
Представители классической школы не извлекли урока из неудачи, постигшей их несовершенную модель, и не осознали, чем грозит неверная бюджетная политика. Вместо этого они принялись коверкать проверенные денежные теории, изобретая все более странные их формы в стремлении объяснить Великую депрессию просчетами в денежной политике. Так родился монетаризм; это течение, возглавляемое Мильтоном Фридманом, представляет собой реакцию на учение послевоенных кейнсианцев, выступавших за девальвацию и государственный контроль над экономикой. Монетаризм не был откровением; он представлял собой еще один аспект меркантилизма, о котором долгое время никто не вспоминал. Теоретическая структура фридмановского монетаризма целиком и полностью выстраивается вокруг денежных факторов. Монетаристы охотно поддерживают все прочие принципы либерализма — свободную торговлю, небольшой управленческий аппарат, низкие налоги, минимальное вмешательство государства в экономику, свободные рынки и так далее — но только взятые в отдельности, вне системы. Когда требуется проанализировать ситуацию в экономике, дать рекомендации или предсказать поворот событий в будущем, они неизбежно возвращаются к своим монетарным моделям.
Во время Великой депрессии валюты не росли, так что о дефляции не было и речи. Цены падали из-за девальвации национальных валют по принципу «разори соседа» и целого ряда проблем в экономике. Однако на протяжении последних 50 лет ФРС считали виновницей дефляции.
Согласно новомодной теории, Великая депрессия была вызвана некими изъянами в золотом стандарте, которые обнаружились после Первой мировой войны. Поскольку валюты были привязаны к золоту, это могло произойти исключительно в силу резкого подорожания золота, вызвавшего денежную дефляцию. Будь это так, цены на золото в течение нескольких лет должны были по крайней мере удвоиться, но такого не случалось ни до, ни после 1930-х годов. Теоретики обычно ссылаются на то, что депрессию вызвало приобретение большого количества золота Банком Франции. Но суммарный объем закупок золота всеми Центробанками мира того времени не выходил за рамки исторических среднеарифметических показателей (на самом деле даже немного не дотягивал до этого уровня) и не мог вызвать беспрецедентный скачок котировок.
Чтобы объяснить Великую депрессию исключительно монетарными причинами, некоторые теоретики исказили классическую теорию стоимости, превратив ее в количественную теорию. Представители классической школы всегда исходили из стоимости валюты, определяемой соотношением предложения валюты и спроса на нее. На практике стоимость валюты означает ее стоимость по отношению к золоту. Количественная теория не уделяет внимания нм стоимости валюты, ни спросу на нее, полагаясь исключительно па предложение, или, что чаще, на предложение некой произвольно определяемой сущности, называемой «деньгами» и трактуемой в зависимости от того, что удобно авторам для завершения теоретических построений. Количественная теория существует уже несколько веков; ее ошибочность была доказана к временам Адама Смита. Одним из завоеваний ранней классической школы стало развенчание предлагаемой меркантилистами количественной теории.
Большинство экономистов 1920-х и 1930-х годов не склонны были считать, что в экономических проблемах современности виновата неверная политика денежных властей. Кейнс ни в чем не обвинял ни ФРС, ни Банк Англии; он видел в Центробанках орудие борьбы с экономическими проблемами, происхождение которых было ему непонятно и которые не решались сами по себе. В настоящее время принято считать, что Великая депрессия — это эпизод денежной политики, но такой подход был предложен только в 1950-1960-е годы. В книге «Становление денежной системы США» [66], опубликованной в 1963 году, Фридман вдохнул новую жизнь в количественную теорию. Он объявил причиной Великой депрессии сокращение «предложения денег» в период с 1929 по 1933 год и прозрачно намекнул, нигде не говоря напрямую, что повышение стоимости доллара вылилось в ужасающую дефляцию. Под предложением денег Фридман понимает не денежную базу, а совокупность денежной базы и бессрочных депозитов. Когда банки обанкротились, депозиты вкладчиков сгорели; многие клиенты изъяли вклады, чтобы заплатить по долговым обязательствам. Неудивительно, что общий объем депозитов — «денег», по Фридману — сократился. На стоимости доллара это не отразилось: американская валюта оставалась привязанной к золоту до 1933 года. Фридман предпочел проигнорировать золотой стандарт, чтобы тот не мешал его теоретическим выкладкам (он нигде не обмолвился о том, насколько разрушительной и беспрецедентной была бы дефляция, не будь доллар зафиксирован по отношению к золоту). В результате, обвинив в депрессии Федеральный резерв, он пришел к выводу, что Соединенным Штатам следовало установить плавающий курс национальной валюты по примеру Великобритании. Оставалось только добавить, что курсами валют должно управлять государство — вместо рыночного механизма золотого стандарта. Фридман и его последователи поддерживали отказ от золотого стандарта в 1971 году, они содействовали и радовались разрушению этого величайшего достижения классической экономики, ссылаясь на то, что оно только мешает правительству должным образом управлять денежной массой.