Пионерский гамбит 2 (СИ) - Фишер Саша. Страница 48

Только мисочки здесь были другие, не такие, как я помнил. В кафе-мороженом из моего детства это были такие вазочки на ножке. Они были еще как-то не очень прочно соединены, и чашка все время покачивалась. Маленький я боялся, что она не удержится и перевернется, и все мое мороженое окажется на полу. Поэтому я старался сожрать его как можно быстрее, простывал, а потом меня очень долго не водили в кафе. А здесь куски сладкого лакомства накладывали в металлические чашки на трех ножках. Тонкие, как будто из фольги. Пальцы сразу же замерзали, стоило взять эту мисочку в руку. Хотя, кажется, она называлась креманкой, а не мисочкой. Просто больше всего она по форме походила на миски для кошек и собак.

Неожиданно хорошая поездка все-таки получилась. Если бы еще я не заказал этот дурацкий мандариновый джем, то было бы практически идеально. Много плохого можно было сказать о Чемодакове, но вот что было реально неплохо, так это то, что он не крысился на меня всю поездку, щедро раскошелился на билеты и мороженое, шутил и вообще всем своим видом показывал, что это чуть ли не его собственная идея.

Даже странно как-то.

И фальшивости во всей этой жизнерадостности не ощущалось вот ни капельки.

— …а как он тогда ему залепил, а! — над верхней губой Марчукова белели усы от молочного коктейля, но его это, кажется, вообще ничуть не смущало. — Вернусь домой, пойду в секцию карате! Хочу вот так же — кия! Хэк! Хэк!

— Артур Георгиевич, это же вымысел все? — спросила Друпи. — Сейчас же не существует уже пиратов?

— Ну почему же? За границей все еще существуют, — Артур Георгиевич склонился к Друпи и приобнял ее за плечи. Как же все-таки меня подбешивала эта его манера, если честно… — В газетах писали, что пираты ограбили итальянский сухогруз, но только там никто из команды не выжил.

— А на советские корабли тоже нападают? — спросил Мамонов.

— Нет, на советские не нападают, — убежденно заявил воспитатель. — Пираты — они же как крысы. Нападают только на слабое.

— Если крысу загнать в угол — она на что угодно нападает, даже на льва! — Марчуков заглянул в опустевший стакан от молочного коктейля и вздохнул. — Мы когда крысу гоняли с дедом, она так на нас наскакивала, что страшно было… У меня даже шрам на руке остался до сих пор!

— Так пиратов никто в угол не загоняет, — пожал плечами Мамонов. — Они же сами выбирают, на кого напасть.

Тут я опять перестал слушать разговор, задумчиво разглядывая Артура Георгиевича. Интересно, он затаил злобу на меня? Ждать от него каких-нибудь неприятностей в ответку за беззастенчивый шантаж?

Он заметил мой взгляд, тоже посмотрел на меня и кивнул. Хм. Выглядит так, что он совсем не держит на меня зла. И вообще как-то по-приятельски себя ведет.

Так вообще бывает?

Я попытался призвать на помощь свой «взрослый» жизненный опыт. Но настроение было настолько расслабленным и благостным, что мозг к анализированию чужих психологических портретов оказался не способен. Может он просто сам хотел поехать в кино, просто повода не было. А тут я со своим шантажом.

— А можно мне тоже молочный коктейль? — сказал я, отодвигая в сторону остатки мороженого с джемом.

Ждать обратного автобуса пришлось дольше. Судя по расписанию, он был на сегодня последним, и на стоянке автовокзала его все еще не было. Стояли какие-то другие пазики — некоторые с номерами, некоторые с названиями деревень. Солнцевка, Бабушкино, Мирино-Вахрушево… В памяти эти названия как-то даже отзывались, но не конкретными воспоминаниями, а так, отлогосками-отзвуками. Из развлечений на автовокзале и ближайших окрестностях присутствовал только бело-голубой киоск «Союзпечати». Кафетерий с подсохшими уже пирожками, круглыми коржиками и песочными кольцами. А из напитков — сок из конусов, причем без выбора, только виноградный.

Перед автовокзалом скучал желто-синий милицейский уазик. На автобусной остановке кучковался народ, потом подъезжал пыльно-желтый лиаз, похоже, единственного здесь городского маршрута «Автовокзал — Новоандреевское кладбище», и забирал скопившихся пассажиров. Прикольно. Когда он первый раз укатил по центральной улице, я даже почувствовал что-то вроде ностальгии. В таком автобусе было два козырных места — сразу за кабиной водителя было двойное кресло с поручнем. В некоторых автобусов рядом с ним висела касса с выкручивающимися билетиками. И если вовремя занять место, то можно было работать кондуктором для всего автобуса. Тебе будут передавать денежки, а ты будешь с важным видом крутить колесико. Ужасно мне это дело нравилось, когда я был в детском саду.

А второе стало козырным, когда я уже стал старше. Оно было к хвосте автобуса, там, где поручни отгораживали небольшой угол между дверью и задним окном. Иногда там стояла сидушка, но обычно нет. И если туда пробраться, то тебя не пихали остальные пассажиры, и можно было спокойно пялиться в окно. А вот сиденье могли заставить и уступить. Пенсионеры сурово бдили за тем, чтобы школьники уважали старших. Даже если приходилось это самое уважение выбивать при помощи костыля и визгливых скандалов.

Автобуса все не было. Марчуков отчаянно скучал, бродил туда сюда, останавливался у стенда с информацией, читал его, потом снова ходил из стороны в сторону. Друпи замерла и уставилась в одну точку. Мамонов развалился рядом с ней с ленивым видом. Артур Георгиевич дочитывал «Советский спорт».

— Кстати! — вдруг вспомнил я. — Нам же надо придумать, что мы будем говорить, когда нас спросят о том, что мы делали!

— В смысле? — нахмурился Марчуков.

— Ну мы же ездили пенсионерке помогать, — усмехнулся я. — Будет странно, если я скажу, что ее звали Марья Ивановна, и что она ветеран войны. А ты — что она потомственная доярка по имени Глафира Панфиловна.

— Эй, я бы не сказал про доярку! — возмутился Марчуков.

— Не спорьте, — воспитатель поднял голову. — Пенсионерку звали Анна Михайловна, вы помогали чистить курятник, складывать поленницу и красить забор. А потом она угощала вас пирожками с мясом и поила молоком от своей коровы. Запомнили?

— Анна Михайловна… — эхом повторил Марчуков. — А по-моему Глафира Панфиловна звучит это… авторитетнее!

— Но Елене Евгеньевне я сказал, что ее зовут Анна Михайловна, — воспитатель подмигнул. — Если хочешь, можешь рассказать про другую старушку, но это будет странно звучать, а?

— Получается, что мы сейчас придумываем, что будем врать, да? — монотонно сказала Друпи.

— Получается, что так, — хмыкнул я. — В кино бы нас не отпустили.

— И рассказывать про кино нам точно нельзя, — ухмыльнулся Мамонов. — Понял, Олежа?

— А что сразу Олежа-то? — обиделся Марчуков. — Я что, по-твоему, трепло?

Мамонов открыл рот, но в этот момент на площадь, фырча, въехал долгожданный пазик. И остальные скучавшие вместе с нами пассажиры немедленно зашевелились, похватали свои манатки и потянулись на улицу.

К ужину мы успели. Даже немного раньше. Чтобы не привлекать лишнего внимания, мы пробрались в лагерь не через главные ворота, а свернули на тропинку и прошли вдоль забора до давно организованной там любителями сбегать на речку в неурочное время дырку. У Елены Евгеньевны нас Артур Георгиевич, конечно, отпросил, но объясняться с директрисой или, там, с Мариной Климовной лишний раз не хотелось. Устроит нам допрос с пристрастием, вот тогда и посыплется наша шитая белыми нитками легенда о бедной пенсионерке.

Марчуков дулся. Демонстративно не разговаривал с Мамоновым, хмурился показательно, отворачивался. Во время ужина сел на другой конец стола и сидел все время как на иголках. Ох как ему, похоже, хотелось рассказать про приключения героев с сухогруза «Нежин»! Но было нельзя, так что он держался изо всех сил.

После ужина в нашем корпусе началась суета. Девчонки красились и наряжались, кое-кто из парней переодевался. Танцы, дело такое… Я залез в рюкзак за чистой футболкой и мне попалась на глаза тетрадка. Та самая, с приключениями бравого капитана звездолета на других планетах. Я задумчиво полистал страницы. Неприятно кольнул вчерашний разговор с отцом. Не знаю уж, что плохого нашел этот человек в увлечении сына писательством фантастики. Кажется, что одним ударом ему в нос я заработал больше баллов уважения, чем всеми написанными рассказами вместе взятыми. На мой вкус, Кирилл писал сравнительно неплохо. Вот только друзья не знали, что он писатель. Настоящий Кирилл, судя по косвенным признакам, был склонен показывать свое творчество всем подряд. А я пока что скрывал… Надо было это исправить.