Закон Уоффлинга (СИ) - "Saitan". Страница 5

Он был очень пьян, Том лишь теперь заметил это. И как он мог доверить ему ребёнка? Он достал свою палочку и выпустил из неё мощную струю воды, сбивая кричащих героев с ног на пол.

— Лорд Децимиус забирает аврора Поттера в плен, — сказал он строго.

— Нет, Том! Мы же только пришли! — как настоящий ребенок, заканючил Поттер, барахтаясь в луже на полу. Забини уже вскочил на ноги, ловкий, как кошка, а Поттера как будто не слушались конечности.

Когда до Тома дошло, он чуть не выругался вслух. Он не подумал о том, что мальчишка много лет не мог ходить.

— Давай-ка, иди сюда, — как можно более ласково сказал он, обнимая Поттера за пояс и поднимая на ноги. Ласково в его понимании означало как минимум не злобно и не холодно, так что он не был уверен, что ему удалось не напугать мальчишку. Он вообще не знал, как придать своему голосу ласковые интонации, и узнавать не собирался.

Голос у Тома был примечательный: глубокий баритон, всегда звучащий с долей холодной угрозы. А уж если он того хотел, то мог напугать одним лишь голосом до трясучки. Такой тембр никак не вязался с его юным возрастом и образом обаятельного старосты, зато отлично подходил его сущности несокрушимого лидера.

Поттер с готовностью уцепился за него и солнечно улыбнулся. Собственная слабость его то ли не смущала, то ли он просто устал от неё, принимая любую помощь с благодарностью.

— Меня не было полчаса, а вы устроили тут побоище, — укоризненно заметил Том, смотря преимущественно на Забини, которого он всего-то и просил, что присмотреть за Поттером.

— Мы поспорили, кто круче — Дамблдор или Гриндевальд, — легкомысленно пожал тот плечами. — Но Дамблдора я быстро убил водой, так что Гарри сказал, что его отец-аврор точно бы победил Гриндевальда.

Блейз Забини был смуглокожим темноволосым парнем с хитрыми лисьими глазами серо-зеленого цвета и вечной ехидной улыбочкой на тонких губах. Он ни с кем близко не общался, а о его матери ходили пугающие слухи, так что все вокруг его опасались и предпочитали не связываться с ним лишний раз, но Том всегда видел, что за этими глазами не скрывается ни подлость, ни коварство, ни опасность. Внешность Забини была очень обманчива. Уж кому, как ни Тому разбираться в таких вещах. Забини был обычным затворником, из тех, что готовы переехать жить в лес, лишь бы ни с кем не общаться, фриком.

— И я бы победил, если бы нас не отвлекли! — рассмеялся Поттер, пиная лужу на полу так, чтоб брызги попали в расхохотавшегося Забини. Его глаза вновь искрились.

Тому это не понравилось. Он быстро высушил ванну и одежду Поттера, пригладил его торчащие во все стороны от сушки волосы и потащил прочь с вечеринки.

— Пока, Блейз, — на ходу помахал рукой мальчишка и покорно пошёл за Томом, будто так и надо.

В Томовой груди поселилось какое-то странное напряжение. Поттер как будто сколупнул какую-то ранку в его душе, которая уже подсохла и покрылась толстой корочкой.

«А помнишь, как в детстве ты хотел поиграть с другими детьми в прятки во дворе, а они поглумились над тобой и прогнали, потому что считали странным?» — прошептал внутренний голос.

«Ой, заткнись», — отмахнулся Том.

Было бы, о чем сожалеть. Он и был странным, на самом-то деле. Другим детям не нравилось, что он любит вскрывать брюшки лягушек и рассматривать внутренние органы, а его молчаливость и магические способности, которые он научился контролировать быстрее, чем читать, сделали из него в глазах ничтожных магглов если не сына Сатаны, то племянника точно.

Они вернулись в комнату в полном молчании.

— Я ложусь спать, — сообщил Поттер, начиная стягивать с себя одежду без всякого стеснения, словно они жили вместе уже много лет.

Том старался не смотреть, но всё же любопытство пересилило. Он проследил взглядом за обнажающейся кожей соседа, и от увиденного ему вдруг стало не по себе.

Вся кожа спины и задней части бёдер мальчишки была испещрена шрамами. Некоторые оказались симметричными, бледными и очень ровными — словно надрезы там делали специально, и они почти зажили, другие были крупными, тёмно-бордовыми и неряшливыми. Это вызывало чувство гадливости: как будто чистый холст заляпали грязными пальцами. Хотелось стереть эти неаккуратные пятна.

Поттер заметил его взгляд и смутился.

— О, прости, я не предупредил. Я не сплю в пижаме, только в нижнем белье. Раньше мне нельзя было допускать, чтобы на раны попала ткань, так что я привык спать голым. Теперь раны заросли, но в пижаме спать я уже не могу — чувствую, как будто меня что-то душит и сковывает. Знаешь, после того, как я начал ощущать своё тело, это не очень приятно.

Том ровным голосом ответил:

— Ничего, я понимаю. Меня не так просто смутить.

«Ага, давайте все вместе сделаем вид, что шрамов и вовсе нет. Слона в комнате мы не замечаем».

Было совсем ещё рано, всего лишь одиннадцатый час, но сосед заполз под одеяло и прикрыл глаза. Тому не хотелось с ним разговаривать больше необходимого, но любопытство раздирало острыми когтями. То, что он увидел… Даже целители не справились с этими шрамами, значит, они были вызваны чем-то магическим, а это опровергало версию Поттера о падении с высоты и переломанных костях. Что-то в этой истории было не так.

Том привык доверять своей интуиции, и сейчас она почти ощутимо вопила, что всё это неспроста.

— Поттер… эм, Гарри, — тихонько позвал он, устроившись на своей кровати с книжкой, делая вид, что читает. — Прости за моих приятелей, они не слишком-то вежливо себя вели, — начал он разговор издалека. Сразу в лоб про шрамы спрашивать было очень неуместно, учитывая, что сам он явно не собирался о них говорить.

— Да ничего, я не сержусь, — сонно улыбнулся тот, высунув лицо из-под тяжёлого одеяла. — Я просто не хочу тратить своё время на таких людей. Его и так слишком мало. Не мог бы ты меня больше к ним не водить? Мне только Блейз понравился, он очень несчастный, но не сдаётся. Мне это нравится.

— Что значит — слишком мало? — равнодушно спросил Том с силой сжав корешок книги.

— Ну, никогда не знаешь, что может случиться, — неуверенно ответил Гарри, спрятав пол-лица под одеялом.

Том всегда нутром чуял ложь. Настроение, и так упавшее до нижней отметки от воспоминаний о детстве, ушло в минус.

— Спасибо всё равно, что отвёл меня на вечеринку. Теперь я знаю, каково это, — добавил Гарри приглушённым от одеяла голосом.

— Это была глупая вечеринка, я как-нибудь отведу тебя на настоящую, — сдавленно пообещал Том.

— Ладно. Ты так добр ко мне, спасибо, — Гарри ещё глубже зарылся в одеяло, теперь только глаза без очков блестели над клетчатой кромкой.

— Перестань говорить спасибо, я ничего такого не сделал, — Том ощутил колкую злость. Какого чёрта этот больной мальчик заставлял его чувствовать себя так странно?

— Сделал. Ты не стал со мной сюсюкаться, как некоторые. Это раздражает, знаешь ли, когда меня считают умственно отсталым ребёнком, в то время как мне уже шестнадцать. Я неопытен в общении, но это не значит, что мне нужно сопли подтирать, или насмехаться надо мной, словно я ничего не понимаю. Я понимаю. Надоело такое отношение. Я просто хочу узнать, какая она — настоящая жизнь.

Сказано это было таким печальным голосом, что у Тома ком встал в горле.

«Какого Мордреда с тобой сегодня?!»

Том не знал. Он никогда не испытывал подобных эмоций.

«Это что, жалость? Или сожаление? Я не пойму! Тебе неуютно, что ты поспешил с выводами о Поттере? Сначала ты решил, что он просто тупой, потом — что больной, а потом — что у него разум ребёнка. Собрал целый букет тупых стереотипов, браво! Куда подевалась твоя проницательность?»

Собственные мысли порой бесили не меньше чужих.

Он общался с Гарри как обычно, но тот, видимо, принял его привычный стиль общения высокомерного ублюдка на свой счёт, и его это порадовало. Просто прекрасно.

— Почему ты считаешь Забини несчастным? — зачем-то спросил он, не зная, как реагировать на все остальное.