Оборона дурацкого замка. Том 3 (СИ) - Ютин Макар. Страница 59

Мечник и так комплексовал по поводу своего бесславного обморока, а также последующего беспамятства. Из которого бравого аристократа пришлось выводить средствами, что сами по себе стоили денег. Так еще и теперь, перед самым боем, он вообще не понимал, что происходит. Легенду о Лунной Богине Чжан услышал в сильно сокращенном виде, причем в совершенно не пугающей обстановке пятничного аврала, после чего все оставшееся время провел со своим ятаганом. Вот и недоумевал, глядя на такое количество оккультных приблуд вокруг их позиций на стене.

Его можно было понять. Помимо разбросанных под ногами, на парапетах и даже внизу у стены гнилушек (освещение), он стал свидетелем смазывания свечей человеческой желчью, заключения их в круг из костного порошка, а также надевания черепа на всю эту конструкцию. Уже настораживает, но хотя бы более-менее понятно и объяснимо. Обереги от сна про Другой Берег и тварей с Другого Берега во сне. Учитывая необычность ночи — может даже наяву. Плюс, в целом хороший ритуал для кладбищ или прорывов голодных Духов.

Напитку каждому из отряда расходников Лунной энергией он тоже одобрял, хотя и не понимал, каким образом тринадцатилетний мальчишка дошел до такого уровня мастерства. Одобрил он и знаки Богини Чанъэ, как на оружии, так и на участке кожи. Эффект ночного зрения, по крайней мере, виден сразу, в отличие от других заготовок.

По отдельности все эти шаги не вызывали какого-либо отторжения. Но все вместе… Даже товарищи Стаса, прошедшие огонь, воду и Ци Придворного, косились на парня, как на умалишенного. Правда, возражать не возражали, раз крыша поехала в более-менее нужную сторону. Сдвинулась на почве защиты, а не, например, перерезания глоток во сне. Однако абсолютно каждый человек в команде Акургаля задавался вопросом, зачем им нужно треклятое ведро с водой прямо у ног.

— Я пообещал господину распорядителю, что верну каждую лохань, причем еще и отдам ему по десять облачных юаней за целую или по двадцать — за сломанную, — Хмуро ответил своему подчиненному десятник. А потом продолжил, предвосхитив следующий вопрос Юлвея: — Я верю Саргону. Он уже делом доказал либо свое нереальное везение, либо интуицию, либо ум, либо все вместе взятое, включая знания и силу. Не хочу задавать вопросы, на которые ему будет неприятно отвечать. Но если он решил сделать что-то, проще позволить ему, чем потерять товарищей или жизнь по собственной глупости.

— Я могу понять твои резоны, — Вздохнул их отрядный мечник, — Просто не привык чувствовать себя идиотом. А в этот раз я и близко не могу сказать, что вообще может получиться из этой идеи. Как и большей части других.

— Получится может все, что угодно, — Подал голос Ма. В тот вечер над ним больше никто не издевался, однако холодок в отношениях между бывшим вором и остальным отрядом вмешательство Стаса не убрало. Скорее, не дало перерасти ситуации в критическую. Поэтому, вместо Берлинской стены отчуждения, между командой и одним из ее членов стоял небольшой такой хлипенький частокол. Не такая уж и помеха, если они снова начнут работать как одна команда. Очередная возможность, которой Ма был лишен в прошлый раз, только и всего.

— Я не служил Богини Чанъэ, однако помню ее особый отряд Серебряных Водолеев Блистательного Отражения. Ритуалы давно стерлись из моей памяти, особый состав воды, а также тексты воззваний они хранили в секрете… Зато я помню общие черты ритуала. И Саргон правильно сделал, что решил попытаться его провести. Мы не так уж много теряем. Зато выгода…

Бывший вор аж зажмурился от удовольствия, чем вызвал недоуменные взгляды. С мальчишкой, который дважды поставил его на место и серьезно поспособствовал разладу с командой, Иккагецу договорился довольно слишком быстро и легко. Особенно по мнению окружающих. Однако Ма и сам не хотел умирать, а Саргон, кем бы он ни являлся на самом деле, предлагал дело, причем давал возможность блеснуть знаниями и своему добровольному помощнику. Как тут откажешься? Отомстить можно потом, однако пока бывший вор решил сосредоточиться на собственном выживании.

— Так что он делает-то, ритуал ваш сраный? — Крикнул ему Камей, который тоже прислушивался к разговору, — Не томи уже и не мямли. Говори толком!

— Я видел четыре варианта. Всякий раз выходило по-иному. Иногда воззвание увеличивало силу выстрела. Иногда — скорость, с которой воины посылали их во врагов. Иногда — удваивало сами снаряды…

— Что значит удваивало? — Недоуменно перебил его Чжан. Аристократ единственный, кто не демонстрировал никаких особых признаков беспокойства или трясучки перед тяжелым сражением. Потому ли, что не успел еще проникнуться атмосферой непроглядной ночи, или же слишком трясся за свою репутацию — неизвестно. Даже сейчас, когда нападение должно было произойти с минуты на минуту, он вальяжно прислонился к парапету и полулежал, лениво косясь на сокомандника, пока тот объяснял детали предполагаемого ритуала.

— Когда один из них посылал стрелу, из воды появлялась ее полная копия.

— Неплохо…

— Мне больше интересно, что этот шеньцинбин от меня хочет с этим корявым подобием флейты? — Недовольно пробурчал Уру себе под нос, пока слушал чужие разговоры. Неказистую поделку Каня он получил сразу после ужина, однако в порыве злости кинул ее на казарменный настил и чуть не принялся топтать. Саргон словно предвидел его действия, так что успел оттащить бывшего чиновника от его "любимого музыкального инструмента".

Уру в итоге успокоился, прекратил свое странное поведение, даже поднял деревянную поделку. Посмотрел на нее долгим взглядом, снова разозлился, назвал это баловством и швырнул, теперь уже в лицо Саргону. А затем просто развернулся спиной и лег на свою шконку, чтобы больше не принимать участия в обсуждении. Стас сначала думал, дело в снобизме и задетой эстетике, но затем понял, в чем действительно состоит затруднение. Уру просто не знал, как пользоваться флейтой против демонов. Для него имело значение приятное извлечение звуков, без каких-либо духовных или демонических подоплек. Он боялся остаться безоружным перед лицом угрозы, это верно. Однако в той же самой степени бывший чиновник страшился разочароваться в столь любимом инструменте, уступить под напором темных тварей и выбросить его от греха подальше. Он не верил, что флейта может на них повлиять, несмотря ни на какое пророчество, часть из которого Стасу пришлось ему рассказать.

После фиаско с бывшим чиновником, тот пошел по другому пути. Время еще оставалось, так почему бы и не решить чужие проблемы самому? Далее Стас додумался до еще одной простой мысли: чтобы флейта подействовала, ее стоит напитать Ци. Но какой в этом смысл? Получится ведь как с дубинкой, если просто подать во флейту энергию, она разрушится на рассвете, только и всего. Ну, может ее удары по демонам слегка усилятся. Совершенно не тот результат, на который он рассчитывал.

Ци должен содержать извлекаемый звук, а не корпус инструмента. И тогда Ма в очередной уже раз доказал свою полезность: он вспомнил о ритуальных пениях во славу Нингаль, которые совершали вместе с флейтой и варварскими медными дисками, дававшими чистый звук, немного похожий на бой тангу (аналог барабана).

Поэтому Стасу пришлось нанести знак Богини Нингаль и чуть-чуть того зелья, которым поднимали на ноги Юлвея, а также хотели поднять Юншэна. Этим составом он смазал мундштук. Таким образом, Уру теоретически может транслировать свою мелодию с помощью Ци. Практически? Бывший чиновник почти сразу убрал флейту себе за пояс и не выглядел человеком, который решается на рискованные эксперименты посреди тяжелого боя.

— Вижу демонов! — Нарушил хрупкую тишину по-мальчишески звонкий голос Каня.

Он уже начал раскручивать свою пращу, однако не торопился пускать снаряды. Вездесущий Саргон успел дать парочку инструкций и своему ровеснику. В частности, выбирать "выдающиеся" цели. Например, среди опасных зверей, если демоны кого-то успеют захватить, или слишком быстрых, или еще каких-то. Каню тогда показалось, что его приятель знает больше, чем говорит. Тем более, никакого волнения или предвкушения перед боем у того не проявлялось. Больше всего Саргон в момент стояния на стене походил на Акургаля: небольшая досада на задержку врага, рутинное ожидание и набившая оскомину решимость идти до конца.