Роман с призраком - Картленд Барбара. Страница 20

В этой комнате всегда было душновато. В первую ночь Демелса, привыкшая спать в летние дни при открытом окне, долго ворочалась без сна.

– Спущусь-ка я в сад и постою около двери, – решила она, – а потом сразу же вернусь к себе. За минуту ничего со мной не случится, даже Нэтти будет не в чем меня упрекнуть.

Она сунула ноги в мягкие бархатные домашние туфли без каблуков и совершенно бесшумно пошла вниз по лестнице Когда девушка достигла первого этажа, ее внимание привлекли приглушенные голоса, доносившиеся из так называемой Красной комнаты.

Замедлив шаги, Демелса невольно прислушалась. Громкий шепот показался ей зловещим Девушке, с ее обостренной интуицией, показалось, что она слышит змеиное шипение.

Не думая о том, что она вторгается в чью-то частную жизнь, Демелса остановилась, привстала на цыпочки и заглянула в отверстие.

Девушка знала, что в Красную комнату поселили сэра Фрэнсиса Вигдона, который сразу вызвал у нее антипатию.

Он сидел на краю кровати в вечернем костюме, в котором был на обеде, лишь ослабив узел шейного платка.

– Вы принесли именно то, что я велел? – разобрала Демелса.

Этот вопрос был задан с особой таинственностью.

Слегка сменив положение, Демелса постаралась разглядеть его собеседника и, к своему удивлению, увидела в комнате двух незнакомых мужчин.

На одном был полосатый жилет; судя по одежде, это был камердинер, вероятно, самого сэра Фрэнсиса.

Другой мужчина, плотный и коренастый, имел совсем грубую наружность, очевидно, принадлежа к самым низшим слоям общества.

Демелса обратила внимание, что у него на шее был повязан яркий красный платок, по-видимому, составлявший, по его понятиям, щегольскую деталь костюма.

Этот коренастый простолюдин нервно сжимал в руках шляпу.

– Ага, все как вы сказали, хозяин, – проговорил он.

– И вы уверены, что это подействует? – спросил сэр Фрэнсис, обращаясь к своему камердинеру.

– Готов поклясться, сэр. Если Крусадеру это дать, он не сможет завтра выступать.

– Отлично, – злобно прошипел сэр Фрэнсис. У Демелсы от волнения перехватило дыхание. Она не могла поверить своим ушам.

– Ладно, отправляйтесь и беритесь за дело, – приказал сэр Вигдон. – Только перед тем, как входить в конюшню, удостоверьтесь, что ни там, ни вокруг – ни души.

– Мы все понимаем, сэр, – кивнул камердинер.

Демелса поняла, что надо немедленно действовать. Она должна помешать злодеям – иного слова у нее для них не нашлось.

Среди любителей скачек ходило множество историй о лошадях, которых чем то опаивали накануне состязаний, о владельцах скаковых лошадей, вынужденных выставлять перед конюшней охрану.

Однако Демелса была уверена, что ни графу Треварнону, ни Эбботу не пришло в голову, что в Лэнгстон-Мэноре животным могло что-либо угрожать.

В первый момент она хотела разбудить Джерарда, но от этой идеи пришлось отказаться из опасения столкнуться в коридоре с кем-нибудь из гостей, даже с самим Фрэнсисом Вигдоном.

Казалось, ноги сами понесли Демелсу к двери в тот потайной ход, который вел в главную спальню.

Поднимаясь по ступеням, она, однако, опомнилась и в растерянности спросила себя, правильно ли поступает, одновременно воображая, как рассердится на нее Джерард.

Но она решительно сказала себе, что любые неприятности, ожидавшие ее, меркли перед лицом опасности, нависшей над Крусадером.

Как она может сидеть сложа руки в то самое время, когда несчастному животному негодяи дадут отраву? Кроме того, ее беспокоила репутация дома: какая слава пойдет в свете о Лэнгстон-Мэноре и его владельцах, если в поместье творятся подобные вещи!

Она толкнула дверь, даже не подумав о том, что в этой комнате, которую когда-то занимал ее отец, находится посторонний мужчина.

Шторы были не задернуты, и в призрачном свете бледной луны Демелса увидела, что граф Треварнон спокойно спит.

Набрав полную грудь воздуха, Демелса заговорила…

Граф Треварнон с удовольствием паужинал с компанией друзей, проживавших вместе с ним в Лэнгстон-Мэноре, и еще шестью джентльменами, явившимися в гости. Все это были его хорошие приятели…

Кушанья были отменные, вино – превосходное, и хотя, что вполне естественно, разговор крутился вокруг лошадей, у всех присутствующих нашлись приличные случаю забавные истории, так что никто не скучал.

Гости блистали остроумием друг перед другом, и граф Треварнон даже жалел, что с ними нет Его Величества, который по достоинству оценил бы их юмор.

Если на свете существовало нечто, всегда радовавшее Георга IV, то это, безусловно, была остроумная беседа. Он и сам был мастер вставлять в разговор меткие замечания, обнаруживая ум, в котором ему отказывали все современники, исключая тех, кто знал его особенно близко.

– Чертовски удачный вечер, Вэлент! – воскликнул один из гостей графа Треварнона, прощаясь. – Даже не могу вспомнить, когда мне приходилось смеяться больше, чем сегодня.

Граф Треварнон настоял, чтобы все сегодня легли спать пораньше. Подобно королю он ненавидел вечеринки, затянувшиеся за полночь, и гостей, которые, перебрав спиртного, начинали шуметь.

Вэлент Треварнон относился к вину с осторожностью и терпеть не мог пьяниц. Пьяные люди чересчур утомительны, а скучать граф не любил.

Уже лежа в постели он вспомнил слова лорда Ширна, заметившего, когда они вместе поднимались в свои спальни:

– Вэлент, это лучшие из всех скачек на моей памяти. Не говоря уже о том, что мне удалось выиграть приличную сумму, я отдыхаю в этом тихом милом доме и засыпаю здесь сном младенца.

То же самое граф Треварнон мог сказать и о себе.

В Лэнгстон-Мэноре не было крикливых служанок и бранящихся между собой конюхов, которые обычно будят с утра пораньше постояльцев в гостинице. А чистый воздух из открытого окна был напоен ароматом сосновой хвои и всевозможных цветов.

Граф Треварнон заснул как убитый, едва коснувшись головой подушки.

Вдруг он резко пробудился, словно почувствовав опасность. Такое ощущение осталось у него с тех пор, как он испытал его, будучи в армии.

Вдруг он услышал в ночной тишине чей-то настойчивый призыв:

– Идите к Крусадеру! Идите к Крусадеру! Обернувшись на голос, граф, не веря своим глазам, различил в полутьме силуэт Белой Женщины!

Видение, явившееся ему в первый день пребывания в Лэнгстон-Мэноре в галерее, появилось вновь. Теперь в нескольких футах от него, прямо у камина, не во сне, а наяву стоял самый настоящий призрак, который к тому же разговаривал.

Сев в кровати, граф Треварнон снова услышал:

– Идите к Крусадеру! Идите к Крусадеру! Поторопитесь…

Граф Треварнон, ничуть не испугавшись, хотел встать с постели, но Белая Женщина уже исчезла.

Да, только что она была здесь, в нескольких шагах от него, и вдруг растворилась, словно ушла в стену.

– Это мне снится, – сказал себе граф Треварнон.

Но он прекрасно понимал, что это не сон. Хотя граф и не мог найти разумного объяснения странным вещам, происходившим в этом доме, тревога, прозвучавшая в голосе призрака, кем бы он ни был, передалась и ему, и он стал поспешно одеваться, торопясь отправиться в конюшню, хотя бы затем, чтобы убедиться в том, что у него разыгралась фантазия.

Граф Треварнон надел рубашку и панталоны с быстротой, которая удивила бы его камердинера.

Доусон предпочитал облачать своего господина медленно, так что каждое переодевание превращалось в торжественный ритуал.

Накинув первый попавшийся сюртук и решив, что возиться с шейным платком не стоит, граф надел сапоги с мягкой подошвой и, ни секунды не медля, вышел в коридор.

Не считая одной зажженной свечи, которую всегда оставляли гореть в холле, в серебряном канделябре справа от входа, дом был погружен в совершенную темноту.

Граф Треварнон вынул свечу, отпер засов на дверях и широкими шагами пошел к конюшне.

Оказавшись на свежем воздухе, он словно бы отрезвел и упрекнул себя за глупость. Ну зачем он поднялся среди ночи оттого, что ему приснился слишком уж живой сон!