Рокко (ЛП) - Кастиль Сара. Страница 41

— Твоя спина. — Она в ужасе уставилась на него. — Что с тобой случилось? Кто это сделал?

Рокко облегчённо вздохнул и опустил пистолет. До сегодняшнего вечера он был осторожен, чтобы не показывать ей свою спину, либо не снимая рубашку, либо ставя её перед собой, но прошлой ночью, после того, как он любил её должным образом — медленно и сладко, как делал раньше, — он снял одежду полностью, чтобы почувствовать её рядом с собой и совершил ошибку, заснув с ней в объятиях.

— Это пустяки.

— Пустяки? — Её рука взлетела ко рту. — Рокко. Это не пустяк. И ты получил эти отметины не в драке. Это пытка. Кто-то пытал тебя. Это был Чезаре?

Слова покинули его. Как он мог объяснить необходимость наказывать себя за каждый свой поступок, который терзал его душу? Целой жизни наших Отцов и Девы Марии было бы недостаточно, чтобы искупить его грехи. Это было что-то слишком глубоко личное, чтобы объяснять. Даже Клэй не знал, зачем он посещал подземелье или какое утешение искал под ударами кнута.

— Иди в постель. — Он сунул пистолет под подушку и натянул рубашку.

— Я хочу знать, что случилось. — Она скрестила руки на груди, и ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что это была не та девушка, карабкавшаяся по берегу реки, с мокрым от крови и слёз лицом, которая кричала ему, чтобы он оставил её в покое, девушка, которая убежала, оставила его, не попрощавшись. У этой Грейс были борьба и мужество, и она не собиралась отступать.

— Я сказал, оставь это, — отрезал он.

— Нет.

— Господи Иисусе, блядь, Грейс. — Его голос поднялся до крика, и он хлопнул рукой по кровати. Он знал, что слишком остро реагирует, но кошмар всё ещё был с ним, пробираясь сквозь его сердце. — Это не имеет к тебе никакого отношения. Есть вещи, которые ты просто не можешь исцелить.

— Твоя боль — это всё, что связано со мной. — Она сжала губы и посмотрела на него. — Душевные боль и травмы — это то, что я лечу. И не смей больше так со мной разговаривать, или я выйду за эту дверь.

Его рот открылся и снова закрылся. Когда он говорил таким тоном с солдатами Тоскани и их помощниками, они чуть не ссались от страха. Когда он хмуро смотрел на людей, которых выслеживал, те дрожали от ужаса. Но Грейс, меньше его ростом, четверть его силы, великолепно обнажённая рядом с его кроватью, не принимала его дерьмо, и он никогда в жизни не был так возбуждён.

— Ничего не происходит без моего согласия. — Это было всё, что он собирался ей сказать, и даже это откровение прозвучало сквозь стиснутые зубы.

— Кинк (*Kink, в буквальном переводе — странность, отклонение, ненормальность. Обычно это явление носит эротический оттенок, то есть кинк — это особо возбуждающая ненормальность, в чём бы она ни выражалась. Прим. перев.)? — Выражение её лица стало задумчивым.

— Чёрт возьми, нет.

Она хотела большего, и он мог видеть, как внутренняя борьба отражается на её лице, но, к счастью, она сдержалась и забралась в постель рядом с ним.

— Тебе лучше не знакомить меня с тем, кто сделал это с тобой.

Её свирепое выражение лица и угрожающие слова заставили его рассмеяться.

— Я никогда больше не поверю тебе, когда ты скажешь мне, что ты против насилия, cara mia (*дорогая моя, итал., прим. перев.).

— Не тогда, когда кто-то, о ком я забочусь, ранен.

Блядь. Её забота заставила его сердце сжаться в груди. Она заботилась о нём. Это было больше, чем он когда-либо надеялся в ту ночь, когда она убежала, больше, чем он мечтал в последующие годы одиночества.

— Иди сюда, Грейси. — Улыбка тронула уголки его губ. — У меня есть ещё кое-что, что болит, и ты можешь поцелуем прогнать боль.

— Опять? — Она переползла через кровать и оседлала его бедра. — Я не думала, что ты…

— Я что? — Он накрыл её грудь ладонями, крепко сжимая полушария.

— Будешь в состоянии сделать это снова так скоро. — Её ноги раздвинулись, и она покачала своей влажной киской над его членом, уже твёрдым как камень и снова готовым к ней.

— Почему нет? В моей постели самая сексуальная женщина в городе. И если я правильно помню, раньше это никогда не было проблемой. Раньше ты умоляла меня сделать перерыв. — Он выпятил грудь, гордясь своей юношеской выносливостью, и потянулся к тумбочке за презервативом.

— Ты… теперь старше.

— Что? — Он замер с пакетиком презерватива в зубах.

— Ну, тебе сейчас за тридцать… — Её щеки вспыхнули, и она опустила глаза.

— Господи Иисусе. — Он разорвал упаковку и надел презерватив, затем приподнял её, повернув бедра так, чтобы головка его члена просто проникла в неё. — Ты думаешь, я не смогу угнаться за тобой? Я всё такой же, как и тогда, и даже больше. Больше. Сильнее. Быстрее. И я могу трахаться всю грёбаную ночь напролёт.

Тело Грейс затряслось, и он приподнял её подбородок одним пальцем, чтобы увидеть, как она смеётся.

— Маленькая шалунья. Ты точно знаешь, куда вонзить нож.

— Я люблю тебя таким, — сказала она, проводя руками по его плечам. — Ты прекрасен. Неважно, сколько тебе лет…

Он прервал её поцелуем, когда вонзил свой член в её тёплое, влажное тепло. Грейс ахнула ему в рот, и он подтолкнул её вверх.

— Оседлай меня, dolcezza (*сладкая, итал., прим. перев.). Я хочу услышать, как ты кричишь, когда твой старик доставляет тебе удовольствие.

— Так романтично.

— Прямо сейчас я вне романтики. Ты такая чертовски горячая и влажная, я не могу думать ни о чём другом. — Он приподнял её и скользнул глубже, его бедра раздвинули её ноги шире.

— Это твоя вина. — Она откинулась назад, сжимая его член, её руки ласкали его грудь, и, чёрт возьми, это было самое горячее, что он когда-либо видел. — То, как ты прикасаешься ко мне, как ты говоришь со мной и смотришь на меня. Всё в тебе возбуждает меня.

И всё в ней возбуждало его. Теперь он понял, почему Чезаре говорил, что женщины делают мужчину слабым. Он бы умер за это — не только за сам акт, но и за связь с ней, которая превратила встречу из простого физического контакта в нечто, питающее его душу. Чезаре был опасен для его тела, но Грейс была опасна для его сердца.

Он взял её лицо в ладони и нежно поцеловал, создавая устойчивый, медленный ритм, который угрожал его самоконтролю.

Грейс извивалась на нём, её твёрдые соски тёрлись о его грудь.

— В прошлый раз мы делали это медленно, — пожаловалась она.

Да, они это сделали, но он не хотел торопиться. Он хотел снова изучить её тело, прежде чем взять так, как он действительно хотел — жёстко, дико и с полной самоотдачей.

Скользнув руками вниз, он сжал её попку, когда вошёл в её киску. Его средний палец все ближе и ближе подбирался к ложбинке между полушариями. Когда кончик его пальца коснулся её заднего входа, она замерла, и её киска сжалась вокруг него. Он продолжал в том же ритме, ожидая, пока её мышцы расслабятся, прежде чем он сделает это снова. На третьем подходе он слизнул её влагу и нежно нарисовал круги над её анусом.

— Рокко? — Её голос был тонким от неуверенности, но тяжёлым от желания.

— Я хочу тебя здесь, Грейси.

— Мы никогда не делали этого раньше.

Он не хотел задавать следующий вопрос, но ему нужно было знать.

— У тебя когда-нибудь был мужчина в заднице?

— Нет. — Её голос был таким тихим, когда она ответила, что он чуть не пропустил ответ. Удовлетворённое рычание сорвалось с его губ. Он был для неё первым, и теперь он будет первым мужчиной в её самом интимном месте. Грейси будет принадлежать ему. Во всех отношениях она могла принадлежать ему.

— Я собираюсь сделать так, чтобы тебе было хорошо, как в твой первый раз. Тебе понравится, когда я буду у тебя в заднице.

— Мне нравятся твои грязные разговоры. — Она одарила его полуулыбкой.

— У меня куча грязных дел в ожидании моей девушки.

— Твоя девушка любит грязное. — Грейс приподнялась и наклонила бедра, потираясь клитором о его лобковую кость, пока крутила соски между большим и указательным пальцами.